чашечки, источавшие дурманящий аромат, и осыпали пыльцу, вселяющую безумие в того, кто ее вдохнет. Уродливые, бесконечно разнообразные, с очертаниями, от которых стыла кровь, а мозг пронзало ужасом, деревья Маал-Двеба, казалось, тайно сговорившись, подбирались к Тильяри и окружали его. Некоторые принимали вид увенчанных плюмажем извивающихся питонов или хохлатых драконов, другие шевелили светящимися ветками, похожими на мохнатые лапы гигантских пауков. Они как будто незаметно сжимали кольцо вокруг Тильяри. Они грозно потрясали устрашающими, точно дротики, шипами и похожими на ятаганы листьями. Они зловещим затейливым кружевом темнели на фоне четырех лун. Они тянулись вверх от бесконечно свивающихся корней, прикрытые снаружи сомкнутыми щитами гигантской листвы.
Снова и снова просчитывая и продумывая каждый свой шаг, охотник пробирался вперед в надежде отыскать брешь в этой чудовищной шеренге хищной растительности. Все его чувства, и так постоянно настороженные, еще сильнее обострились от мучительного страха и лютой ненависти. Боялся он не за себя, а за Атле, свою возлюбленную и первую красавицу племени, которая этим вечером в одиночестве поднялась по корундовым мосткам и порфировой лестнице по приказанию Маал-Двеба. Ненависть Тильяри была ненавистью отважного мужчины и кипящего гневом влюбленного ко всемогущему и ужасному тирану, которого никто никогда не видел, из чертога которого ни одна женщина не вернулась назад, – тирану, который разговаривал металлическим голосом, слышным в дальних городах и в самых диких уголках джунглей, и наказывал непокорных смертью от низвергающегося с небес пламени, что поражало жертву быстрее молнии.
Маал-Двеб всякий раз выбирал прекраснейшую из всех девушек планеты Циккарф, и ни один дом ни в равнинных городах, ни в глухих пещерах не мог укрыться от его незримого и всевидящего ока. Не менее пятидесяти девушек были избраны им за три десятка лет властвования и, покинув возлюбленных и родных, чтобы не навлечь на них гнев Маал-Двеба, одна за другой добровольно поднимались в горную цитадель и исчезали за ее неприступными стенами. Там они становились одалисками стареющего волшебника, жили в залах, что многократно умножали их красоту посредством тысяч зеркал, и, как утверждала молва, им прислуживали медные женщины и железные мужчины, которые двигались и говорили в точности как живые.
Тильяри окружал Атле неуклюжим обожанием, принося к ее ногам пойманную им дичь, но у него было немало соперников, и он не был уверен в благосклонности девушки. Холодная, точно речная лилия, и равно безучастная, она принимала поклонение Тильяри и всех прочих, среди которых, пожалуй, наиболее грозным был воин Мокейр. Вернувшись с охоты, Тильяри нашел соплеменников в горестных стенаниях и, узнав, что Атле отправилась в гарем Маал-Двеба, тотчас же последовал за ней. Он никого не оповещал о своем намерении, поскольку у Маал-Двеба уши были повсюду, и не знал, опередил ли его Мокейр или кто-нибудь еще в этой отчаянной и благородной гонке. Мокейр, впрочем, куда-то исчез, – весьма не исключено, что он и впрямь уже бросил вызов зловещей и опасной горе.
Одной мысли об этом оказалось достаточно, чтобы Тильяри поспешил вперед, не обращая внимания на ядовитые пресмыкающиеся цветы и воинственные листья. Вскоре он достиг просвета в ужасной роще и увидел шафранно-желтый свет, лившийся из нижних окон Маал-Двеба, а также темное скопление башен и куполов, рвавшихся к усыпанному звездами небосводу. Огни выглядели бдительными, словно глаза недремлющего дракона, и как будто бы с мрачной настороженностью наблюдали за ним. Но Тильяри сквозь просвет рванулся туда и услышал лязг саблевидных листьев, сомкнувшихся за его спиной.
Перед ним расстилалась ровная лужайка, поросшая странной травой, что извивалась под босыми ногами подобно бесчисленным червям. Задерживаться на этой лужайке никакого желания у него не было, и он широкими скользящими шагами поспешил вперед. На траве не было видно следов ног, но, приблизившись к галерее, охотник увидел кем-то отброшенный моток тонкой веревки и пришел к выводу, что Мокейр все-таки его опередил.
Вокруг дворца бежали дорожки из крапчатого мрамора и булькали, точно кровь в перерезанных глотках каких-то чудовищ, фонтаны и водопады. Открытые ворота никто не охранял, и в здании, освещенном тусклыми лампами, стояла тишина, как в мавзолее. За яркими желтыми окнами не было видно ни единой тени, а меж высоких башен и куполов спала ничем не тревожимая тьма. Тильяри, однако, не доверял этой видимости дремотной тишины и довольно долго пробирался боковыми тропками, прежде чем решился приблизиться к дворцу.
Несколько больших призрачных животных, которых он принял за обезьяноподобных чудовищ Маал-Двеба, во мраке прокрались мимо него. Они были мохнатыми и нескладными, с покатыми лбами. Некоторые бегали на четырех ногах, остальные передвигались в полусогнутом состоянии, подобно человекообразным обезьянам. Напасть на Тильяри они не пытались, а, жалобно поскуливая, спешили прочь, будто избегая его. Этот признак говорил о том, что они настоящие животные и не выносят запаха, исходившего от его умащенного зловонным снадобьем тела.
Наконец он очутился в темном портике с множеством колонн и бесшумно, точно змея из диких джунглей, проскользнул в наводящий ужас загадочный дворец Маал-Двеба. Дверь, скрытая темными колоннами, была не заперта, и за ней охотнику открылась сумрачная пустота бескрайнего зала.
С удвоенной осторожностью Тильяри переступил порог и двинулся вдоль занавешенной стены. Воздух в помещении был напоен незнакомыми запахами, тяжелыми и усыпляющими, и неуловимо тонкими курениями, как будто источаемыми кадильницами в скрытых любовных альковах. Аромат был Тильяри неприятен, а тишина все больше тревожила его. Казалось, тьма полнилась неслышными вздохами и каким-то неуловимым для глаза зловещим движением.
Медленно, словно распахивающиеся гигантские желтые глаза, медные лампы на стенах зала разгорелись ярким огнем. Тильяри спрятался за шпалерой, но, в трепидации подсматривая из своего убежища, увидел, что зал все еще пуст. Наконец он решился двинуться дальше. Повсюду вокруг пышные занавеси, расшитые изображениями пурпурных мужчин и лазурных женщин на кроваво-красном фоне, словно бы тревожно колыхались, как живые, на ветру, которого он не ощущал. Однако ничто не выдавало присутствия поблизости Маал-Двеба, и ни его металлических прислужников, ни одалисок тоже нигде видно не было.
Все двери на противоположной стороне зала, с искусно подогнанными створками из черного дерева и слоновой кости, были закрыты. В дальнем углу Тильяри заметил тоненький лучик света, пробивавшийся сквозь темную двойную шпалеру. Очень медленно раздвинув шпалеры, Тильяри увидел огромный, ярко освещенный покой и сначала решил, что попал в гарем Маал-Двеба, ибо там собрались все девушки, которых колдун за годы правления забрал в свой горный чертог. И в самом деле, их здесь были, казалось, сотни: одни сидели или полулежали на богато украшенных кушетках, другие стояли, застыв кто непринужденно, а кто в испуге. Тильяри
