— Там никого нет, — я баюкаю голосом и расчесываю волосы, они так нежны, что паутинки набиваются в щетку.
— Да? — она продолжает пугливо и пристально смотреть в сторону противоположной стены, и я понимаю — бедняжка видит себя в нашем дортуаре и смотрит туда, где у входа стоит стол дежурной с горящей настольной лампочкой, выкрашенной синей краской.
— Там никого нет! — тормошу я подружку. — Очнись, мы с тобой плывем на большом белом корабле, в море!
— Нет, это ты на большом белом пароходе, в красивой рубашечке с погончиками на железных пуговках, а я никогда нигде не была, — отвечает печально сомнамбула.
Да, погончики моей рубашки на стальных заклепках… я обнимаю Веру и беру на руки. Она так легка, что я чуть не расплакалась. Еле-еле шагаю вперед.
— Верун, я заберу тебя с собой. Мы будем жить вместе, и ты вырастешь.
— Правда? — и она благодарно обнимает шею двумя веточками. — И я не буду больше тебя искать?
— Правда, — я выхожу из душа и опускаю ее в кресло-каталку. Что у тебя с ногами?
— Я не хочу никуда ходить.
Мегера слышит наш разговор и трусливо закрывает глаза.
Я собираю с дивана детскую одежду.
— А эту ты видишь? — я киваю в сторону сиделки.
— Дежурную? — она таращит пугливый взор. — Нет еще… Она ушла в туалет…
Я забираю трусики, маечку, ночную пижаму с брючками из дешевой фланели, сандалеты и, ущипнув до крови сиделку: вот тебе! — объясняю на ухо ситуацию:
— Слушай, гадина, в оба уха. Я забираю Веру к себе. Тут тебе не Россия — права детей защищает закон. Я знаю, ты сумеешь развязать руки. Пусть. Только не рыпайся и сиди тихо. Иначе я обращусь в полицию. Запомни, ты осталась одна! Понятно?
Сиделка кивает затравленными глазами.
— В какой каюте мадам Фелиц? — я не успеваю отлепить скотч.
— В каюте — С 041, — тихо ответила Верочка.
Ее глаза снова закрыты, но теперь во сне она улыбается.
Я выкатываю каталку и кручу в сторону лифта.
— А кровать ты заправила? — вздрагивает сомнамбула.
— Да.
— И подушку поставила треугольником?
— Конечно! И одеяло подоткнула по всей длине под матрас и разгладила ровно-ровно, без морщин.
С каталкой я еще раз вижу, что для калек тоже полный комфорт: плавные спуски, ровный подъем… с ума съехать!
Вкатив коляску в свою конуру, я укладываю Веру в постель.
— Верун, а кто этот клиент! — мне кажется она не спит.
Молчание.
— Почему он хочет моей смерти? А, Верун?
Молчание. И — еле слышное сквозь шум волн — легкое дыхание. Она продолжает улыбаться… Ладно, Верочка, спи сладко и спокойно. Я знаю, кто сейчас ответит на эти вопросы.
Проверяю оружие, иду к двери.
— Ты насовсем уходишь? — Верочка открыла грустные глазки.
— Нет. Я скоро вернусь.
— Поцелуй меня на прощание.
— Зачем так грустно? — я целую прохладную щечку.
— Мы увидимся только осенью…
— Не скули, Верун.
— …Это будет в Москве, под вечер. Когда пойдет дождь. Я буду ехать в трамвае по Беговой улице, и когда он остановится на перекрестке у светофора, я увижу тебя за рулем красивой машины. Наши глаза встретятся. Обещай, что ты помашешь мне рукой.
— Обещаю! Глупышка…
— И мы поженимся.
— Хорошо! Спи…
— И родишь мне ребеночка.
— Обещаю.
Она закрыла глаза и разжала слабое объятие. Я еще раз поцеловала щеку с одинокой слезой и — к выходу.
До сих пор не могу себе простить, что оставила ее тогда!
На часах полночь. Самое время заняться покойницей Фелицатой. Я знаю — она единственная успела меня рассмотреть и понять кто я, и, следовательно… в каюте ее нет.
«Тук-тук. Кто там? Ваша внучка, Красная Шапочка. Несет вам лепешку и горшочек масла, который вам посылает моя мать».
Нет ответа. Смылась, писюха! Я иду к ночному стюарду, корчу плаксивую рожу: «Стюард! Моя подруга, мадам Фелиц из каюты С 04Г пропала! Не берет трубку телефона, не отвечает на стук в дверь…»
Стюард для проформы заглядывает в карточки пассажиров:
— У мадам Фелиц неприятности. Она поранилась о стекло и сейчас находится в больничном боксе.
— Боже! Я обошла всех наших друзей — никого нет в каютах!
— Мадемуазель, — мнется стюард, — у нас проблемы. В кают-компании лопнула потолочная лампа. Ваши друзья поручили небольшие ожоги и ранения. Мы вызвали вертолет скорой помощи, который доставит всех в госпиталь на побережье. Вертолет уже вылетел.
Мне надо спешить — Фелицата вот-вот ускользнет с корабля.
— Какой ужас. Я могу их навестить?
— Только с разрешения дежурного врача, доктора Хеннинга.
Я узнаю телефон бокса, словно собралась позвонить, затем круто меняю решение: «Нет я зайду сама». Стюард объясняет как найти больничный бокс и, четко следуя его советам, я оказываюсь у матовой двери с красным крестом. Прохожу мимо и — к ближайшему настенному телефону. Набираю номер больничного бокса:
— Доктора Хеннинга пожалуйста!
Мне ответил голосок девушки, наверное, это дежурная медсестра.
— Он отдыхает. Я дежурная медсестра.
— Пройдите в капитанскую рубку. У нас на связи патрульный вертолет. Спрашивают: может быть подождать до утра? Погода плохая.
— Боюсь, двоим нужна срочная госпитализация! — вскипает сестра, — мы не можем оказать нужной помощи…
— Пройдите к капитану! — и я вешаю трубку.
И вот я вхожу в бокс. За столиком медсестры горит матовая лампа. Пусто. Иду дальше, в палату. Боже! На трех койках белоснежные куклы — люди с забинтованными головами и руками. Двое — на капельницах. Одна кукла, как кукла — это ученый карлик. Видны только открытые рты. Стон. Муки ран. Дух боли и медикаментов. Фелицаты среди них нет. Суке повезло больше всех — отделалась уколом от шока в волосатую задницу. Возвращаюсь в приемный покой. Внимательно оглядываю стол медсестры. Где-то здесь лежит кончик нити, ведущий к писюхе… картотека… ага! вот бортовой медицинский журнал… откидываю последнюю страницу. Сплошная латынь. Мимо! А это что? На закладке торопливой рукой записан номер телефона, ниже — номер каюты: А 085, а еще ниже — «мадам Ф…» Облом, Фелицата! Ясно, что она косит под больную и тоже хочет улететь с вертолетом скорой помощи на берег, подальше от Герсы. Попалась, писюха! Оставила медсестре свои координаты! Снимаю телефонную трубочку. Набираю нужный номер. Время за полночь, но она ждет звонка из бокса и сразу кинется к телефону. Алло! Фелицата явно все еще в шоке и потому соображает с трудом. Надеюсь, мой голос за 12 лет повзрослел. У меня витаминов хватало… Подделываясь под фальцет медсестры объясняю мадам Фелиц, что вертолет вот-вот совершит посадку на борт корабля, но я должна еще раз ее осмотреть, чтобы решить — насколько целесообразна ее срочная госпитализация. Вертолет перегружен и над морем штормит…" «Умоляю, — рычит в трубку, Фелицата, — я умру, если вы оставите меня на борту. Мне кажется, я начинаю слепнуть!»
— Не напрягайте голосовых связок, мадам. Я зайду сейчас вас осмотреть.
— Благодарю. Только постучите три раза — у меня что-то с нервами.
Стучу три раза.
Тук-тук-тук.
Тук-тук-тук стучит мое сердце, облитое кровью памяти: настал час возмездия. Вспомни, Лиза, бедную девочку в рыженьких сандаликах на кирпичном карнизе! Пальчики ее, которыми она цепляется за ямки в стене! Балкон ее на четвертом этаже, где беснуется псих с лыжной палкой в руках, к концу которой примотан проволокой хирургический скальпель…
— Кто там?
— Медсестра от доктора Хеннинга.
Она нервозно возится с замком, наконец открывает и сразу получает страшный удар ребром по шее, локтем в солнечное сплетение и ногой в коленную чашечку. Мне йадо ее ошеломить и выбить мозги из ушей. Лишить опоры в себе. Правило кун-фу: целься в душу! Но стерва выдержала удар, и стала отчаянно сопротивляться! Она ждала нападения… Борьба Фелицаты настолько возмутила мою душу, что я едва-едва не убила ее, и сама опомнилась только тогда, когда уложив на пол, связывала руки за поясом полосой скотча.
Молчание.
Слышу только ее порывистое дыхание.
Переворачиваю лицом вверх и наши взгляды наконец-то встречаются. Я вижу, что она психологически приготовилась к моему появлению. В агатовых глазах только
бесконечная злоба и огонек любопытства. Суке интересно посмотреть как я выросла.
Достаю ее золотой револьвер — узнала! — и начинаю стволом отдирать полоску лейкопластыря над бровью. Там чернеет неглубокая ранка под корочкой крови. Отодрав пластырь, я молча заклеиваю один глаз.
— Здравствуй, милая.
Она молчит. Одинокий глаз полыхает бессильной злобой.
— Что ж ты, писюха, так долго не приходила из магазина? Забыла, что обещала проверить мои тетрадки. Нехорошо лгать, Фелицата, особенно лгать детям. Обижать маленьких.
Я отдираю с виска еще одну нашлепку из пластыря и демонстративно заклеиваю рот служанки:
— Мне не нужны твои слова, дрянь. Хочешь молчать — молчи.
