— Непростительно. Совершенно непростительно! — повторял он по несколько раз в день, на что мама отвечала своей веселой и безмятежной улыбкой.
Эрброу задавалась вопросом, могло ли быть так, что лишь она одна видела, насколько фальшива мамина улыбка, насколько огромен и глубок ее ледяной страх, который притуплял в ней даже желание задушить Джастрина собственными руками (а оно неизменно появлялось у мамы от всех этих его расспросов).
По ночам Эрброу засыпала между мамой с одной стороны и огнем очага с другой — так ей было тепло всю ночь. Конечно, было бы куда лучше засыпать между мамой и папой, но папы больше не было, и приходилось как-то выкручиваться. Зато с тех пор, как они открыли пещеры Столешницы, у них появились большие куски теплой ткани, которые назывались одеялами. Им с мамой тоже достался один такой кусок — темного цвета, толстый, мягкий и шершавый одновременно.
В первую ночь новолуния, когда тоненький серп луны блестел по ту сторону узкого окна, Эрброу вдруг проснулась, вся дрожа от страшного холода, который пробирал ее до костей. Она протянула руку, чтобы накрыться одеялом, и посмотрела на угли, чтобы понять, давно ли потух огонь, но с ужасом увидела, что уже была укрыта одеялом и что огонь все еще потрескивал в очаге. Она поняла, что это был не холод, а ненависть. Эрброу повернулась и заметила рядом с собой тень Человека Ненависти, но не успела произнести ни звука, как ей на голову набросили что-то вроде капюшона, и она больше ничего не могла видеть. У ее горла появилось что-то холодное и плохое.
— Стой на месте, и ни звука, а то твоей дочке придется худо, — прошептал чей-то голос, медленный и холодный. Эрброу не знала этого голоса. Кто-то говорил с ее мамой, но это был не Человек Ненависти и не тот, кто держал что-то плохое у ее горла.
— Спокойно, Эрброу, — тихо сказала мама. — У твоего горла нож. Стой спокойно и не плачь.
— А с калекой что делать, кавалер Арньоло? — спросил Человек Ненависти.
— С калекой? Мы возьмем его с собой, Морон. Да, это самое лучшее… — снова сказал бесстрастный, холодный голос, который, должно быть, принадлежал человеку по имени Кавалер Арньоло. — Прихвати-ка и корону, что возле очага. Она была на голове этой ведьмы, когда та сбежала. Плющ — это символ эльфов, наверняка в ней есть какие-нибудь волшебные силы. Судья будет рад, а этой «даме» она точно больше не понадобится. Миру не нужна королева-ведьма, которая в придачу связалась с эльфом. Хороший мы ему устроим сюрприз, вашему возлюбленному Эльфу, Проклятому. Вот он обрадуется, когда увидит всю свою семейку!
К горлу Эрброу сильнее прижали плохую вещь и сделали ей больно.
— Джастрин, стой спокойно, молчи и делай все, что тебе скажут, иначе они убьют Эрброу, — невозмутимым голосом сказала мама.
Потом кто-то, от кого плохо пахло, взял девочку на руки и понес в холодную ночь.
Эрброу очень хотелось заплакать, но она сдержалась.
Глава двадцать седьмая
Йорш почувствовал, как холод пробежал у него по спине. Он был вне себя от ярости.
Вне себя от предательства, которое разрушило Мир Людей, и оттого, что возможность одержать победу, казалось, была так близко, а теперь снова терялась вдали.
Холод по спине — оттого, что он смутно чего-то опасался: может, у Судьи было что-то, чего он не учел, что от него ускользнуло?
Йорш заметил, что в Судье совсем не было страха.
Они не боялись его.
Но почему? Они должны были бояться!
Наконец он почувствовал едва различимый, как крошечный пузырек воздуха в бескрайнем море, страх Эрброу.
Его дочь была здесь.
Морон, этот подлый идиот, привел их к его семье: вот чем он выторговал себе звание старшины.
В своих горделивых мечтах о себе как о победоносном полководце Йорш не заметил присутствия Эрброу. Уверенность оглушила его.
Страх Йорша перешел в ужас.
Они схватили его дочь, она была здесь, недалеко от него, он не видел ее, но знал, что она близко. Теперь он явственно чувствовал весь ее страх, весь ее ужас. Он знал, что к ее горлу приставили нож и что только это удерживало ее в молчании, тогда как она всеми силами боролась с желанием позвать отца и разразиться наконец рыданиями.
Они могли сделать с ним все, что угодно, и потом сделать все, что угодно, с ней.
Он подумал о глупом высокомерии, с которым отказался от помощи капитана. Он оставил его освобождать Варил. Сейчас же Йорш всем сердцем надеялся, что капитан не послушался и последовал за ним.
Он обернулся, оглядывая силуэт холмов в свете луны и отчаянно желая увидеть зловещую тень наемника с его волком и с его непобедимой армией каторжных отбросов.
Силуэт холмов не изменился и не шелохнулся.
Капитан остался освобождать Варил.
Йорш был один.
— Это мы и без тебя поняли, — сказал Судья. — Более того: мы это предусмотрели.
Да, они всё предусмотрели.
— Отпустите мою дочь. Ей всего два года. Порядочные люди не сражаются с детьми, — медленно сказал Йорш. Ему удалось сохранить спокойствие: он не хотел, чтобы Эрброу услышала его дрожащий голос и испугалась еще больше.
— Твоя дочь — не двухлетний ребенок, а двухлетняя ведьма, разве не так? Стоит ли оставлять в живых существо, которому на роду написано быть не чем иным, как воплощением зла? Самое большее, что я могу для тебя сделать, — это обменять ее жизнь на твою. Она не получит свободы, но останется жить. Я сошлю ее и ее мать, ведьму, которая спуталась с тобой, в Северные горы. Их отправят в Алил, Город-Сокол. Там они никому не смогут навредить. Я позволю им жить. Я даю тебе мое слово. В обмен на это я желаю твоей смерти. Здесь и сейчас. Мы знаем, что ты можешь позволить стрелам ранить тебя, не так ли? Вот и позволь. Это нетрудно. Только так мы сможем договориться.
На Йорша нахлынули ярость, ненависть и отчаяние. Если бы его ненависть могла убивать, никого из его врагов не осталось бы в живых. Он собрался с мыслями. Его единственным оружием оставались разум и слово.
— Сейчас неподходящий момент, — стараясь сохранять невозмутимость, ответил он. В его голосе на одно мгновение послышалась нота неуверенности, но он продолжал говорить как старший: — Враг у порога. Орки…
— Враг — это ты, мерзкий эльф, — перебил его Судья.
— Враг — это орки, и только вместе мы сможем остановить их…
— Когда ты подохнешь, я смогу гарантировать оркам мою лояльность и таким образом предотвращу их нападение. А если и не получится, то я, по крайней мере, буду знать, что истребил всех эльфов. Хоть в этом я добьюсь своей цели!
Невыносимый для Йорша звук прервал Судью: Эрброу наконец разразилась рыданиями. Слезы, сдерживаемые несколько дней подряд, подавляемый страх, ужас — все это вылилось в громкие судорожные всхлипывания. Судья рассмеялся. Круг солдат раздвинулся, и в его центре показались Эрброу и Роби. Роби тоже была здесь! Эрброу держал на руках мужчина с голым торсом и покрытой черным капюшоном головой — один из палачей Далигара. Его дочка в лапах палача Далигара! Железные мускулы огромных рук еще страшнее подчеркивали по-детски пухлое личико и маленькие ручки Эрброу. Палач держал острие ножа у горла девочки. Роби лежала на земле со связанными за спиной руками. Ей наголо обрили голову. Черных кудрей, в которые Йорш любил запускать пальцы и которые были первым, что он видел при пробуждении каждое утро, больше не было.
— У нас и женщина, которая живет с тобой, — послышался голос Судьи. — Мы привели в порядок ее волосы — теперь они больше подходят той, что связалась с эльфом.
Роби подняла глаза на Йорша, и взгляды их встретились. Рядом с ней лежал Джастрин. Он последовал примеру Эрброу и тоже начал всхлипывать.
Йорш пытался придумать, что сказать, что сделать, но ему ничего не приходило в голову. Небо оставалось пустым. Йорш попытался молиться, но боги, если они и существовали, интересовались его судьбой не больше, чем когда-то — судьбой всего его племени.
— Освободите мою жену и отдайте ей мою дочь, — сказал он.
— Не говори глупостей, — ответил Судья. — Может, ты не понял, последний из эльфийских принцев, но тебе больше нечем торговаться. Я не желаю рисковать. У тебя слишком много волшебной силы. Или уже нет?
Йорш еще раз встретился глазами с Роби. Может, если бы он сумел раскалить рукоятку короткого меча, который держал у горла его дочери палач, тогда…
Тогда… может быть… он мог бы…
Ничего не произошло.
У него больше не было волшебных сил. Йорш позабыл о том, что силы эльфов исчезают, когда они окружены болью и презрением. Особенно не выносят они страданий. У него больше не было сил, они исчезли, испарились, пропали. Его мать потеряла все волшебные силы после смерти его отца. Его бабушка была не в состоянии даже зажечь огонь, после того как похоронила свою дочь.
