Маркелов, Сергей Михайлович, р. 1833. 35.
Небогатый. 120 душ. 1500 р. дохода[220].
Русский революционер. Наружность: смуглый, черноглазый, курчавые черные волосы. Лицо угрюмое, взгляд как бы сонный[221], энергическое упрямое выражение в носе, несколько крючковатом, широких правильных губах. Руки жилистые — весь жилистый. Голос — бас отрывистый. Впрочем, почти постоянно молчит. Неустрашим до отчаянности — но не оживлен. Может быть кровожаден, не умеет ни прощать, ни забывать, глубоко оскорблен и за себя и за всех угнетенных. Ограничен[222] и всё в одну точку бьет. Читает очень мало — прочел, что нужно (Герцена в особенн<ости>)[223], и готов на дело. Манеры резкие, но не назойливые — большей частью презрительно держится в стороне. Презирает легко и бесповоротно, особенно слабость. Служил в артиллерии и вышел поручиком по неприятности, в которой не совсем был прав, но где замешался немец. С отцом рассорился[224]. Ненавидит немцев (особенно русских немцев)[225]. Сохранил военную выправку. Живет спартанцем и монахом[226]. У него именьице в 4 верстах от губернского города, в 15 от имения Сипягиных — к ним надо ехать через город. Маркелов был страстно влюблен в одну девушку, которая ему изменила самым бесцеремонным образом и вышла за адъютанта — тоже из немцев (М<аркелов> ненавидит адъютантов). Мартьянов пробовал писать статьи о специальных недостатках нашей артиллерии, но у него совсем нет таланта изложения. Всё, однако, продолжает писать с великим упорством, почерк крупный, неуклюж<ий>* — à la Orloff[227]. Совершенно удобная и готовая почва для Нечаевых и К°.* Презирает деньги.
Висячие черные жидкие бакенбарды. Никаких развлечений (карты, охота) не любит и не нуждается в них[228].
Чувство административности в нем развито, а потому, несмотря на свою резкость, он способен подчиняться влиянию; вообще он не голова — а правая, вооруженная рука.
4
Сипягина, Валентина Михайловна, 1839. 29.
Сестра предыдущего. Русская позерка. Наружность вроде Зубовой* — смуглая (но не черноволосая, русая), напоминает Сикстинскую Мадонну — глаза удивительные. Несколько неуклюже сложена, плечи высоки, губы немного велики и бледны, но все-таки — прелестна. Воспитана в Институте Смольном. Ее отец — смирный и ограниченный генерал, мать умная и хитрая малоросска с[229]обычной простодушной наружностью. Валентина в Институте считалась республиканкой, а впрочем была на виду. Хорошо училась (отсутствие художественного элемента). Умна, не зла, даже желает добро делать, не без поэтичности и чувствительности, щедра, прогрессивна, но прежде всего: желание нравиться, желание властвовать — поза. В сущности, очень холодна. Во все любит вмешиваться и быть центром и главою. Деспотка, не может переносить самостоятельности в других. Манеры мягкие, почти вкрадчивые. Под старость разочаруется — и станет равнодушнее и лучше. Любит свет. Сипягин познакомился с ней, когда она жила с матерью в небольшой петербургской квартерке, холодной, как у Мещерской*: виден пар, когда говорят. Сип<ягина> смеется и находит, что это как в церкви[230]. Брата она побаивается — но чувствует, что гораздо умнее его; мужа она любит мало — но уважает его, т. е. видит в нем человека, который может далеко пойти. Разговаривает с ним мало. Он в ней ошибается, т. е.: думает, что она очень добра и мягка — только indolente[231]; брат ее знает гораздо лучше. У ней один сын 7-и лет, с которым она как будто много возится, но в сущности больше говорит о нем с умными людьми.
Говорунья и повторяет удачно сказанные слова с таким видом, как будто в первый раз их произносит, — наивно, задумчиво — (1 нрзб.).
5
Синецкая Марьянна Викентьевна, 1846. 22 г.
Нигилистка, но из хороших, не самодельная от бездействия, самолюбия и пустоты, а натолкнутая на эту роль судьбой. Племянница Сипягина. Наружность вроде Луизы*— только более женственная. Светлые большие серые глаза, большой нос, маленькие сжатые губы, росту почти небольшого, руки и ноги крошечные, волосы — красивые светло-русые — стрижет. А ходит всё в каких-то широких, перехваченных блузах. Энергия, упорство, трудолюбие, сухость и резкость, бесповоротность — и способность увлекаться страстно. (Маркелов ее полюбил — она хотела было себя заставить его полюбить, но не могла. Не довольно изящен, и не довольно молод, и не довольно умен[232] — она сама не воображает, как ей именно это нужно — оттого она отдалась Нежданову.) Ненавидит свою тетку и до некоторой степени презирает дядю. Положение ее весьма тяжелое. Отец ее, полуполяк (вроде Вердеревского), был уличен в громадной казенной краже, осужден, сослан, потом прощен — но умер без гроша; мать не перенесла этого удара — и вот ее дядя приютил ее («мы оба круглые сироты» — Сипягиной), но ей тяжко и тошно есть чужой хлеб — она непременно хочет на волю вырваться — держится она самостоятельно и несколько угрюмо. Сипягина всячески старается ее mettre à sa place[233]. Между ними постоянная, хотя весьма скрытая и вежливая борьба. С<инецк>ая занимается естественными науками, à la grande commisération[234] Сипягиной. Сипягин несколько ею тяготится. Она таки довольно тяжела.
Соломину она окончательно отдается в силу головного решения, которому всё — и самая жизнь ее — должно покориться. Да и оно авось дельно.
Надо будет хорошенько прочувствовать и передать, почему она отдалась Нежданову. Тут действовали: а) что в ней было женственного; б) привлекательность всего трагического — а с Неждановым она перенесла страшно трагические дни.
6
Сипягин, Борис Иванович, р. 1820. 48 л.
Средняя пропорциональная между Абазой и Жемчужниковым (и Валуевым*[235]). Либеральный бюрократ. Высокого роста; голова маленькая, лицо внушительное и спокойное, манеры изящные, говорит отлично по-французски и даже по-английски — «haute école»[236]. Голос приятно-самоуверенный и тихий, движения рук благороднейшие — неизбежный министр. В 68-м имеет уже давно чин тайного советника, камергер — председательствовал в разных комиссиях, на отличном счету у государя; однако в 1868-м году несколько будирует, а оттого в деревне. Его немножко обошли. Умерен во всем. Во время эмансипации находил, что напрасно крестьянам дают землю, потом, однако, перешел на сторону Милютина.* (Взять элемент Хрущова, кн. Оболенского — Д.)*, Склонен[237] к славянофильству и даже называ<ет> себя славянофилом[238] — но без фанатичности. В сущности ограничен и неглубок — и сух и эгоист. В домашней жизни тоже вежлив и размерен. Отец его был известный правдолюбием и честностью сенатор, вроде Жемчужникова — старика.* Имение довольно значительное — да и сам он, хотя честным образом, но увеличил его по разным железнодорожным предприятиям, где ему, просто из уважения, давались паи… (до «калмыцких» денег, однако, не доходило)*. От правительства получил аренду. Считает себя патриотом, но тоже умеренно. Тип русского juste milieu[239]. Одна слабость: игра. Проигрывается иногда сильно.
7
Соломин, Василий Федотыч. — 1840; 28 л.
Сын дьячка. Настоящий русский практик, на американский лад. См. — что сказано о нем в концепте[240]. Наружность — лошадиная в хорошем смысле. Крупный, костистый, мускулистый; цвет лица желтоватый, волосы белокурые с искорками, лицо длинное, как у ересиарха[241] Селиванова*, глаза небольшие, серые, умные и симпатичные по простоте своего взгляда; взять физиономию Забелла <? >;* губы крупные, хорошие, зубы белые, движения медленные, но не неуклюжие. Силач; энергия[242] сказывается во всем, в самом смехе. Один у дьячка сын, пять[243] сестер, все замужем за попами да дьяконами; с согласия отца — хорошего старика, вроде Устюжского* — бросил семинарию, пошел по естественным наукам и математ<ике>, в университет, потом попал на завод, к англичанину, выучился по-англий<ски>, ездил в Англию[244], говорит дурно, но толково (анекдот[245] по этому поводу с Сипягиным. Сол<омин> говорит: я понимаю)[246]. Находится во время действия романа на большом заводе в качестве главного механика. Завод в 4 верстах от имения Маркелова. Большое влияние С<оломина> на рабочих — и вообще оригинальное его положение. Он знает хорошо петербургских революционеров и хотя сочувствует им, однако держится на точке выжидания. Понимает невольное отсутствие народа, без которого ничего не поделаешь. Школы заводит[247]. Знакомится с Маркеловым… позже с Неждановым. Столкновения, вследствие которых те гибнут, — он остается цел. — Жестокие, запутанные сцены. Надо показать, что он остается цел не как хитрец и виляка и трус, а как умный и дельный малый, который даром не хочет губить ни себя, ни других. Даже Маркелов, погибая, выражает ему свое уважение. Сипягин знакомится с ним на заводе; он сам затевает нечто подобное и хотел бы его перетянуть. Надо показать, как Сипягин, сперва грандиозно и свободно входящий в этот бунтовщицкий круг, вдруг пугается, теряет голову и сам всех выдает — с высоты своего величия…
