ни своим родным. Прикованная к кровати, она мало чем отличается от погибшего Луань Фэнхуа. Различие было лишь одно – у первой на лице запечатлелось многолетнее умиротворение, у второго – застывший ошеломленный взгляд страдальца.
– Старший последователь, каков будет ваш приказ? Хозяин не давал четких указаний, что делать с наследницей Востока.
Один из толпы последователей вышел в центр и без доли сомнения произнес:
– Мы не можем вернуться, не выполнив задания. Раз не нашли Двухсотлетнюю Хризантему, то сорвем этот юный цветок!
Услышав эти слова, У Чан заслонил собой девушку. Ему пришлось перешагнуть через тело усопшего владыки, и только тогда Луань Ай, подняв мокрое от слез лицо с выражением полной растерянности, заметила его. Изящный облик дивной восточной красавицы исчез вместе с некогда нежным персиковым цветом кожи и беспечным блеском в ее светлых глазах. Теперь ее лицо выглядело неприметно, даже болезненно: от сильных чувств его покрывали мелкие борозды, вдобавок оно все было перепачкано грязью и чужой кровью. Заприметив такую среди большой толпы – охваченную трагедией и громким безразборным плачем, – с ходу и не поймешь, что это та самая кроткая птичка Луань Ай. У Чан не мог более смотреть на нее и опустил взгляд.
Наследница, не выпуская руки отца, подползла и схватила У Чана за подол, но так ничего внятно и не произнесла. Горечь умоляющего взора подсказала У Чану, чего именно она желала: бедняжка была охвачена мыслью, что отцу еще можно было помочь, и спасение и впрямь прибыло. Однако любой тут был бы беспомощен: тело погибшего уже стало иссиня-бледным, а большое количество крови на земле свидетельствовало о том, что мучительная смерть произошла довольно давно. Оттого лицо У Чана наполнилось сожалением, и Луань Ай сильнее расплакалась, свесив голову. Вдруг среди ее всхлипов послышались слова:
– Он ценил свой народ… больше собственной жизни. Восхищался умом и великолепием своей супруги… сильнее, чем прирученная человеком птица свободным полетом. Лелеял дочь, – тон голоса Луань Ай с каждым словом становился громче. – Лишь по ее глупой просьбе мог влезть на стену, спасая выпавшего из гнезда птенца… Лишь по ее пустым переживаниям мог поломать копья голыми руками, защищая невинного… Лишь по одному ее рассказу мог не побояться поранить пальцы, вышивая сложное соцветие, что той приснилось в детстве! – в конце концов она прокричала: – Разве такой благодетельный и преданный человек, как мой отец, достоин такой участи? Почему вы не хотите ему помочь?!
– Не говорите так, – слыша ее слова, Мэн Чао всеми силами старался совладать со своими чувствами. Он выставил полыхающий лук, натянул тетиву и резко отпустил ее, целясь в небо. В толпе последователей культа Хоцзучжоу сначала проскочил смешок, а затем самозабвенный гогот заполнил пространство – Мэн Чао не вложил стрелу в тетиву и, как казалось хохочущему сброду, стрелял воздухом.
– Ай-я-я, растяпа…
– Мы здесь, перед тобой, ха-ха…
– Небеса-то тебе что сделали, что ты стреляешь в них?
Но не успели они успокоиться от смеха, как схватились за головы, закрывая уши. Грузные свинцовые облака над головами разразились нестерпимым писком или, как заключил У Чан, криком недовольной птицы. Небо затянуло алым сиянием, как перед бурей. Вдруг из него бушующим градом полился поток горящих стрел!
Мэн Чао вновь выкрикнул:
– Хосунъя!
И одна из сотен падающих стрел поменяла траекторию. Со свистом она направилась в его сторону и, соприкоснувшись с луком, снарядила оружие. Птичий крик утих, и Мэн Чао вновь натянул и отпустил тетиву. Стрела насквозь прошла через грудь Старшего из последователей культа и, вылетев из его спины, взмыла в небо. На лице мужчины застыл испуг, и он замертво упал на землю с видимой дырой в теле. Никто рядом с ним не успел и вскрикнуть от ужаса – град стрел в тот же миг обрушился на остальных. Парочка выживших бросилась на Мэн Чао с разных сторон, рассчитывая поставить его в тупик. Ведь не сможет же лучник поразить две мишени сразу?
У Чан уже намеревался встретить одного из последователей, вынув из ножен Сяньбай, однако, не успел он что-либо предпринять, как правая рука стоявшего впереди Мэн Чао вдруг запылала пуще прежнего. Языки пламени поутихли, и теперь он держал изогнутый клинок, красный блеск которого ослеплял глаза. Бросив взор на оголенное оружие, У Чан узнал – это же сабля с красной кисточкой на рукоятке, что висела на поясе Мэн Чао сегодня ночью.
Одним взмахом руки Мэн Чао очертил перед собой полукруг, и волна пламени пронеслась по земле. Даже те, что не планировали приближаться, оказались под ударом. Все до единого упали на землю и завопили от боли, хватаясь за угольки, ранее называемые ступнями.
У Луань Ай и У Чана пересохло в горле. Страшно и представить, что было бы, если бы пламя коснулось их. Но судя по виду Мэн Чао, он все контролировал. Из чуть менее десятка последователей осталось двое, их юноша настиг и поочередно насадил их на острие своего оружия.
Когда, казалось бы, опасность была устранена, Мэн Чао вдруг ни с того ни с сего остановился и взглянул на беспорядочные вспышки на холме. По-видимому, там на возвышенности развернулась очередная битва. Как некстати высокая растительность заслоняла обзор стоявшим внизу. У Чан вложил меч в ножны и тоже обратил внимание, предполагая, что именно туда направилась Ланьли после фразы: «Мне нужно срочно рассказать господину об этом!» А значит, там был самый главный враг.
У Чан сразу понял по устремленному взгляду Мэн Чао, что тот задумал: идя на поводу эмоций и преисполнившись силой, он решил ринуться в бой, который для него может стать последним. У Чан не мог допустить этого, он уже окликнул товарища, готовясь схватить его за руку, но тот лишь взглянул на него, словно в последний раз, и произнес загробным голосом:
– Защищай ее… Защищай, как я…
* * *
На вершине холма, откуда исходили огненные вспышки, Хоцзучжоу, довольствуясь тем, как ловко он гоняет своими заклинаниями из стороны в сторону демона Тьмы, лепетал:
– Что же случилось с нашим непревзойденным повелителем тьмы? Отчего у меня складывается ощущение, что не я с ним играю, а он со мной? Если уж демон Тьмы взялся защищать детишек Небес, то уж пускай бьется в полную силу! – Он прервал череду ударов и, окинув взором пустой прожженный холм, выкрикнул: – С последней нашей встречи я во многом преуспел! Так что будьте добры, воспринимайте меня как равного!
Ощущение заклинателя огня действительно не подводило его. Сянцзян и капли своих сил не проронил, каждый раз уходя от красных вспышек.
Появившись из тьмы, Сянцзян прыснул:
– Как равного?
Хоцзучжоу опустил руку после последнего удара и иронично ответил:
– Демона Тьмы давненько не было в родных краях, немудрено, что он утратил страх перед многими. Видите ли, я подрос и уже не такой хилый и никчемный, каким вы меня могли запомнить. – Не получив реакции от Сянцзяна, он рассвирепел: – Раз не помните меня, то хотя бы вспомните других, кого вы предали! Мы равнялись на вас, следили за каждым шагом и внимали любому слову, восхищаясь вашим успехом.
Сянцзян вздохнул и уточнил:
– Хоть лбом о землю бейся – не вспомню. Да и звучит так, словно я вел армию, которую предал. Все знают, что я сам по себе и…
– В том-то и дело! За вас держалось все царство демонов после гибели подлинного владыки! Вы получили всю его власть, но стоило наступить вам на горло, и вы без боя бросили всех и отдали место другому! Мой господин доверял вам, как собственному брату, он погиб, а вы – отряхнулись и пошли дальше! – Спустя пару секунд после своей пламенной речи Хоцзучжоу уже спокойным, но ядовитым голосом спросил: – Скажите, каково это – упасть лицом в грязь, преклоняясь самозванцу при своих же подчиненных, откровенно плюющих вам в спину? Каково стоять напротив одного из них, осознавая, насколько ты низко пал?
– Низко пал? – наклонив голову набок и указав пальцем на себя, переспросил Сянцзян. – Так ты для этого заявился сюда с кучкой своих последователей? Чтобы лично мне на это указать?
– О, нет-нет, – покачал головой Хоцзучжоу. – К чему что-то доказывать такому же безвольному прислужнику, как и я.
