Юноша сначала побледнел, потом кровь бросилась ему в лицо, и он, всеми силами сдерживая рвущийся наружу гнев, выдавил:
– Хорошо.
Мирцея ухмыльнулась и, недобро глянув на стража, наставительно заметила:
– В разговоре с матерью Повелителя не повредит всегда добавлять «госпожа», если не желаешь заиметь кучу неприятностей. Хотя что с вас, слабоумных, взять… – И, легко стукнув в дверь, решительно шагнула в покои сына мимо оторопевших стражей.
Патарий развалился в кресле у небольшого столика и потягивал вино из золотого кубка. Взглянув на мать, он отвернулся. Мирцея прошла к столу и уселась в кресло напротив, внимательно разглядывая лицо сына. Все эти дни Патарий почти не покидал своей комнаты, проводя время в компании с кувшинами красного гахарского и сладкого густого антубийского. Он зарос густой щетиной и, судя по сальным волосам, не мылся со дня злополучного обеда.
Женщина поморщилась:
– Доброе утро, сынок! Лантары мне сказали, что ты очень занят. – Патарий бросил на неё яростный взгляд и уже собрался открыть рот, но Мирцея невозмутимо продолжила: – Врут ведь, паршивцы! И кому осмелились врать – матери Повелителя! И ведь посмели держать меня у твоей двери!
– Что вам угодно? Я не посылал за вами. И совершенно не желаю вас видеть!
Мирцея встала со своего кресла и, обойдя его, опёрлась о спинку:
– Это понятно. Но только дело не во мне, мой милый… Ты получил первый урок власти – Повелителя делает его окружение! И вместо того, чтобы хорошенько его усвоить, ты, как сопливый мальчишка, обиделся на всё и вся и забился в эту дыру, заливая свою обиду вином!
Лицо молодого человека пошло красными пятнами.
– Я не собираюсь выслушивать ваши нравоучения! Я – Повелитель Нумерии и обойдусь без чьих бы то ни было советов!
– Ты забыл добавить «пока»! Пока… ещё Повелитель Нумерии! Я думала, ты умнее, Патарий. Но теперь я вижу, как была неправа…
Тот исподлобья посмотрел на мать и выдавил сквозь зубы:
– Интересно, в чём?
– В том, что в постоянной борьбе за трон для Рубелия не уделяла должного внимания тебе. Не приложила всех усилий, чтобы научить тебя править. Это искусство, мой милый, и тот, кто не овладеет им в полной мере, в один прекрасный день проснётся в нижней камере Саркела… Или не проснётся вовсе, если упустит из виду второе правило власти.
Патарий потёр лоб и презрительно скривился:
– Я как-то не расположен сегодня разгадывать загадки…
– Вижу… хотя никакой загадки здесь нет. Повелитель, желающий не только вскочить на трон, но и усидеть на нём, обязан день и ночь быть настороже. Он должен знать, чем дышит, что ест и с кем спит каждый мало-мальски значимый человек в его государстве. И конечно же о чём болтают, а главное, о чём думают приближённые к нему люди. Только так он сможет остаться Повелителем.
Патарий молчал. Мирцея не прерывала этого тягостного раздумья, внимательно следя за выражением его лица. Наконец он шевельнулся и посмотрел на мать:
– Что-то случилось?
Мирцея обошла кресло и вновь уселась в него, расправив складки на пышной юбке:
– Слава Богам, пока ничего. Но… если ты продолжишь сидеть здесь, опустившийся, как портовый пьянчужка, будь уверен, случится. И весьма скоро! Сейчас тяжёлые времена, и стране нужен сильный мужчина, а не истеричный подросток, хлопающий дверью на каждое сказанное ему поперёк слово!
Патарий снова потянулся к кубку, но вдруг отдёрнул руку, резко встал и подошёл к окну. Постояв минуту, он обернулся:
– Грасарий, наверно, злорадствует? Он ещё не всех министров скупил на корню?
– Не знаю. После смерти ребёнка он как-то потух, и его сейчас заботит одно – уберечь Динария любой ценой. А значит, может на время затаиться. И ты должен всегда держать в поле зрения этих двоих, чтобы они не смогли создать тебе новых проблем. И не дуйся на Тостина. Он, конечно, сволочь ещё та, но уж лучше иметь его в друзьях… Галигана сильно к себе не приближай, но и не отталкивай – этот бабник всё время должен чувствовать, что ещё чуть-чуть, и он точно станет твоим другом. Правда, я не уверена, что на него можно будет положиться.
Патарий с удивлением смотрел на мать:
– Такое ощущение, что вы даёте мне последние наставления. У вас всё в порядке… со здоровьем?
Мирцея ошарашенно взглянула на сына и вдруг рассмеялась:
– Боги милостивые! Надо же, я и не подумала, что со стороны это может так выглядеть! Ну… я не могу сказать, что всё совсем прекрасно, но относительно твоего отца – просто замечательно!
– Тогда к чему эти поучения? – Патарий натянуто улыбнулся.
– Дело в том, что я собралась уехать. В Гахар. И зашла предупредить тебя об этом.
– В Гахар? Сейчас? – Патарий удивлялся всё больше. – В такое неспокойное время…
– Там сейчас всё совершенно спокойно. А родные стены помогут мне быстрее прийти в себя после болезни. – Мирцея ненадолго замолчала, решая про себя, стоит ли говорить следующие слова. – К тому же ты ведь сам не очень хочешь, чтобы я путалась у тебя под ногами.
Патарий с интересом разглядывал рисунок на ткани, которой были обтянуты стены его покоев. Мирцея с замиранием сердца ждала, что сейчас ответит ей сын. Стоит ему только попросить, только намекнуть, чтобы она осталась…
– Пожалуй, так будет лучше всего. Когда ты планируешь отправиться?
Сердце сжалось в холодный комок, но она заставила себя улыбнуться:
– Через пару дней. Да, я хочу взять с собой Рустия. Пусть подышит гахарским воздухом и немного развеется. Он тут совсем от рук отбился, пора хоть как-то заняться его воспитанием.
Патарий кивнул. Уже в дверях Мирцея обернулась:
– Надеюсь увидеться с тобой за ужином, мой мальчик.
Влетев в свою комнату, она бросила испуганно взглянувшей на неё прислужнице:
– Быстро найди и приведи Рустия!
Мальчишку отыскали только через час и в совершенно неожиданном месте – в читальне. С ногами забравшись на диван, он увлечённо читал какую-то толстую книжку. Увидев запыхавшуюся прислужницу матери, Рустий скорчил недовольную рожу и, захлопнув книгу, вразвалочку отправился за ней.
Мирцея ласково улыбнулась при виде сына, обняла его и прижала к груди вихрастую голову. Рустий напрягся, пытаясь отстраниться, но мать уселась на диван и усадила его рядом:
– Я хочу поговорить с тобой об одном деле… – Мирцея не закончила фразы, страшно удивившись реакции мальчика на её слова. Рустий вздрогнул, побледнел и уставился в одну точку остановившимся взглядом. – Что-то случилось, дорогой? Тебя кто-то посмел обидеть?
Говоря это, она взяла его судорожно сжатую руку в свои ладони, и чуть не задохнулась. В её сознании вдруг начали вспыхивать яркие картины, с бешеной скоростью проносившиеся перед её внутренним взором. То, что она увидела, заставило её содрогнуться. Её маленький сын, её последыш, которого она любила, как никого другого в этом мире, оказался хладнокровным убийцей…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
