class="p1">Георгия насторожили эти слова, но сказаны они были без угрозы и выражали, скорее всего, одну только надежду на грядущее сотрудничество. Следак немного успокоился, но решил для себя быть настороже. Кто знает, как всё может обернуться…
А затем он поймал взгляд Натальи — и понял, что в эту местную ночь спать ему тем более не придётся.
* * *
Прошло сколько-то времени. Сколько именно, Хремгир не знал: за разговором оно текло незаметно. Также ночью на небе недоставало солнца, чтобы по нему смотреть, а луну было почти совсем не видно. Да и не имело всё это для каремника значения. Занимало его совсем другое…
Впервые от него требовали принять решение, которое и вправду могло на что-либо повлиять. Хотя чем-то подобным было и его бегство из Замка… однако этот шаг Хремгир предпринял вынужденно, чисто для того, чтобы выжить. А теперь от него ждали взвешенного и продуманного ответа… как от настоящего Властелина.
А соблазн был велик… Хремгир вдруг до слёз понял, как ему дорог Замок — и родная каремня, где он жил с самого детства. И чтобы всё это принадлежало Огненным?! Да никогда!
Одно его слово — и всё закрутится, завертится… а чем закончится-то? Стоит ли затевать такое, чтобы на пути к цели бесславно погибнуть, сведя на нет все свои усилия последних дней? Зачем тогда всё было? Зачем он спасал себя и меч, если нет уверенности в том, что его самого не убьют, а клинок не попадёт назад к Огненным?! Хотя бы попытался?! Хороша попытка…
«Я хочу жить, — подумал Хремгир, глядя в полог шатра над спящим старостой. — Skhlanarn, я просто хочу жить. Но Геохрги и Шшорг помогли мне в этом, и я должен им отплатить. Однако если первый с пониманием отнесётся к любому моему решению, то на что меня подбивает второй? Да, он будто подталкивает меня разве что к самому выбору, ни к чему больше, но… что, если он хочет с моей помощью получить себе место в Замке? Был начальным человеком у горцев — пожелает стать таковым у Ледяных воинов?.. Пока Шшорг вроде как наш союзник, но будет ли так потом? Ох, как же, Вечный Лёд, всё сложно-то, а!..
Может, ты подскажешь, что делать?» — посмотрел он на меч, на который по привычке, задумавшись, положил руку; обжигающего холода, как в первые разы, уже не чувствовалось. Но меч никак не проявил свою разумность: промолчал.
Хремгир внезапно осознал, что не может взять на себя такую ответственность. Не приучили его к этому. И потому боязно сделать первый шаг к тому, чтобы что-либо изменить.
Не от него ведь в конечном итоге будет зависеть, одержит ли он верх в борьбе, коль решится в неё вступить. А от того, поддержат ли его люди, на которых он захочет опереться. А именно — горцы.
Подсобят в задуманном деле — будет, значит, что-нибудь путное. Наверное.
Откажутся — что ж, придётся остаться здесь и до конца дней разводить каремов. Геохрги с Натхалией дальше будут как-нибудь сами… А Гера…
«Не время сейчас об этом думать. Завтра всё узнаю», — сказал себе Хремгир и закрыл глаза.
Хоть проснулся он самое большее пятую часть дня назад, поспать перед такими потрясениями удалось всё же слишком мало. К тому же, тут ещё только начиналась ночь…
Георгию спать не хотелось, несмотря на жалкие пять или около того часов отдыха перед тем, как подготовиться к выезду из гаража Шаповала.
Мало того: пока Хремгир был после долгого разговора со старостой занят мозголомными думами, следаку вообще не было дела до завтрашнего дня в этом мире, параллельном его родной Земле.
«Пускай даже любовь — это враньё, о чём писал ещё Ремарк, — мелькало в голове у Шитова, в то время как тело находилось где-то на полпути к нирване. — Главное, чтобы это враньё было приятно обоим, кто его однажды придумал и теперь поддерживает… А истина всё равно с этой точки зрения чересчур неприглядна. На ней не выстроишь ничего… ничего-о-о-о…»
* * *
Утром Хремгир сообщил о своём решении Шшоргу. Тот внимательно его выслушал, поразмыслил и пожал плечами.
— Твоё право, Ледяной. Раз ты думаешь, что так будет правильно, — давай спросим у людей. А там уж как они скажут и каково это будет для тебя.
Староста опять позвал охранников и распорядился созвать весь аыл на площадке между скалой и обрывом.
— Пошли, — махнул затем он Хремгиру. — Надо же всем видеть, за кого вступаться. Заодно и друзей своих позовёшь.
Бывший каремник молча кивнул. Он всё ещё чувствовал себя не в своей тарелке после того, что на него вчера свалилось.
Георгий и Наталья дремали после бурной местной ночи в поставленном для них шатре, но, как только Хремгир позвал их, очнулись, быстро собрались и вместе с ним отправились на место сборища.
А там уже стояла немаленькая толпа — человек сто, не меньше. Почти все, кто жил в аыле: мужчины, женщины, подростки в грубой одежде из шкур каремов. Кое-где даже совсем детей несколько бегало.
Посреди толпы на небольшом каменистом возвышении стоял Шшорг и ждал, пока все соберутся. К нему трое беглецов и двинулись.
Горцы расступались перед ними, смотрели во все глаза, как на какое-то чудо немыслимое. Не разглядели, выходит, ночью как следует.
Но троице было всё равно, как на них смотрят. Они сейчас хотели одного: чтобы гнетущая неизвестность, витавшая над ними последние сутки, поскорее рассеялась, оставив вместо себя какую-либо определённость. А ей можно наконец будет и покориться.
Хремгира Шшорг поставил рядом с собой лицом к полукругу жителей. Не привыкший быть в центре внимания каремник не знал, куда глаза прятать от десятков устремлённых на него взглядов, и убеждал себя, что все уставились не столько на него, сколько на меч у него в руках.
Двое питерцев стояли чуть сзади и сбоку, за его плечом, и такого интереса не привлекали. Однако на фоне примитивно одетых горцев выглядели они действительно необычно.
Со временем гомон на площадке становился всё громче, а народу прибывало медленней. Когда ожидание стало откровенно тягостным, Шшорг поднял руки, призывая всех к тишине и возвещая начало собрания.
— Благодарю всех за то, что пришли, — заговорил он, и хрипловатый голос разнёсся по всему пространству и эхом отразился от скалы у всех за спиной. — Вы уже знаете, что ночью к нам по воле богов попали эти чужаки, — жест в сторону беглецов. — Зла они нам не желают, поэтому и нашли у нас
