Лев уже вечером прислал мне черновик отчета, неплохо, действительно неплохо, начну его на проектные совещания отправлять, станет он у меня помощником Президента, найму еще одного секретаря через полгодика и тогда мне можно будет свалить из этой приемной. Мечты, мечты…
— А это еще что за новости, — возмущалась я, перечитывая сообщение от шефа с очередным графиком на месяц. Пальцы моментально набрали его внутренний номер.
— Насколько помню, я отказалась Вас сопровождать.
— Это было в прошлый раз. Сейчас же мы утрясли все недоразумения, и будем работать нормально.
— Будем работать нормально с девяти утра до шести вечера.
— Мне опять закрыть Вас в кабинете для разговора?
— Нет уж, одного раза хватило. А если у меня другие планы на вечер?
— Красным проставлены встречи, на которых ваше присутствие обязательно, на остальных при наличии времени.
— Так всю эту неделю по вечерам с вами!
— Так это же всего три дня, сегодня же среда. Обещаю отпускать раньше полуночи.
Ничего не ответила, просто трубку повесила. Я все же намного раньше полуночи домой попаду или я буду не я. Позвонила Ольге, попросила ее приехать к шести в вечернем платье.
Надо было видеть лицо Андрея Владимировича, когда я ему сплавила Ольгу в вечернем туалете, а сама засела за стол в приемной.
— Мне сегодня кровь из носу надо полдесятого дома быть, свидание у меня, — как бы оправдывалась я. Свидания никакого не было, но и уступать Ковину без боя не очень хотелось. Завтра, так и быть, схожу с ним, вещи притащу с утра, полный боекомплект. Приехала сегодня рано, вещи развесила в шкафу, а потом побежала в Зимний сад. Сегодня у меня были бородатые анекдоты.
— Стадии роста бороды: первая секси, вторая неделя в запое, третья капитан дальнего плавания, четвертая военнопленный, пятая священник, шестая бомж, седьмая волшебник. Доктор, у меня борода не растет. Ничего удивительного. Ведь вы — женщина. Что? Я еще и женщина!?
Так, с этой стороны цветы свою порцию позитива получили, можно идти к другим.
— Был я маленьким в садике. Однажды пришел какой-то дядя и воспитательница собрала и передала меня ему. Я шел, не смея пикнуть. Когда пришли домой — оказалось, что просто папа сбрил усы и бороду.
— Я тоже сбрил.
И как он может так тихо подкрадываться, у меня аж лейка из рук выпала от неожиданности.
— Надоело быть обросшим волкодавом?
— Решили давить ухоженным. Как прошел вечер?
— Нормально, с Вами он прошел бы лучше. Отпустил Ольгу почти сразу.
Опля, значит, дома она была раньше меня, я так тоже хочу.
— Как прошло свидание?
— Мы же вроде решили, что в мою личную жизнь не влезаете.
— Но я тоже человек, могу и переживать за сотрудника. Для хорошего свидания, Вы слишком рано на работе, а вдруг было все плохо, тогда от Вас лучше держаться подальше.
— Все было нормально.
Просто ничего не было.
Мы действительно работали почти душа в душу, не ругались и не выясняли кто сильней. У нас уже однажды был такой период затишья, закончилось все первоапрельским увольнением. Тут тоже все закончится увольнением, правда, серединофевральским, но до этого еще предстоит гранд-тур-вояж.
Сопровождала Ковина только в «красные» дни, хоть он и пытался уговорить меня на почти ежедневные променады. Ладочку и Челе перевезла. Себе квартиру так и не нашла, жила у мамы, или в дни сопровождений обитала в опустевшей комнате Лады, соседка уговаривала перебраться к ней в новую квартиру, но я привыкла быть сама по себе и стеснять не хотелось. Но позавчера в коммуналке отключили электричество и тепло, и ночевать там стало невозможно. Недосып уже начал сказываться, да и просто усталость от дороги. К вечеру четверга мне просто хотелось растечься по столу и никуда уже не идти. Мысль притащить на работу еще и раскладушку преследовала меня уже несколько дней, а можно обосноваться в комнате отдыха Андрео, жаль, что он уходил очень поздно и перед уходом старательно выгонял меня, чувствует, волкодавчик, что хочу завладеть его территорией.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Что случилось?
Принесла нелегкая.
— Устала.
— Вы уже вторую неделю как выжатый лимон.
— Квартиру никак не найду ближе к работе, из Щелкова добираюсь почти каждый день. Дорога утомляет. Сейчас соберусь и пойду домой.
— Давайте, отвезу.
— По Щелковке? В это время там убийство, можно часа три ехать и не доехать.
— И как собираетесь добираться?
— Электричкой, это такой поезд.
— Знаю, что такое электричка. Поехали, провожу.
Я выскочила из кабинета на зов начальства, но вернуться все же пришлось, зонт забыла. В обед матери прикупила такой замечательный зонт-трость, красоты невероятной, вернется мамулькин из санатория, а в коридоре такая прелесть ждет.
Ковин действительно увязался меня провожать, на Ярославском вокзале пыталась от него отделаться, но в итоге он сидел напротив меня и читал свои обожаемые отчеты.
— Обратная электричка через десять минут. Вот билет.
— Отчетов как раз еще на час осталось.
— Спасибо. До завтра.
— Отсюда недалеко до дома?
— Совсем чуть-чуть.
Полчаса ходу. А на такси получится почти час, мост один и все ломятся через него, вечный затор, уже сейчас видно, что дорога стоит мертво, и сократить путь через площадь не получится. Так что ножками, Николь Александровна, ножками.
Вышедшие пассажиры расселись по такси, а Ерец и еще пара человек пошли по аллее. Вбитое матерью в детстве «провожать надо до дверей» заставило меня идти за Николетткой, лучше убедиться, что она действительно дошла нормально до дома, чем потом до утра упрекать себя в неджентльменстве. Город был мало освещен, магазины и палатки уже не работали, мост над черной рекой, и дорога в темноту.
Я видел, как Ерец шагнула за забор, а следом за ней нырнула тень.
— Как глаза, Андрей Владимирович?
— Лучше, уже почти не жжет.
Из больницы мы поехали на такси, дорога в два часа ночи была свободной. Да уж, проводил начальник на свою голову. Иду я через заброшенный парк, никого не трогаю, привычно готова к неприятностям и тут на мое плечо чья-то рука опускается. Ну, я с перепугу саданула зонтиком и с разворота полбаллончика слезоточивого газа выпустила в тень.
— Ерец! Мать твою!
Вдруг взывала тень голосом Ковина, а я-то уже почти до конца парка добежала, пришлось возвращаться, правда, на всякий случай в одной руке зонт держала, а в другой телефон с включенным фонариком. Упавший на колени в грязный снег и рыдающий Андрео зрелище не для слабонервных. Слезоточивка-то качественная оказалась, почти час жуткой боли был начальству обеспечен, в больнице как могли, помогли, выписали какие-то капли, но Ковин наотрез отказался их закапывать.
Пришлось везти шефа к себе, дергать Славу ночью не хотелось, да и чем меньше людей о происшествии знает, тем меньше слухов. Не думаю, что Андрео будет под коньячок кому-то об этом рассказывать. Присутствие Ковина в квартире нервировало, я все ждала, что он окинет мои «хоромы» презрительным взглядом и выскажется о них неодобрительно. С другой стороны он подобного никогда себе не позволял не в моей комнате, не в Ладиной, с чего вдруг он будет вести себя по-другому у меня дома? Просто сюда никогда не проникала работа, просто это место, которое я все еще считаю домом, просто это важно для меня. Но шеф, словно тысячу лет здесь находился, его все устраивало и чужим он здесь не казался. Постелила начальству в маминой комнате, там диван был больше. Надеюсь, утром он меня не придушит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Как глаза?
— Не болят уже.
— Красные немного. Может быть все же капли?
— Нет. Что на завтрак?
— Каша овсяная, сырники со сметаной и есть еще шоколадка к чаю.
— Обойдусь без шоколада. А кофе есть?
— Только растворимый.
— Это не кофе. Вы всегда с перцовым баллончиком ходите?
