Но едва его достроили, как однажды ночью он сгорел дотла. К счастью, в это время там еще никого не было, и пожар обошелся без человеческих жертв.
Шарль Фолей
ВОДЫ МАЛИРОКА
I
Благосклонно улыбаясь, мадам Гебель предоставила мне полную свободу вести задушевную беседу с моей очаровательной невестой Лионеттой. Гюи, мой будущий beau-frère[18], избалованный десятилетний мальчик, тоже вел себя против обыкновения очень мило и не прерывал ежеминутно своими расспросами нашей тихой беседы; словом, все было прекрасно и наша последняя экскурсия в дикие горы Оверни оканчивалась на этот раз необыкновенно приятно.
Мы только что проехали через мост Немат, и кучер готовился повернуть направо по живописной дороге, ведущей в Себрейль, желтой лентой извивающейся по берегу Сиуми, как вдруг Гюи, поглощенный до сих пор изучением Бедекера, поднял голову и закричал с своим обычным апломбом:
— Кучер, остановитесь! Знаете ли вы, каких-нибудь двадцать оборотов колеса и вы, друзья мои, проехали бы, не подозревая этого, мимо знаменитой долины Малирока! Там налево, в глубине этого узкого ущелья, среди древних развалин римских терм находится удивительный, необыкновенный источник…
— Необыкновенный — почему?
— Слушайте дальше. «Источник бьет ключом из самого утеса, — читал он по Бедекеру. — Он содержит большое количество извести, железа, магнезии и углекислоты. Газ на воздухе выделяется, а известковые частицы, растворенные в воде, быстро высыхая, разлетаются мелкой пылью. Этот беловатый осадок покрывает также на всем протяжении дно ручья родом каменной замазки, которая постоянно утолщается. Известковая пыль, покрывая предметы, также со временем твердеет, въедается в них и превращает их в камень. Этот все превращающий в камень источник Малирока составляет одну из самых редких достопримечательностей Европы…» Итак, неужели мы уедем в Париж, не видев этого чуда природы?
— Поздно, — заметил я. — Вот уже сумерки, поднимается туман. Лучше не будем осматривать Малирок сегодня, а вернемся в Себрейль.
— Еще нет шести часов, — горячо возразил Гюи. — Что мы будем делать в отеле в ожидании обеда? Небольшой крюк, который мы сделаем, не заставит нас сильно запоздать.
Юный Гюи был добрый мальчик, но капризный и довольно своенравный; зная его нежную любовь к сестре, которую я, так сказать, узурпировал, и пользуясь до сих пор его благосклонностью, я не желал и на этот раз идти наперекор его желанию и потому, не возражая больше — ждал, что скажет мадам Гебель, когда Гюи повернулся к кучеру и приказал:
— Везите нас скорее к источнику Малирока!
Молодой овернец, в продолжение всей прогулки охотно исполнявший все его желания, получив это приказание, недовольно передернул плечами и с досадой проговорил:
— Там ничего нет интересного для господ. Развалины и лачуги в них нанимают какие-то бродяги, неизвестно откуда пришедшие. Они живут там, как медведи в берлоге; они всюду поставили загородки, чтобы нельзя было пройти в развалины, так что вы все равно ничего не увидите.
— Мы приручим этих медведей! — вскричал Гюи, не задумавшись. — Мамочка, я тебя умоляю, пойдем, посмотрим! Это должно быть так интересно, подумай только, источник, все превращающий в камень!
— Туда никто давно уже не ходит, — настаивал овернец, и не думая поворачивать лошадь в указанном направлении. — Да, кроме того, лошадь моя устала, а дорога туда очень плохая.
Я вступился, видя, что мадам Гебель желает исполнить просьбу сына.
— Если дорога плоха, поезжайте шагом.
— Хорошо, — проворчал овернец с видимым отвращением, — так как вы непременно этого желаете, я отвезу вас в это проклятое место…
Нехотя он тронул лошадь и, проехав узкий овраг, мы углубились в ущелье, сдавленное высокими гранитными скалами, поросшими кое-где кустарником; и сейчас же сделалось темнее. После широких, солнечных ландшафтов Сиуми нам показалось, что мы погружаемся в холодный могильный мрак.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Лионетта дрожала, прижавшись к моему плечу. Я взглянул на кучера: он был бледен и с беспокойством озирался вокруг. Мадам Гебель плотнее завернулась в свою накидку.
Мы вдруг замолчали, чувствуя какое-то неопределенное, но ужасное увеличивавшееся давление и беспокойство.
Вдруг овернец решительно остановил лошадь и сурово проговорил:
— Экипажем дальше нельзя проехать, дорога за этим поворотом очень грязная, а лошадям нужно отдохнуть. Впрочем, вам стоит пройти шагов пятьдесят, и вы увидите развалины. Я подожду вас здесь! — Говоря это, он соскочил на землю, вытащил из-под козел попону и прикрыл ею тяжело дышавшую, окруженную облаком пара лошадь.
Я рассердился на его своеволие и начал было бранить, но Лионетта положила свою маленькую ручку на мой рукав, шепча своим ласковым голоском:
— Друг мой, прошу вас… Пусть этот чудный день окончится мирно! Пойдем пешком к источнику… это нас согреет.
Мы, все четверо, вышли из экипажа. Идя к развалинам, я заметил, что дорога была совершенно суха. Кучер солгал…
II
Сквозь листву в глубине расширяющегося, дико заросшего ущелья мы скоро заметили слабо вырисовавшиеся, полускрытые туманом развалины римских терм.
Скалистая гряда скрывала заходящее солнце.
Это был час, когда все принимает странные, фантастические очертания в слабом, неверном свете сумерек. Полуразрушенные хижины и какие-то клетушки, разбросанные между руинами, производили самое жалкое впечатление.
Устроенный между двух изгородей полусгнивший барьер уступил первому толчку, и мы проникли на лужайку, где виднелись лачуги.
По дороге терновник, волчец и другие колючие растения беспомощно цеплялись за нашу одежду, как бы умоляя нас возвратиться.
Отвратительные испарения, издаваемые высокими травами, в которых фильтровались воды источника, наполняли воздух туманом и придавали местности особую, таинственную окраску. Гюи, принявший на себя роль проводника, отважно шел впереди.
Вдруг он вскрикнул и бросился ко мне, указывая дрожащей рукой на темные деревья, под низко свисавшими ветвями которых белелись в молочном тумане какие-то странные, прозрачные фигуры. Когда мы подошли ближе, то оказалось, что расставленные в этом мрачном месте странные предметы — были фигуры различных животных, сделанные, по-видимому, из гипса и покрытые плесенью и лишаями. Утки, гуси, индюки, собаки, кошки, овцы, даже маленькая лошадка, все эти животные, казалось, были остановлены, схвачены в самый разгар их жизненной деятельности и рукой злого чародея в один миг превращены в статуи, так естественны были их позы, такое безграничное изумление перед неведомой силой видно было в каждом застывшем их движении. Белизна и неподвижность их, являясь резким контрастом с их, казалось, только что дышавшим телом, производили ужасающее впечатление. Тень, падающая от ветвей, придавала белым, слепым глазам животных выражение скорби, ужаса и невыразимого отчаяния.
— Право, можно подумать, что живые животные послужили для их отливки, — заметила взволнованным голосом моя невеста.
Мадам Гебель долго смотрела на эти удивительные изображения и, покачав головой, тихо проговорила:
— Настоящий зверинец привидений, выставленный в месте скорби и ужаса! Я начинаю жалеть, что мы пошли сюда…
В эту минуту из-за ближайшей лачуги выскочили две темные человеческие фигуры, видимо, поджидавшие нас.
— Господа, любуются нашими статуями? Если они пожелают почтить нас своим посещением, мы покажем им других, еще более интересных.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Вульгарное лицо и лукавый тон женщины мне ужасно не понравились, когда же я обернулся к ее спутнику, то вздрогнул от отвращения. Его худоба, грязные лохмотья, высохшие синие губы и безумный блеск глаз, — все обличало неисправимого алкоголика. Его отрывистая речь и судорожные жесты составляли полную противоположность с вкрадчивой манерой и умильной речью женщины.
