— Да, — прибавил Матис. — Оставьте его в покое. Берегитесь. Не надо никогда дразнить дьявола.
— Убирайтесь вы оба со своим дьяволом! — ответили мы. — Сударь, начнем же!
Мы уселись против хозяина.
— Во что мы будем играть? — спросил я.
Старик ответил глухим голосом:
— Мне все равно. Я только предупреждаю вас, — вас, которые хотят отнять у меня последнюю надежду, — что я вас разорю.
Он вынул свой бумажник, в который спрятал тогда деньги, и положил его на стол.
— Это для начала, — сказал он. — Я еще раз повторяю, что вы будете разорены. Мы будем играть до тех пор, пока я не выброшу вас за дверь обоих, проигравших все, что только у вас есть.
Аллан засмеялся:
— Вплоть до наших сорочек?
— До ваших душ, которые я отдам дьяволу в обмен на свою! — с ненавистью сказал старик.
Макоко и Матис снова начали убеждать нас бросить свою затею, но старик прервал их и властным голосом призвал к молчанию.
Игра началась. Я улыбался, хотя в душе чувствовал смутную тревогу. На лице старика выражалось волнение, которое он тщетно старался сдержать.
Счастье склонялось на нашу сторону. Аллан не удержался.
— Мы выигрываем, — сказал он, — и вы увидите, что можете проиграть, как самый обыкновенный смертный.
— Я не могу проиграть! — ответил старик.
Игра продолжалась. Все следили за ней, затаив дыхание, а за дверьми выл ветер и, казалось, стены замка дрожали от его ярости.
Оставалась последняя карта. Я открыл ее — это был король. Мы выиграли!
Я не забуду крика старика, — крика радости, такой безумной, что она походила на отчаяние. Он повторял:
— Я проиграл! Проиграл! Боже мой! Возможно ли? Я проиграл!
Аллан опять не мог сдержаться.
— Видите, — сказал он, — никогда не надо верить всему, что рассказывают про дьявола.
Старик, плача от счастья, подошел к нам.
— Да благословит вас небо! Вы дали мне надежду, что я могу быть прощен! Я благословляю ту минуту, когда вам пришла в голову эта мысль, когда вы захотели проверить мои слова. Скорей! Вот, возьмите эти деньги! Как бы я хотел, чтоб их было гораздо больше!
И он открыл свой бумажник, вынул из него все бумаги и вдруг остановился.
Пораженный, он заглянул внутрь, потом лихорадочно перевернул его, начал трясти, но напрасно: денег в нем не было. Он далеко отшвырнул его от себя. В отчаянии впился он ногтями в свое лицо, и крупные капли крови показались на его щеках.
Что касается нас, мы были совершенно поражены — все мы ясно видели, как старик положил конверт с деньгами в бумажник. Матис и Макоко, успокоенные было тем, что выиграли мы, — а они в своем воображении видели уж нас проигравшими и чуть не раздетыми догола — теперь опять заволновались.
А старик с отчаянием умолял нас искать деньги, разорвать бумажник, чтобы легче было искать, но мы ничего не нашли. Ничего…
— Слушайте, слушайте! — вдруг проговорил старик. Ужас был на его лице.
— Что?
— Как странно воет ветер. Вы слышите? Будто лает собака.
Мы прислушались. Действительно, вой ветра походил теперь на лай собаки.
И вдруг все мы вздрогнули. Кто-то потряс дверь, и послышался голос:
— Откройте!
Хозяин знаком велел нам оставаться на местах.
— Откройте! — снова повторил голос.
Аллан громко спросил:
— Кто там?
Макоко схватился за ружье.
— Перестань! — сказал я ему. — Ведь это смешно.
И я пошел к двери.
— Не открывай! — крикнули Матис и Макоко.
Но я уже отодвинул засов. Кто-то рванул дверь… и в комнату вбежал управляющий. Он казался очень взволнованным.
— Хозяин! — сказал он прерывающимся голосом.
— Что такое? Скорей! — сразу вырвалось у всех нас.
— Хозяин… ведь я их отдал вам… эти господа свидетели… Вы положили их в свой бумажник… эти деньги… — голос его прерывался.
— Да, да, мы все это видели. Дальше!
— И вот они у меня. Я не знаю, как это случилось. Возьмите. Я еще раз отдаю их вам.
Гильом вынул деньги и положил их на стол.
— Я останусь ночевать в замке, — прибавил он. — Я не знаю, что с горами сегодня. Но они какие-то странные, и мне жутко быть там.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Он вышел.
Теперь эти двенадцать тысяч лежали на столе. И странно, они возбуждали в нас какое-то необъяснимое чувство страха. Казалось, они шевелились. Мы не знали, что думать, не могли ничего понять. Нам трудно было поверить, но и не верить мы тоже не могли.
Хозяин прервал молчание:
— Теперь они здесь. Следите за ними. И не трогайте, пока не кончится игра. Скорей! Дайте карты. Слышите! Скорей карты! Я должен знать!
И он силой усадил меня, сунул мне в руки карты, а сам сел напротив. Он весь дрожал. Все столпились вокруг, взволнованные, выжидающие.
За дверьми ветер выл и стонал. И вдруг, словно в ответ ему, в комнате раздался стон, такой громкий и отчаянный, что, казалось, даже ветер стих на мгновение, прислушиваясь. Это застонал хозяин — он выиграл!
О, если б можно было это забыть! Он схватил карты, порвал их, бросил в огонь. Потом он быстро кинулся к двери, и вдруг за ней ясно послышался лай собаки, вернее — бешеный ее вой.
— Это ты, Тайна? — тихо проговорил старик. — Ты заговорила?
Сразу все смолкло. Ни одного звука не долетало в комнату.
Старик тихо отодвинул засов. В ту же минуту словно чья-то невидимая рука рванула дверь, и со двора опять послышался продолжительный и отчаянный лай. Ужас сковал нас.
А хозяин быстро закрыл дверь, задвинул засов и уперся в нее руками, будто стараясь помешать кому-то открыть ее. Он был бледен, как смерть. Дыхание с трудом вылетало из его груди.
Наконец вой собаки стих, вернее — оборвался каким-то страшным визгом, и все смолкло, буря умчалась дальше. Старик повернулся к нам, сделал несколько неверных шагов по комнате и медленно проговорил:
— Берегитесь, — он вернулся!
И, не глядя на нас, он вышел из комнаты.
Разошлись и мы. Аллан ушел спать к свою комнату, Макоко и Матис остались в зале, а я, влекомый какой-то неведомой силой, не отдавая себе отчета, очутился в «проклятой комнате».
Машинально подошел я к полке, взял книгу, открыл и прочел первые две строчки, написанные красными чернилами, те самые, о которых говорил нам хозяин. Потом я подошел к окну. Ветер давно разогнал тучи, и луна заливала бледными лучами пустынную и унылую окрестность. А под моим окном металась и бешено прыгала огромная тень собаки. Это была Тайна. Она будто старалась схватить кого-то, кого — я не мог видеть. Она широко открывала пасть, и… да, я уверен, что я слышал ее лай. Мне стало жутко. Я прошелся по комнате, потом взял свечу и подошел к зеркальному шкапу. Я глядел в зеркало и думал о том, кто начертал внутри его те слова.
И вдруг… Что это? Рядом с моим лицом я увидел другое, бледное, нечеловеческое, будто прикрытое какой-то неясной дымкой. Два горящих глаза взглянули прямо на меня… Я хотел крикнуть, но ни одного звука не вылетело из моего сдавленного горла… И в дверь шкапа послышался стук… кто-то стукнул изнутри… три раза… И моя рука, моя любопытная рука потянулась к двери…
В это время кто-то сильно сжал ее и отдернул от шкапа. Я обернулся — передо мной стоял наш хозяин, бледный, как смерть. И я скорей понял, чем услышал его слова: «Не открывайте».
Едва забрезжило утро, мы поспешили уйти из замка, даже не повидав хозяина. И к вечеру деньги, которые мы проиграли, были ему отосланы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Он вернул их нам с следующим письмом:
«Мы квиты. Ведь первый раз выиграли вы. И все мы были уверены, что играем на деньги. Я не возьму их у вас. Дьявол владеет моей душой, но чести я ему не продавал».
Но нам неприятно было оставить у себя эти деньги. И мы решили отдать их на госпиталь в Шо-де-Фон, который строился в это время и который удалось кончить только благодаря нашему дару.