— Но ее кровь все же лучше твоей — смеси крысиной, змеиной и в придачу блошиной, тараканьей и клопиной крови.
Будто во сне, Роби услышала, как Судья отдал приказ убить ее вместе с дочкой, и немедленно. Она не испытывала страха. Она закрыла глаза и ничего не увидела, никакого видения, но все равно ей совсем не было страшно. Она не знала, что может случиться, но верила в то, что ни она, ни ее дочь не умрут сегодня. Роби вновь повторила себе, что она наследница Ардуина, а Ардуин приказал высечь на стене свое предсказание, потому что видел живых потомков и их победы. Она и ее дети выживут. Она победит.
В этот момент пожилой воин с тяжелой золотой цепью на шее подошел к Роби. Он взял ее за плечо, потом вдруг повернул спиной и одним ударом меча разрубил веревки, крепко связывавшие ее руки. После чего приставил острие своего клинка к горлу палача, и тот мгновенно отпустил Эрброу. Роби бросилась к дочери и наконец-то смогла взять ее на руки. Девочка дрожала, но в который раз удержалась от плача.
Кавалерист встал между Роби и остальными.
Голос Судьи остался спокойным и холодным:
— Фоллио, граф Далигара, вы несколько поздно вспомнили о том, что вы предатель, не так ли?
— Да, поздно, — подтвердил тот, — слишком поздно. Непростительно поздно. Необратимо. Я давно уже потерял мою душу вместе с моей честью, и потому для меня будет облегчением потерять и жизнь, которую вы превратили в поток грязи и невинной крови. Каждый завтрашний день, становясь сегодняшним, не приносит с собой надежды, а лишь приближает смерть, от которой тоже не приходится ждать облегчения. Увязнув в трусости и лени, в глупой надежде на то, что таким образом можно избегнуть намного большего зла, убедив себя, что этим я помогаю строить новый, лучший мир, в котором когда-нибудь блеснет хоть слабый луч справедливости, я смотрел, как вы совершаете преступление за преступлением, и не вмешивался, превращаясь в вашего сообщника. Я тонул в грязи и в крови, следуя за вами, и чем глубже я увязал, тем труднее становилось выбраться. Боясь признаться самому себе, что я оказался соучастником ваших преступлений, я убедил себя в том, что верю в вас, что все это не ложь, не безумие. Я смотрел, как вы подло убивали Последнего Эльфа, и ничего не сделал, чтобы остановить вас, ведь отказаться от того, что его племя преступно, значило бы признать преступником самого себя, ставшего вашим пособником в уничтожении эльфов. Но я не буду смотреть, как вы убиваете женщину, которая ждет ребенка, и двухлетнюю девочку.
— Это имя Ардуина так на вас повлияло?
Кавалерист ненадолго задумался, перед тем как ответить.
— Да, — согласился он, — имя Ардуина.
— Неужели вы верите в этот вздор, что ведьма — его наследница?
— Ничто никогда не казалось мне более вероятным. Но даже если это и не так — достаточно лишь услышать имя достойного человека, чтобы вспомнить о том, что честь существует, что это не просто сказка, которую рассказывают на ночь детям, что порядочность — это не просто мечта, которую осмеивают за ее наивность. Я спасу эту женщину и этого ребенка или умру, пытаясь их спасти.
Просвистела стрела: тот же воин с разноцветным султаном, убивший Йорша, держал в руках лук. Стрела попала графу в шею. Он упал на землю перед Роби, и та выхватила его меч. По сравнению с мечом Йорша этот весил раз в десять больше. Роби едва удерживала его: она провела на ногах весь день, в одной ее руке была Эрброу, другой она сжимала меч.
Судья собственной персоной направил на нее своего коня и занес клинок. Роби знала, что у нее не хватит сил парировать удар.
Но страха все равно не было.
Неожиданно небо поменяло свой цвет: его закрыло что-то бело-голубое. Роби не сразу поняла, что на Судью напал морской орел. Ангкеель нашел их.
Подросший орленок закончил свое обучение и поспешил на поиски Эрброу, которая всегда была светом его очей, самым важным существом в его жизни. По лицу Судьи текла кровь, и Роби всем сердцем надеялась, что Ангкеель выклюет ему глаза. Увы, орленку не хватало еще опыта и уверенности в полете, и Судье с помощью двух кавалеристов удалось отогнать его.
И тут невдалеке послышались дикие вопли.
Вершины холмов почернели.
Орки, о которых предупреждал Йорш, не заставили себя долго ждать.
Казалось, они плохо помнили о том, что Судья был их союзником. Орда вооруженных орков неслась на отряд кавалеристов.
Судья дал приказ отступать, немедленно, сейчас же. Он пришпорил своего прекрасного сивого скакуна и помчался прочь от орков и от орла; тот не стал его преследовать, а устроился на плече Роби, рядом с Эрброу. За считанные секунды воины кавалерии Далигара вскочили в седла и пустились галопом.
— На север! — крикнул Судья-администратор.
— На север? — переспросил кто-то. — Разве мы не возвращаемся в Далигар?
— Это слишком рискованно! Мы едем на север, в Алил, в горы. Алил неприступен, это Город-Сокол. Моя дочь Аврора уже там, в безопасности. Сейчас мы не можем думать о Далигаре, пусть сами выкручиваются. Мы вернем его позже, когда вновь наладим дипломатические отношения с орками. Освобождением Варила Проклятый Эльф натравил на нас орков… Один из вас, самый молодой, пусть скачет в Далигар, чтобы предупредить придворных и гарнизон. Они должны в кратчайшие сроки покинуть город и перебраться в Алил.
Голос Судьи растворился вдали.
Кавалеристы помчались за ним. Кто-то попытался было потащить за собой Энстриила, но тот смог освободиться, поднявшись на дыбы, после чего опять вернулся к кострищу. О Роби все вдруг позабыли. В нее полетело лишь несколько одиноких стрел, и она повалилась на землю, закрывая собой Эрброу и делая вид, что убита. Вокруг никого больше не было. В спешке спасая свою драгоценную жизнь, Судья, видимо, решил предоставить их казнь оркам. Роби спокойно могла бежать.
Она выронила слишком тяжелый для нее меч графа Далигара и наклонилась над его телом. Джастрин бросился обнимать Эрброу. Ангкеель хлопал крыльями от радости.
— Глупая курица, — прошептала Роби, с трудом сдерживая слезы ярости и боли, которыми вновь наполнились ее глаза, — не могла ты прилететь раньше?
Глупости. Ангкеель не смог бы спасти Йорша. Зато он только что спас ее. Роби проглотила слезы и погладила молодого орла по голове. Присутствие Ангкееля успокоило Эрброу, которая крепко обняла своего верного друга, а потом, глядя на Роби, стала делать какие-то странные жесты: сначала указывала на крылья Ангкееля, потом обводила руками все вокруг. Малышка повторила это несколько раз.
Граф был еще жив. Несмотря на стрелу, торчавшую из горла, и лужу крови, расползавшуюся вокруг него, он все-таки пытался говорить:
— Госпожа, я прошу у вас прощения… Я прошу у вас прощения… Умоляю вас… если вы можете… вы… наследница Ардуина… спасите Далигар… спасите мой город… Эти преступники, эти безумцы, они покинули его… Далигар, как и я, запятнал себя трусостью, но он не должен погибнуть… Возьмите мою цепь… на ней гербы графства… Они дадут вам необходимую власть…
Граф умер. Роби закрыла ему глаза. Ей снова, в который раз, захотелось расплакаться, разрыдаться и не переставать, пока она не умрет, но она опять сдержалась и отогнала эту мысль. Она не будет плакать.
Сейчас нужно спасать детей.
Время слез еще настанет. Может, позже. После войны.
До того времени глаза ее останутся сухими и душа обернется камнем.
Сейчас она должна вернуться в Эрброу, домой. Вернуться в свою хижину на берегу моря, где шум прибоя сольется с ее памятью о Йорше, но и тогда она не сможет плакать. Может, позже. После войны.
Она должна набраться сил, родить второго ребенка и подготовиться к своей войне.
Она будет сражаться. Она завоюет весь мир, чтобы ее детям было где жить, и изменит его так, чтобы они смогли жить без ненависти и преследований. Она никого не пощадит на своем пути, как никто не пощадил Йорша.
Милосердие умерло вместе с племенем эльфов.
— Роби, — заныл Джастрин, — идем домой?
Роби подняла глаза. Войско орков уклонилось к западу, и его фланг находился теперь слишком близко к ущелью Арстрид.
Ее истомившееся сердце сжалось от ужаса.
Они не могли бежать в этом направлении у орков на виду — это было бы чистым самоубийством. Единственным выходом для них было подняться выше по склону, в тень скал, где их никто не заметил бы и не стал бы преследовать, и пробраться по краю ущелья к водопаду, но с ее животом об этом не стоило и думать. Тем более что Эрброу была еще слишком маленькой, не говоря уж о слабых ногах Джастрина. Кроме того, невозможно пройти совсем незамеченным, если над головой у тебя постоянно кружит орел.
Она не могла вернуться домой.
Эти слова начали вертеться в ее голове, как какой-то навязчивый припев. Она не могла вернуться домой.
