Вниманию читателя предлагаются фрагменты из книги В. Ф. Таммана «В черной пасти фьорда» (М., 1979), в которой он с душевной теплотой повествует о мужестве, стойкости и героизме подводников.
Свободная охота
Время, отведенное на ужин, истекает. Пора всплывать. Напоминаю офицерам, что в свободной охоте не только мы ищем вражеские корабли, но и они выслеживают нас. Побеждает тот, кто ловчее, хитрее, у кого больше выдержки, кто лучше сумеет оценить обстановку, быстрее подготовит оружие и первый нанесет удар.
Лодка всплывает в надводное положение. Внимательно, осматриваюсь. Проходим фьорд незамеченными. Слева чернеет высокий скалистый мыс Нольнесет, за которым расположен порт Берлевог. Справа очертания берегов растворились в темноте безлунной ночи. Встречная морская зыбь начинает плавно раскачивать подводную лодку. Приглушенно чавкают дизели.
Настроение у всех отличное, дышится легко и свободно. Да, самое страшное позади: и тесная бухта, и окружение мрачных берегов, и томительное ожидание. Впереди широкий простор Баренцева моря.
Проходит каких-нибудь полчаса.
— Корабли справа по носу! — докладывает сигнальщик Мазуров.
В его голосе волнение. Вот и нам наконец привалило счастье: встретили того, кого искали. Тут разве останешься равнодушным? Только не упустить бы! Но командиру не положена эмоциональность, и я стараюсь отдать команду спокойно:
— Боевая тревога! Торпедная атака!
Виднеются смутные очертания судов конвоя. В середине, в кильватерной колонне, три транспорта, за ними два больших охотника за подводными лодками; остальные эскортные корабли держатся мористее. Курсовой угол противника благоприятен для атаки.
Из люка появляется старпом, он передает мне ночной прицел.
— Разрешите остаться на мостике? — спрашивает Григорий Семенович.
Место старпома в центральном посту, но сейчас там штурман Афанасьев и старший инженер-механик Горчаков — на них можно положиться. А Редькину пора приобретать командирский опыт: в любой момент он должен заменить меня.
— Добро, присматривайтесь.
Знакомлю Григория Семеновича с обстановкой и замыслом атаки: охранения у противника с нашей стороны нет, поэтому подойдем поближе. Транспорты имеют предельную осадку — в трюмах скорее всего никелевая руда. Стрелять будем всеми носовыми аппаратами согласно инструкции (в плохую видимость и ночью рекомендовалось выпускать все наличные в аппаратах торпеды).
Стопорим дизели. Лодка бесшумно маневрирует под электромоторами, сближаясь с противником.
— Не обнаружат нас с такой дистанции? — спрашивает старпом.
Вопрос резонный. Лодка в надводном положении. Длина ее корпуса около полукабельтова. Выделяется ограждение рубки да еще пушки. Почему бы нас и не заметить? Мы-то следим за каждым движением противника.
Если два человека стоят в темноте лицом к лицу, то один из них, глядя на другого, будет считать, что и его визави не спускает с него глаз. Нечто подобное происходит и в ночной атаке: подводники, наблюдая за противником, испытывают ощущение, что их тоже видят. В действительности это не всегда так. В данном же случае, объясняю старпому, нас наверняка не замечают — мы в темной части горизонта, на фоне берега. Кроме того, сигнальщики на кораблях конвоя основное внимание уделяют морю, им и в голову не приходит, что опасность грозит из фьорда (мы находились на выходе из фьорда), находящегося в руках немецко-фашистских войск.
Транспорты совсем рядом, по крайней мере, так кажется. Их силуэты на фоне мглисто-серой пелены выделяются теперь резко, как зачерненные тушью. Лодка на боевом курсе. Приникаю к ночному прицелу и внимательно слежу за целью, наползающей на визирную линию.
— Точнее держать на курсе!
— Есть, точнее держать на курсе! — репетует рулевой из-под козырька ограждения рубки (во время ночных атак рулевой переводился на мостик).
Форштевень транспорта приближается к прицельной рамке. И до чего медленно он двигается, быть может, сбавил ход? Да нет, это только так кажется. На мостике абсолютная тишина. Ну вот, наконец-то...
— Аппара-аты... пли!
Палуба под ногами несколько раз вздрагивает — выпущенные торпеды устремляются вперед. На них, вкладывая всю свою ненависть к врагу, матросы написали: «За Родину», «За Киев», «За Ленинград», «За кровь братьев»...
Наступило время томительного ожидания — будет попадание или нет? Курс, скорость и дистанция определены на глаз, ошибки возможны. А конвой продолжает двигаться как ни в чем не бывало.
Человеческое чувство — наихудший секундомер: то его стрелка бежит удивительно быстро, то медленно. Сейчас секунды нам кажутся минутами. Мы как бы потеряли контроль над временем. Я беспрерывно смотрю в ночной бинокль на транспорт, а он преспокойно идет дальше. Но вот на судне, чуть впереди мостика, вспыхивает огонь, высоко взлетает черный столб дыма с проседью вспененной воды. Почти одновременно по корпусу лодки ударяет гидроакустическая волна — резкий звук взрыва торпеды дошел до нас быстрее, чем грохот в воздухе. Смертельно раненный транспорт вздрогнул, как будто ударился во что-то, замедлил свой ход, потом осел носом и стал быстро тонуть.
— Все вниз, срочное погружение!
Прыгая в люк последним, слышу еще один взрыв. Это либо попала вторая торпеда, либо разорвало котлы на транспорте.
Подводная лодка начинает стремительно проваливаться. Задраиваю крышку люка, а до меня уже доносится шум врывающихся в ограждение рубки потоков воды.
Спускаюсь вниз и попадаю в атмосферу более чем приподнятого настроения экипажа. Еще бы! Не остыло новогоднее пожелание, как оно исполнилось. В жизни так бывает не часто.
По отсекам передают: «Потоплен фашистский транспорт водоизмещением около 10 тысяч тонн».
Мы ждали ответного удара, но его не последовало. Командование конвоя, вероятно, не догадывалось о нашем присутствии вблизи берега, посчитало, что транспорт подорвался на плавающей мине. Пожалуй, это доказывает, что второй взрыв относился к котлам, а не к торпедам.
Оставив в центральном посту старпома, спешу в носовой отсек, к торпедистам. Они сегодня заслуживают особой похвалы.
— Кто отличился? — повторяет мой вопрос командир БЧ-2,3 Новожилов и отвечает: — Все! Заслуга в приготовлении торпед прежде всего опытнейшего мичмана Пухова.
Опыт у Александра Пухова действительно большой. Он работал слесарем, механиком, испытывал торпеды в мастерской, много плавал на лодках. Специалист высокого класса, Пухов готовит оружие с ювелирной точностью — завершившаяся атака тому подтверждение. У него и помощники отличные: старшина 2-й статьи Кабанов и старшие краснофлотцы Доможирский и Крошкин. Я объявляю всем торпедистам благодарность, крепко жму им руки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
