— Досталось за Эльзу, — уверенно сказал Сергей Васильевич.
Федор утвердительно покивал.
— А крест где? — спросил Непейцын, заметив отсутствие Георгия в петлице кафтана.
Федор показал рукой за пазуху.
— С такой рожей и крест носить неудобно?
Через трое суток обозначилось, что выбитыми оказались только два боковых зуба, распухли губы и нос. На биваке Сергей Васильевич услышал, как фельдфебель говорил:
— Мы только еще воевать идем, а ты, кавалер, уж наглядно от врага пострадал.
На что последовал сиплый ответ:
— Так их четверо, и все — что твой правофланговый… Ну и я, верь, на их не молился…
* * *
На одном из ночлегов у генерала Потемкина ужинал командир дивизии Ермолов, и на другой день офицеры обсуждали привезенную им новость: в главную квартиру прибыли два иностранца, тотчас зачисленные на русскую службу. Первый — генерал Моро, почитался когда-то соперником Наполеона, был изгнан им из Франции и теперь приглашен императором Александром в качестве советчика. Другой — генерал Жомини, автор сочинений по военному искусству, служил всю жизнь в армии Наполеона, а недавно явился на наши аванпосты и предложил услуги союзникам.
— Что думаете, Семен Григорьевич, о новых наших генералах? — спросил Непейцын в этот вечер Краснокутского.
— Вы слышали, как Моро наша молодежь нынче Кариоланом, на Рим идущим, называла? — ответил штабс-капитан. — И дельно, по-моему. Он республиканцем себя славил и Наполеона в узурпаторстве упрекал. Так как же теперь с чужими монархами стакнулся? Или думает, что они Францию к республике возвратят? Значит, из чувств личных против родины воюет… А Жомини просто крыса, бегущая с тонущего корабля. Год назад французским губернатором Смоленска состоял, а ныне наш мундир натянет. Но еще важнее — надо ли в них советчиков искать? Ведь давно сказано: «У семи нянек дитя без глаз»…
* * *
Перейдя Богемские горы, союзные войска 13 августа подступили к Дрездену, около которого находился слабый корпус Сен-Сира. Царь и прусский король настаивали на немедленной атаке. Австрийский фельдмаршал Шварценберг соглашался наступать только после подхода всех войск. Бой начался ненастным днем 14 августа, в середине которого к Дрездену подошел Наполеон с главной армией. Весь день 15-го под непрерывным дождем продолжалось сражение. К вечеру Шварценберг заявил, что у его частей не хватает боеприпасов, и настоял на отступлении в Богемию.
Это движение огромной армии по размытым дождем горным дорогам грозило стать гибельным. Еще 13 августа, с похода, Наполеон направил сорокатысячный отряд Вандама к Кенигштейну, где, переправившись через Эльбу, он должен был занять главную дорогу, ведущую от Дрездена в Богемию, именно на случай отступления союзников. Вандаму противостоял русский корпус в десять тысяч штыков, с рассвета дотемна 14-го отбивавший атаки французов. Корпусной командир доносил императору о превосходстве сил противника. Его подкрепили только ненужной в горах кавалерией, но послали начальствовать здесь героя многих боев генерала Остерман-Толстого. Однако и он 15-го не выдержал бы натиска Вандама, если бы этой ночью не подошла спешившая к Дрездену 1-я гвардейская пехотная дивизия. Ее отборным полкам предстояло оправдать свою столетнюю боевую славу.
* * *
Под вечер 14 августа семеновцы миновали деревню Гизгюбель. За этот день прошли двадцать верст, перевалили через хребет, и люди едва передвигали ноги. Полк тянулся под непрерывным дождем, давно пропитавшим шинели, легшим парной сыростью на спины, натруженные ранцами. Ждали приказа стать на ночлег и варить пищу.
Узкая каменистая дорога шла лесом. Нередко мохнатые ветви сосен нависали над фланговыми солдатами, цеплялись за штыки. А одна темная лапа задела за кивер ехавшего перед ротой Непейцына и щедро окропила руки и лицо холодной водой.
— Да, господин полковник, тут не то, что в гостиной красавице аккомпанировать, — сказал рядом веселый молодой голос, и поручик Чичерин, взявшись за стремянной ремень, пошел рядом. По его короткой бурке сбегала вода, ноги чуть не до колен облепила грязь.
— Отчего не сядете на коня? — спросил Непейцын.
— Во-первых, я устал не больше их, — кивнул Чичерин на солдат. — А во-вторых, конь мой и человек с повозочкой на подъеме отстали. Но я пришел попросить у вас сухого табаку. От огорчения, что нас всё берегут, закурил, кажись, по-настоящему…
— Да, не велика честь этак в гвардии служить, — поддакнул плетущийся рядом Якушкин. — Для парадов нас, видно, назначили. Измайловцы и финляндцы хоть под Бородином дрались, а мы награды получаем, в резерве стоя. Неужто и под Дрезденом то же будет?
— Одна надежда на Вандама, — сказал Чичерин, набивая трубку.
— А что?..
— Да проезжал давеча адъютант и сказывал, будто от пленных дознались, что генерал Вандам с четырьмя дивизиями послан дороги через горы перерезать на случай отступления нашей главной армии. Будто нонче с утра он наш слабый заслон где-то впереди теснит. И за успех ему маршальский жезл обещан.
— То-то я будто пушки слышу, — сказал Краснокутский. — До Дрездена еще верст двадцать, а где-то недалече палят…
— Значит, Вандам жезл добывает, — беззаботно заключил Чичерин и отстал, чтобы примкнуть к своей роте.
Уже в темноте дивизия присоединилась к войскам 2-го корпуса близ городка Пирна и утром выстроилась во второй боевой линии. Но 15 августа, против ожидания, Вандам не начинал дела. Зато с севера, от Дрездена, отчетливо доносилась мощная канонада. В сумерках разрешили развести костры. Дождь моросил не переставая, и они плохо горели. Сварить что-нибудь было невозможно. Солдаты жевали сухари и дремали, сморенные усталостью.
На рассвете Непейцына разбудил Федор:
— Сергей Васильевич, к генералу требуют. Роты без барабана в ружье становятся…
В палатке Потемкина собрались штаб-офицеры полка.
— Господа! — сказал Яков Алексеевич. — Я только что от графа Остермана-Толстого. Наша армия отходит от Дрездена обратно в Богемию по самой верхней дороге. Ежели допустить Вандама, который вот-вот также о сем узнает, занять Теплиц, то он встретит огнем и штыками наших, спускающихся с гор и утомленных двухдневным сражением и ночным переходом, в то время как Наполеон будет теснить их с тыла. Генерал Остерман решился пробиться к Теплицу и не допускать туда Вандама, чем обеспечится спокойное движение нашей армии. — Потемкин сделал короткую паузу. — Первый и второй батальоны идут с генералом Остерманом. Третий — в арьергарде генерала Ермолова. Прошу отправляться к местам и пояснить обер-офицерам задачу. Выступаем через полчаса…
Первые семь-восемь верст шли без заминки.
Первые семь-восемь верст шли без заминки. Слева, у Кричвица и Гросс-Котты, грохотали пушки — полки второго корпуса и арьергард Ермолова отбивали французов от большой дороги. Впереди снова встали по обеим сторонам пути огромные сосны.
— Неужто французы тут нас не встретят, когда в лесном дефиле стиснуты окажемся? — сказал Краснокутский.
И как бы отвечая ему, впереди раскатились ружейные залпы. Шедший головным Преображенский полк с криком «ура» рванулся вперед. Семеновцы беглым шагом устремились следом.
Сергей Васильевич мельком увидел вчерашние нависшие ветви, постройки Гизгюбеля, убитых и раненых на дороге. Пробежав еще с версту, остановились. Вперед проскакал с несколькими офицерами Остерман-Толстой. Стройно ответили ему преображенцы.
Оглядывая роты, назад проехал командир батальона полковник Ефимович. Придержал коня и сказал:
— Сейчас, Сергей Васильевич, мы преображенцев сменим!
И верно, когда двинулись, Преображенский полк, подавшись на край дороги, уступил семеновцам место во главе колонны.
Возвращаясь, Ефимович опять задержал коня около Непейцына.
— За нами все двадцать орудий гвардейской пешей артиллерии. Кишкой, по одному тянутся, — сказал он. — Отобьют их — сраму не оберемся. Я Броглио послал с двумя ротами по горам лесом идти, а нам с вами тут, если что, лечь придется.
Распоряжение Ефимовича оказалось правильным: стрелки князя Броглио, ведя бой в лесу, слева от дороги, не допускали французов помешать нашему движению. Только один раз, опять в лесной теснине, впереди показались синие мундиры.
— Ребята! Покажем, что не хуже преображенцев! — закричал Ефимович. — За мной! Ура!
— Ура! — кричал и Сергей Васильевич, дав шпору Голубю.
Но гренадерская рота уже смяла французов, и солдаты Непейцына только гнали их и кололи.
Вечером отряд Остермана, а за ним остатки 2-го корпуса и арьергард Ермолова дошли до деревни Петервальде и встали здесь, обратись фронтом к шедшему по пятам Вандаму. Врагов разделяла только широкая лощина. По обеим сторонам ее горели бивачные костры. Небо очистилось, русские и французы сушили одежду и варили пищу. Здесь Остерман получил известие, что главная армия еще не спустилась с Богемских гор. Значит, он должен продолжать отбиваться. Здесь же от пленных Вандам узнал, как малочисленный отряд — в пятнадцать тысяч человек — его сдерживает. По когда утром двинулся в наступление, перед ним отходили только егерские цепи. Пользуясь туманом, Остерман на рассвете увел свои полки дальше к Теплицу и остановил их перед селением Кульм.
