Было позднее утро, когда Ходзевич проснулся и с недоумением огляделся вокруг. Он лежал на сене, покрытом ковром, в какой-то тесной горнице, на полу; под головой у него была дорогая турецкая расшитая подушка. Он не понимал, где находится, и смотрел во все стороны. По стенам горницы висело богатое оружие, в углу лежали сложенные горой седла. Он перевел взор и вдруг увидел в углу за своей головой двух офицеров. В дорогих кунтушах, в высоких мягких сапогах со шпорами, они лежали, обняв друг друга, и спали так крепко, что почти не слышно было их дыхания. Увидев их, Ходзевич сразу вспомнил вчерашний вечер и быстро вскочил на ноги. Оказалось, что он спал не раздевшись.
Прежде всего он схватился за пояс и развязал его. Ну, слава Богу, все письма были целы! Он снова завязал пояс и вышел из горницы на двор. Здесь, собравшись в кружок, сидели пахолики и ели что-то из общей миски. Ходзевич сразу увидел своего Казимира и позвал его. Казик быстро подбежал к нему.
— Веди к колодцу! — приказал Ходзевич.
Казик подвел его и опустил ведро за водой.
— Лей на голову! — приказал Ходзевич.
Казик стал поливать своего господина и все время говорил:
— Вот хорошее-то место, пан мой, лучше не надо даже! Вина и меда в год не выпьешь, и девки, и кости, и денег у всех. У нас, в Калуге, мосць пан Сапега не имел столько!
— Все довольны? — спросил Ходзевич, вытираясь.
— А то как же иначе? И мы довольны, что сюда попали. Наши все, как стали пить вареное пиво, упились и лежат вповалку. Их даже бить хотели.
— За что? Задрали? — удивился Ходзевич.
— А за то, что пан к их полковнику приехал на войну их звать! — ответил пахолик.
— А они откуда знают?
Пахолик пожал плечами.
— Ну, а насчет наших не спрашивал? — вдруг спросил Ходзевич.
— Чего их спрашивать-то? Они дальше своего обоза никуда. Вот, говорят, разъезд послан, так, может, люди из него что скажут.
— Куда разъезд?
— А к Можайску, говорили.
Ходзевич оставил пахолика и пошел в горницу поправиться. Офицеры уже проснулись. Увидав Ходзевича, они радушно поздоровались с ним.
— Челом вам, панове! — ответил Ходзевич. — Спасибо за гостеприимство.
— Что говорить об этом! — воскликнули офицеры. — Позвольте представиться: поручик Хвалынский, а это — мой товарищ Чупрынский, тоже поручик. Вместе в Тушине были, под Москвой бились.
— А я — поручик Ходзевич, сапежинец.
— Как же вы из Смоленска?
— Случаем.
— Ну и отлично! Теперь бы нам горло промочить, опохмелиться!
Один из них выскочил и тотчас вернулся, говоря:
— Сейчас от корчмаря принесут горячее пиво. Сядем!
— Я хотел бы подать письмо полковнику, — сказал Ходзевич.
— Э, успеете еще! Он, наверное, уже обошел обоз, вернулся, напился и теперь снова спит! — И офицеры засмеялись.
Ходзевич удивился.
— Не понимаю я вашей беспечности. Ведь вы как-никак в неприятельской земле.
— Вот тоже! — ответили офицеры. — Разве москаль — неприятель? Это — стадо баранов, а мы отрядом в тридцать человек гоним их тысячи! А вот и пиво.
Пахолик внес мису с дымящимся крепким пивом. Хвалынский достал чарки, и они начали пить. Но не успел Ходзевич выпить и одной чарки, как в горницу вошел жолнер и сказал:
— Пана поручика пан полковник к себе просит!
Ходзевич быстро встал, подвязал саблю и пошел за жолнером. Вскоре он очутился в горнице полковника и не узнал Зборовского. Вместо вчерашнего пьяного и разнузданного полковника сидел воин, по лицу которого было видно, что он закален в битвах.
— А! — встретил он Ходзевича. — Пану-добродею челом. Успели выспаться? Добре! Садитесь и давайте ваши письма, а сами опохмелитесь!
Он мигнул жолнеру, тот вышел, и тотчас пахолик принес кувшин меда и два бокала. Когда пахолик ушел и они остались одни, Ходзевич вынул из-за пояса письма и подал их полковнику.
— Ну вот! Меду, пан мой, а я почитаю.
Зборовский налил два бокала, разом осушил свой, вытер усы и начал чтение.
Ходзевич медленно прихлебывал из своего бокала и думал о беглянках. В молчании тянулось время; наконец полковник сложил письма и сказал:
— Так, пан мой! Уговаривают пристать к гетману. А далеко он?
— Надо думать, что нет! — ответил Ходзевич. — Я выехал накануне. Ну, они пойдут не так скоро, а все дня через два будут под Займищем.
— Вишь ты! — произнес Зборовский. — Вот что! Видишь, пан, я — полковник и булаву имею, а без своих офицеров и слова сказать не могу. И Казановский тоже. Надо коло созвать. Кстати, и ротмистр Билевич вернулся: я его на разведку посылал.
Ходзевич вспыхнул. Мысль, что от этого ротмистра он может узнать о беглянках, обожгла его.
В Это время вошел Казановский. Ходзевич встал.
— Челом вам! — сказал вошедший, подал ему руку и сел.
— Меду пану полковнику! — предложил Зборовский и, захлопав в ладоши, крикнул пахолику: — Еще бокал! Да вели жолнерам идти созывать офицеров на коло!
Пахолик принес бокал. Зборовский налил его розовым медом.
— Для чего коло? — спросил Казановский, отпивая мед.
— Да ведь мы с тобой вдвоем не можем решить, идти к гетману либо нет!
— А король заплатит?
— Кто же ему будет служить даром? Мы — вольная шляхта, не с ним пришли!
— То-то! А есть деньги у короля? — обратился Казановский к Ходзевичу.
— Не знаю. Я случайно попал к нему и нечаянно послан. Я — сапежинец!
— А, славный воевода! Как волк до овец, жаден до вражьей крови. Верно, разбогател?
— Мы денег не считаем. Каждый из нас сколотил кое-что! — улыбнулся Ходзевич.
— Ах! — вздохнул Казановский. — Везет ему!
В комнату вошел поручик Чупрынский.
— Пан полковник, — сказал он, — шляхта собралась и просит вас.
— Ах, собралась? Идем, панове!
Зборовский поднялся и взял шапку. Казановский и Ходзевич тоже встали и пошли в рядную избу. Она находилась шагах в десяти от избы Зборовского.
Вдоль ее стен тянулись лавки, теперь занятые офицерством. В углу стоял небольшой стол. Офицеры стояли, сидели и все о чем-то горячо говорили. При входе начальников они почти не взглянули на них и продолжали галдеть.
Полковники протискались к столу и сели.
Зборовский стукнул кулаком по столу и крикнул:
— Смирно! Открываю коло!
Все смолкли.
— Вот, панове, — заговорил Зборовский, — ротмистр Билевич вернулся и принес неважные вести. Пан ротмистр, прошу сказать собранию, что видел.
Из группы офицеров выдвинулся Билевич — маленького роста, с ястребиным носом и багровым шрамом от левого виска до губы.
— Я ехал на Можайск, — заговорил он писклявым голосом, — и там увидел несметное войско. Говорят, к Валуеву, что отошел к Цареву Займищу, подмога идет с князем Елецким из десяти тысяч.
Билевич перевел дух.
— Дальше! — сказал Казановский.
— А дальше, панове, говорят, что за ним к Можайску движется несметная рать с князем Дмитрием Шуйским во главе. А с ними Делагарди, и Горн, и Делавиль. А всего тысяч на шестьдесят, и все они на Смоленск пойдут будто.
— А мы на дороге, панове, — заговорил Зборовский, — и, значит, на нас в первую голову! Теперь мы получили письма от гетмана Жолкевского и короля. Они зовут нас соединиться с ними. Гетман скоро подле нас будет. Так вот и решайте: идти ли нам к гетману, здесь ли остаться москалей ждать, или в сторону отойти?
— Соединиться! — закричали одни.
— Были головы, а теперь в хвосты пойдем? Нет! — закричали другие.
— Остаться тут!
— Чтобы нас вырезали, как овец?
— А что будет, если соединимся?
— Опять в жолнеры пойдем!
— Мы — вольная шляхта!
— Тише, панове, по очереди! — надрывался Зборовский.
Пока происходил этот гвалт, Ходзевич подошел к Билевичу и спросил:
— Когда вы были в разведке, не встретились ли вам два пахолика, уж больно молодые да красивые.
— А куда они ехали?
— От Смоленска, а куда — не знаю!
— Нет, таких не видел, — ответил Билевич. — Двух стариков видел, мужика и бабу. Мужик с саблей, а баба такая зубастая! Слышь, у них господина убили и дочку увезли. Едут правду искать.
Ходзевич вздрогнул.
— Откуда они?
— Из-под Калуги. «Вор» будто бы им не угодил! — ответил Билевич и, подхватив общий гвалт, вдруг поднялся на цыпочки и запищал: — На Москву, панове!
Слова Билевича подхватил Зборовский:
— На Москву, панове, можно только через гетмана Жолкевского попасть. С ним мы возьмем Москву и заставим его нас первых впустить в нее. Только с этим и присоединимся.
— Согласны! — ответили утихнувшие офицеры.
— А еще стребуем с них сто тысяч злотых и на том сойдемся.
— Виват! — закричали обрадованные шляхтичи.
