Адъютант вышел наружу, широко улыбнулся и протянул руки, будто встретил драгоценнейшего из людей.
— А, Аргылов! Чего надо? Откуда взялись?
Знал Томмот, почему адъютант так неуёмно ласков с Валерием. С недавних пор, когда Валерий подарил ему вот эти его длинные курумы из шкуры харгина и шапку из лап лисиц-сиводушек, они стали друзьями не разлей вода.
— Привезли из Амги боеприпасы. Полковник Андерс наказывал мне лично донести об этом начальнику штаба.
— Послушай, дружище. Я бы посоветовал вам обоим не показываться на глаза командующему. С тех пор как стало известно о выходе красного отряда из Чурапчи, генерал рвёт и мечет. А полковник Леонов сейчас как раз на совещании у командующего. Дела в общем-то неважные. Вчера отряду Курашова устроили засаду в Арылахе, да, видно, их предупредил кто-то, свернули на другую дорогу. Напрасно мёрзли всю ночь под звёздами.
«Дело рук Охоноона!» — с благодарностью подумал о старике Томмот.
Узнав, что генерал в этой палатке, Валерий поблагодарил про себя постового, что тот не пропустил его.
— Что же мне делать вот с этим? — нетерпеливо спросил он и указал на свой обоз.
— Я вызвал полковника Рейнгардта, он сейчас подойдёт. Скажи ему, он распорядится. Ну, меня хватятся!
Едва поручик исчез в палатке, появился полковник Рейнгардт.
Валерий пошёл ему наперерез.
— Брат полковник, мы привезли боеприпасы. Немедленно должны поехать назад. Полковник Андерс велел у вас узнать, что требуется.
— Пулемётные ленты привезли?
— Есть.
Валерий протянул ему сопроводительную бумагу. Быстро пробежав бумагу глазами, Рейнгардт подписал её на своём планшете и отдал назад.
— Три подводы разгрузите здесь. Прапорщик! Берите этих людей, обойдите цепь и раздайте всем боеприпасы. Быстро!
— Слушаюсь! — словно возник из-под земли и вытянулся перед полковником в струнку молодой худощавый прапорщик. Он повернулся к Аргылову: — Берите две подводы — и за мной!
— Я останусь разгружать тут, — сказал Валерий Томмоту и шёпотом добавил: — Побыстрей там, надо проваливать отсюда.
Томмот с прапорщиком двинулись вдоль цепи лежащих в засаде людей, оставляя где пулемётные ленты, где ящики с патронами. Объехав всю цепь, они возвращались уже, когда Томмота окликнули:
— Чычахов! Я Лэкес! Здесь я!
— Чего ему надо? — спросил прапорщик, не поняв по-якутски.
— Говорит, в винтовке заело патрон. Просит помочь.
— Ладно, сходи. Я подожду там.
Глубоко зарывшись в снег возле толстого пня, Лэкес, не попадая зуб на зуб, встретил Томмота жалобой:
— Смотри вот — не взяли меня с собой, так пригнали меня сюда.
— А чем лучше участвовать в грабеже людей? Воевать легче…
Лэкес промолчал.
— Когда-то ты говорил, что не станешь стрелять в ревкомовцев. Но, кажется, стрелять тебе придётся. В тех, среди которых и твой Силип.
— Тише! По обе стороны от меня лежат истые собаки. Но стрелять всё равно не стану.
— Дай сюда ружьё, — Томмот залацкал затвором винтовки. — Заставят стрелять.
— Всё равно не стану! Чычахов, прошу тебя, возьми меня с собой… — Голос у парня задрожал и пресёкся.
— Мне сейчас в слободу.
— Умоляю…
— Боишься?
— Да не боюсь я, ненавижу их… — Лэкес прикусил губу. — Возьми меня с собой…
— Нельзя, Лэкес! Ты должен остаться здесь.
— З-зачем?
Томмот испытующе глянул на Лэкеса и, решившись, приник к нему:
— Сегодня решающий день. Сегодня каждый покажет каждому — кто он. Помнишь, ты мне сказал, что я не белый? Я и правда не белый.
— Чычахов! — восхищённо пробормотал Лэкес. — Я сказал тогда без задних мыслей… Так сболтнул…
— Лэкес, сейчас нет времени на эти разговоры. Говори прямо: хочешь ли ты помочь красным?
— Хочу!
— Тогда улучи момент и перебеги. Там расскажешь об этой засаде.
— Не дадут такой возможности. Давеча хотел сходить в лес по нужде — вернули. Никого в сторону леса не пропускают.
— А ночью, в темноте?
— Ночью группируют по три-четыре человека.
— Тогда вот что. Как заметишь приближение красных, сразу начинай палить. Чтобы предупредить их.
— Х-хорошо…
— Не боишься? Схватят, пощады не жди!
— Пусть!
Где-то сверху, с увала, Томмота окликнул прапорщик:
— Эй! Где ты там? Побыстрей!
Томмот протянул парню винтовку, ободряюще коснулся его плеча:
— Надеюсь на тебя!
— Надейся! — твёрдо ответил парень.
— Лэкес, вернётся твой ревкомовец Силип, пошлёт тебя на учёбу. Будем учиться вместе в Якутске. Ты понял?
— Понял!
Ах, как захотелось Томмоту сорваться по снежному целику в бег, скрыться в лесной чаще и добраться до своих! Только нельзя, никак нельзя! Дадут отойти шагов на десять — двадцать и изрешетят пулями. Где сейчас этот старик Охоноон? Он мог бы уже вернуться и вести тут наблюдение! А что, если ему, Томмоту, остаться тут на ночь, вызвавшись участвовать в бою? Ночью было бы сподручней бежать. Только оставит ли его тут Валерий — вот что сомнительно. Или попросить разрешения у Рейнгардта? Только как же тогда побег с Артемьевым на восток? Но об этом можно подумать позже, а сейчас надо как можно скорее предпринять что-нибудь. Если сработает западня, устроенная красным, не известно, как пойдут события дальше. Нет, надо на что-то решиться…
Подъезжая к палатке, Томмот невдалеке за деревьями увидел беседующих Валерия и Артемьева.
— …а вдруг они одержат верх? — донеслись до него последние слова Валерия.
— Здравствуйте, Михаил Константинович, — подошёл Томмот.
Артемьев чуть заметно кивнул.
Свидетель в этом разговоре был явно ему не нужен. Томмот почтительно отошёл, однако не настолько, чтобы ничего не слышать. Артемьев был возбуждён. Судя по отрывкам их разговора, Артемьев настойчиво убеждал Валерия в том, что исход предстоящего боя ничего уже не значит. Если белые и победят, то лишь оттянут свой конец на несколько суток. Генерал Ракитин, имея двести пятьдесят человек, напал в Тюнгюлях на гарнизон красных в шестьдесят человек и был разбит. Артемьев настаивал на отъезде как можно скорее, они встретятся в условленном месте. И скорей, скорей, потому что завтра красные могут уже перекрыть дорогу.
— Но если всё предрешено, зачем же напрасно проливать кровь? Не лучше ли отступить сразу?
— Ни в коем случае! — возразил Артемьев. — Тебе что, жалко пепеляевцев, которые драпают в Японию? Пусть воюют! Пусть они побольше уничтожат большевиков, нам потом будет легче.
— Михаил Константинович, — вышагнул вперёд Томмот. — Хочу принять участие в бою. До сих пор не удалось побывать ни в одном сражении.
— Глупости! — оборвал его Артемьев. — Поезжай вот с Аргыловым! — Однако, увидев опущенные глаза парня, добавил чуть мягче: — Боёв ещё хватит и на твою долю. Аргылов, захвати с собой Харлампия. Он будет понадёжней того недоумка. И спешите, спешите!
Откинулся полог палатки, и наружу выглянул человек, заросший щетиной, с отвислыми дряблыми щеками. Он сделал несколько жадных глотков морозного воздуха и опять скрылся. «Да это же Пепеляев! — удивился Томмот. — Как может измениться человек за несколько суток!»
Заметно темнело, затушевывались очертания деревьев вблизи, скрадывались дали. Валерий поехал первым, Томмот в середине, замыкал обоз Харлампий. Они переваливали через небольшой перелесок, когда спереди донеслась брань Валерия:
— У тебя что, глаза вытекли? Не видишь, что люди едут?
— Как мы можем сворачивать с грузом! Вы же порожняком…
Голос Прошки! Томмот вынул из кармана блокнот, карандашом наспех набросал план аласа, где белые устроили засаду, отметил расположение цепей белых и где. установлены пулемёты. Оторвав листик, он положил его в наружный карман.
Валерий зарысил дальше.
Тронув коня, Томмот резко вывернул его поперёк дороги, рассчитывая зацепить встречного коня. Глухо столкнулись оглобли, заскрипела сбруя, взвизгнули озлобленные кони.
— Ты что, и вправду слепой?..
Томмот сошёл с саней и пошёл вперёд.
— Чего опять остановились? — сзади крикнул Харлампий и, не дожидаясь ответа, пустил коня обок с другой стороны.
Прошка стоял возле своего коня, поправляя сбившуюся сбрую.
— Пепеляев устроил засаду около Билистяха, в Сырдахе, — торопливо зашептал Томмот. — Прошка, этой ночью ты должен перебежать к красным и предупредить их. Будь осторожен, белые приняли особые меры. Они знают, что кто-то осведомляет красных…
— Ладно. Передашь моим, что я в далёкой отлучке…
— Держи. Я тут набросал план местности, расположение цепей и пулемётов…
— Хе-хе… Я спешил к тебе, Прошка, на помощь, думал, вы уже на кулаки перешли. А они — ан!.. — мирненько перешептываются. Прошка, не оделишься ли кусочком бумаги? Замучился с куревом, потерял где-то трубку.
— Потом, потом! — засуетился вокруг коня Прошка.
— В другой раз шею сверну! — погрозил Прошке Томмот.
