того, что он успел увидеть, однако внутри вдруг забрезжило смутное ощущение опасности. Он развернулся к щели, сквозь которую пришел, хотел выбраться обратно на тропинку, но было поздно. Длинные и прочные, точно медная проволока, щупальца с поразительной быстротой отделились от основания каждого стебля и молниеносно обвились вокруг его щиколоток. Плененный, он беспомощно стоял в центре натянутого силка. Он забился, пытаясь вырваться, но стебли уже склонялись и тянулись к нему, пока их алые рты не оказались на уровне его колен, подобно кольцу низкопоклонствующих чудовищ.
Они придвигались все ближе, уже почти касаясь Тильяри. С мясистых губ их, поначалу медленными каплями, потом тонкими струйками начала сочиться прозрачная бесцветная жидкость, заливая ему ступни, лодыжки и голени. Охотник ощутил сперва неописуемое покалывание в ногах, затем мимолетное странное онемение, а потом в его плоть точно впились жала тысяч свирепых мошек разом. Сквозь плотное кольцо чудовищных цветочных чашечек он видел, как ноги его претерпевают жуткие и загадочные изменения. Их природная волосатость усилилась и стала похожа на темную мохнатую шерсть обезьяны, голени каким-то образом укоротились, ступни же, напротив, удлинились, а пальцы уродливо вытянулись, как у встреченных им зверей Маал-Двеба!
В невыразимом смятении Тильяри выхватил обломанный нож и принялся кромсать коварные цветы. С таким же успехом он мог бы попытаться отсечь покрытые панцирем головы дракона или рубить громадные железные колокола. Нож обломился у самой рукоятки. А растения, приподнявшись, склонили головы над талией Тильяри и принялись поливать своей прозрачной гибельной слюной его бедра.
Бессильно захлебываясь в этом неописуемом кошмаре, он услыхал испуганный женский вскрик. Поверх склонившихся над ним цветов он увидел, как непроницаемые стены лабиринта, точно по волшебству, расступились, и взгляду его предстала странная сцена. В пятидесяти футах от него, на том же уровне, что и ониксовая площадка, был установлен овальный не то помост, не то алтарь из лунно-белого камня, в центре которого застыла в изумленной позе его Атле, вышедшая из лабиринта по мосткам из порфира. Гигантская мраморная ящерица, стоящая на задних лапах, вертикально держала перед ней в когтях круглое зеркало из серебристого металла; голову чудовища за зеркалом не было видно. Атле, точно завороженная каким-то поразительным зрелищем, вглядывалась в поверхность диска. Тильяри виден был лишь ее заледеневший, с широко раскрытыми глазами, профиль, и само зеркало тоже было повернуто полубоком, а тело ящерицы, с расстояния казавшееся короче, изгибалось под острым углом и будто растворялось в пресмыкающемся лабиринте. Посередине, между ониксовой площадкой и помостом, возвышался ряд из шести тонких бронзовых колонн, разделенных широкими промежутками и увенчанных высеченными из камня головами демонических божков; через одного они взирали на охотника, остальные – на девушку.
Тильяри хотел было закричать, но в этот миг Атле шагнула к колдовскому зеркалу, как будто что-то в его глубинах неодолимо притягивало ее, и тусклый диск вдруг вспыхнул ярким огнем. Жалящие лучи, что вырвались из зеркала, обволакивая и пронзая ее, на миг ослепили охотника. Когда пелена, застилавшая его глаза, рассеялась, превратившись в пляшущие цветные пятна, он увидел, что Атле, неподвижная, как статуя, все так же вглядывается в зеркало испуганными глазами. Она не шевелилась; изумление застыло на ее лице, и Тильяри понял, что она выглядит в точности как те женщины, что спали зачарованным сном в горном чертоге Маал-Двеба. Как только в голове у него промелькнула эта мысль, он вновь услышал хор звенящих металлических голосов, которые словно бы исходили из демонических голов, венчавших колонны.
– Красавица Атле, – торжественно и зловеще возвестили голоса, – узрела себя в зеркале Вечности и стала неуязвима для неумолимого дыхания Времени.
Тильяри показалось, что его затягивает в какую-то ужасающую мрачную трясину. Разум его не в силах был постичь того, что случилось с Атле, и его собственная судьба представлялась ему столь же мрачной и жуткой загадкой, разгадка которой была недоступна простому охотнику.
Кровожадные цветы меж тем уже дотянулись до его плеч; ядовитая слюна струилась на его руки и грудь. Под действием их чудовищной алхимии превращение неумолимо продолжалось: длинная шерсть покрыла раздавшийся вширь торс, руки по-обезьяньи удлинились, ладони приобрели сходство со ступнями. Все тело Тильяри вниз от шеи было теперь совершенно неотличимо от тел обезьяноподобных созданий, бегавших в садах Маал-Двеба.
Охваченный унизительным ужасом, он ожидал завершения метаморфозы и потому не сразу заметил, что перед ним стоит человек в скромном одеянии с печатью утомления от надоевших ему чудес на лице. Позади на него, точно свита, застыли два железных робота с серпами вместо рук.
Каким-то безжизненным голосом человек произнес непонятное слово, долгим загадочным эхом задрожавшее в воздухе. Кольцо безжалостных цветов, сомкнувшееся вокруг Тильяри, разжалось, и они вновь распрямились, образовав плотную изгородь, а их гибкие щупальца освободили щиколотки жертвы. Едва осознавая, что свободен, охотник услышал хор медных голосов и смутно понял, что демонические головы, венчавшие колонны, снова заговорили:
– Охотник Тильяри омылся в нектаре цветов первозданной жизни и вниз от шеи во всем стал похож на зверей, на которых охотился.
Когда хор умолк, утомленный человек в скромном одеянии подошел ближе и произнес, обращаясь к нему:
– Я, Маал-Двеб, хотел поступить с тобой в точности так же, как поступил с Мокейром и многими другими до тебя. Тот зверь, которого ты встретил в лабиринте, и был Мокейр, чей новообретенный мех еще хранил влажность и блеск амброзии этих цветов; и многих его предшественников ты видел в моем саду. Однако я передумал. Ты, Тильяри, в отличие от других, останешься человеком, по крайней мере выше шеи, и будешь волен вновь войти в лабиринт и выбраться из него, если сможешь. Я не желаю более тебя видеть, и милосердие мое проистекает совсем из другого источника, нежели уважение к твоему племени. Ступай же, ибо в лабиринте еще множество закоулков, которые тебе предстоит преодолеть.
Чудовищный страх овладел Тильяри; его природная свирепость, его дикарские устремления – все покорилось усталой воле колдуна. Бросив на прощание полный удивления и боязливой тревоги взгляд на Атле, он покорно побрел прочь тяжелой походкой огромной обезьяны. Шерсть его влажно блеснула в свете трех солнц, и он затерялся в хитросплетениях лабиринта.
Маал-Двеб, сопровождаемый своими железными рабами, подошел к фигуре Атле, которая все так же изумленными глазами вглядывалась в зеркало.
– Монг Лут, – произнес он, обращаясь по имени к ближайшему из двух металлических прислужников, – ты знаешь, что по своей прихоти я решил увековечить эфемерную женскую красоту. Атле, как и ее предшественницы, которых я призвал в свой горный чертог и послал исследовать хитроумные секреты моего лабиринта, взглянула в зеркало,
