Здесь жил наш старый слуга Аппензель с дочерью и сыном. Дочь его вы уже видели, а сын служит у меня управляющим.
И с первого же вечера меня охватила безумная тоска.
Вот тогда-то все и случилось.
Он остановился на мгновение, с каким-то странным выражением на лице прислушиваясь к вою ветра, и потом опять заговорил, не глядя на нас:
— Да, это случилось в тот же вечер. Когда я вошел в свою комнату, ту самую, в которой у меня просили сегодня позволения переночевать, меня еще сильнее охватила тоска.
Я открыл окно. Бледная луна заливала мертвенными лучами всю окрестность. Я глядел на эти печальные, безмолвные горы, на всю эту пустыню, в которой мне предстояло жить с этих пор. Ни одного звука не было слышно. Все, казалось, вымерло. Мое сердце, как тиски, сжимало отчаяние. Я долго стоял так. И когда я отошел от окна, мое решение было принято — я должен умереть.
Мои пистолеты лежали на столе, и мне стоило только протянуть руку, чтобы… Да, я забыл сказать, что я привез с собой из Парижа собаку, своего последнего и верного друга. Как-то ночью, возвращаясь домой из игорного дома, озлобленный проигрышен и проклиная небо, я нашел ее у своих дверей. Мне стало жаль ее, и я взял ее к себе. Так как я не знал, откуда она и кому принадлежала, я назвал ее Тайной. И вот в тот миг, когда я взял в руку пистолет, я услыхал ее вой. Да, господа, она начала выть под моим окном. Я никогда не слыхал ничего подобного. И только сегодня, — вы слышите этот странный вой ветра? Так же точно выла и моя Тайна.
«Что это? — подумал я. — Неужели она чует мою смерть, чует, что я хочу убить себя?»
Я задумался, держа пистолет в руке, о том, чем была вся соя прошлая жизнь, и в первый раз мне пришла в голову мысль: что будет со мной после смерти?.. И вдруг мой блуждающий взгляд упал на полку с книгами, висевшую на стене. Машинально я подошел и начал читать заглавия. Это были старинные рукописи, исключительно об алхимии, о вызывании духов и так далее. Я взял одну из них. Она называлась «Ведьма Юрских гор». С улыбкой скептика, который ни во что не верит, я открыл ее. Мне бросились в глаза первые две строки, написанные красными чернилами:
«Если серьезно хотят видеть дьявола, надо всей силой воли, от всего сердца позвать его — и он придет».
И затем следовал рассказ о юноше, который разорился, как и я. Он был так же, как и я, влюблен, — я будто читал свою собственную историю. И вот он призвал на помощь князя тьмы. И тот помог ему. Юноша вернул свое богатство, женился на любимой девушке, и вся его жизнь была сплошной удачей.
Я, не отрываясь, жадно дочитал рассказ.
![]()
А на дворе Тайна все выла, и все отчаянней становился ее вой.
Я подошел к окну и невольно задрожал при виде странной прыгающей тени моей собаки. Она точно взбесилась — до того странны и непонятны были ее движения. Она кидалась на кого-то невидимого и будто старалась его схватить. Но никого не было далеко вокруг.
«Она хочет, кажется, помешать дьяволу войти», — проговорил я громко. Я старался шутить, но состояние, в котором я находился, только что прочитанный рассказ, этот ужасный вой Тайны, ее необъяснимое бешенство, мрачные горы и вся обстановка моей комнаты вызывали во мне волнение, которого я не мог побороть.
Я отошел от окна, сделал несколько шагов по комнате и остановился перед зеркальным шкапом. Невольно я отшатнулся — я был бледен, как мертвец. И тут, да, — слушайте, слушайте, я это сделал! Я позвал его от всего сердца, со всей силой отчаяния. Я умолял его помочь мне. Я хотел еще жить, я был молод. Я любил! Я хотел богатства ради нее, ради той, кому я отдал всю свою душу. Да, слышите ли вы! Я призвал помощь дьявола для того, чтоб овладеть ангелом!
И вдруг… рядом с моим бледным лицом обрисовалось другое, смутное, как призрак… И два глаза, горящих, как огонь, впились в меня, и я услышал голос: «Открой, открой… если смеешь!»
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Но я стоял неподвижно, не имея сил двинуться с места. И тогда кто-то стукнул в дверь шкапа три раза, и она медленно раскрылась… сама…
И вдруг, словно в ответ рассказчику, раздался сильный стук в наружную дверь. Да, в тот самый момент, когда хозяин с безумным ужасом в глазах, весь охваченный воспоминанием, произнес эти слова, в дверь залы постучались три раза, — и этот стук болезненно отдался в наших сердцах и заставил нас всех вскочить с места.
А хозяин, как окаменелый, прислонился к стенке, чтобы не упасть.
И вот дверь вдруг медленно открылась сама… Ветер со стоном и воем пронесся по комнате… и на пороге появилась чья-то фигура в плаще и большой шляпе, надвинутой на самые глаза. Человек с минуту неподвижно стоял на пороге, потом снял шляпу и плащ, и мы увидели перед собой угрюмую фигуру горца.
— Это ты стучал, Гильом? — спросил хозяин, немного придя в себя. — Как же ты вошел? Разве дверь не была заперта на засов? Запри ее хорошенько!
И потом прибавил:
— Я не ждал тебя сегодня. Ты был у нотариуса?
— Да, хозяин, и я приехал, чтоб отдать вам деньги.
Он подошел к столу, вынул из кармана целую кипу бумаг, положил их на стол и молча глядел на своего хозяина.
— Чего ж ты ждешь? — спросил тот.
Гильом кивнул на нас.
— Успокойся. Эти господа мои друзья.
Гильом удивленно взглянул на нас. Он, очевидно, никогда не мог подумать, что у его хозяина есть друзья. Молча вынул он из кармана конверт, достал оттуда деньги, пересчитал и подал их старику. Денег было двенадцать тысяч.
— Хорошо, Гильом, — сказал хозяин, складывая деньги в конверт. — Да ты, верно, голоден? Пойди к своей сестре. Она накормит тебя. Ты здесь ведь будешь ночевать?
— Нет, я пойду на ферму. Мне надо с рассветом подняться. Есть дело. А вот поужинаю я охотно. — И он пошел к двери в кухню.
— Ты забыл свои бумаги, — крикнул ему вслед хозяин.
— И правда! — сказал Гильом и начал их складывать, в то время как его хозяин, положив конверт с деньгами в бумажник, спрятал его в карман.
Как только управляющий ушел, Макоко, которого этот прозаический эпизод не отвлек от таинственного рассказа нашего хозяина, с нетерпением спросил его:
— Что ж дальше?
— Дальше… — медленно произнес хозяин.
— Да, да! Когда дверь шкапа открылась!
Хозяин помолчал и потом, словно решившись, сказал:
— Я обещал вам все рассказать. Слушайте же! Дверь шкапа открылась, и я увидел… О, я как сейчас помню весь этот ужас! Внутри шкапа, на стене, было начертано четыре слова. Огненные буквы ослепили меня. Я прочел:
«Ты всегда будешь выигрывать».
— Да, — прибавил он глухо, — дьявол проявил себя. Я не напрасно звал его. «Ты всегда будешь выигрывать», — ведь это то, чего я так страстно желал, зачем я звал его всей силой воли! И он не заставил себя долго ждать. Он сейчас же явился. О, дьявол всегда слишком близко. И он всегда рад купить нашу душу. А за ценой он не стоит. Я хотел богатства и роскоши, и он сказал мне: «Ты всегда будешь выигрывать!»
Этот ответ на мою мольбу заставил меня похолодеть от ужаса… Что было со мной потом, я не помню.
Утром Аппензель нашел меня без чувств перед шкапом.
Придя в себя, я вспомнил все, что произошло ночью. О, я не забывал этого с тех пор ни на одно мгновение. Всюду — днем, ночью, даже с закрытыми глазами — я вижу эти слова. Они горят огнем в моем мозгу!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Старик замолчал. Стон вырвался из его груди, и он сжал руками голову.
Макоко и Матис в ужасе отошли в противоположный угол залы. Аллан и я наблюдали за нашим хозяином с бесконечной жалостью.
«Вот, — думали мы, — до чего доводит страсть к игре».
Аллан подошел к нему.
— Сударь, — сказал он, — очевидно, вы были жертвой галлюцинации.
Старик поднял голову.
— Я сам так думал, — ответил он. — Это было моей первой мыслью, когда я очнулся.
«Это была галлюцинация, — сказал я себе. — Остановись же на краю пропасти, — иначе ты дойдешь до сумасшествия. Это кошмар. Кошмар! И это лицо в зеркале рядом с твоим, эти глаза, призрак дьявола, все это — плоды твоего воображения, это только галлюцинация. Как можешь ты верить в то, что видел дьявола?»
