class="p1">«Комдив Карпов, тоже как Курдюмов В.Н. (ныне генерал-лейтенант) и Букштынович М.Ф., состоял в заговоре и работал вредительскими методами, как и др. Кроме того, он работал на Урале и ЛВО под командованием Примакова (в Ленинградском военном округе комкор В.М. Примаков занимал должность заместителя командующего войсками округа
. – Н.Ч.) и ездил с ним на эстонскую границу. Исходя из этого, он был под влиянием Примакова».
С Примаковым я работал по приказу партии и командования, мою оценку ему знало начальство, политические и партийные органы армии.
Вместо того, чтобы поднять архивы, допросить свидетелей, следствие в лице бывшего начальника управления НКВД по Горьковской области Лаврушина, его заместителя Листенгурта, бывшего начальника 5 отдела Спаринского, его заместителя Дымковского, следователей Бренера, Кузнецова и др. стали издеваться надо мною и бить смертельным боем в продолжение ряда месяцев (с промежутками), доводя меня до отчаянного состояния, больного, психически расстроенного, угрозы репрессировать семью, отбив почки, всего синего. На это есть свидетели, даже врачи. Начали требовать дачи показаний по предложенному расшифрованному вопроснику.
Я видел, если мне ничего не писать, я на допросах буду убит. Сначала решил покончить с собой, но, обдумав, что убитый или мертвый, я не сумею доказать свою невиновность перед ВКП(б) и великим Сталиным, перерешил этот вопрос и под диктовку Бренера начал писать, но, учитывая, что мне надо писать то, что легко опровергнуть, я взял своим «вербовщиком» своего личного врага с 1927 г. (о чем могут подтвердить целый ряд свидетелей) Ефимова Н.А. (бывшего начальника Артуправления РККА). Одновременно для того, чтобы в будущем доказать, что это была вынужденная выдумка, указал время и место «вербовки» июль 1935 г., т. е. тот момент, когда я не был в Москве, а со всем вторым курсом Особого факультета находился в Крыму на полевой поездке, что подтверждает приказ (по) академии имени М.В. Фрунзе. А также я поместил ряд моментов, известных мне из совещаний ЛВО и МВО методов вербовки, взяв за основу рассказ Дыбенко (командарм 2-го ранга, командующий войсками Ленинградского военного округа в 1937–1938 гг. – Н.Ч.) на совещании начсостава ЛВО о вербовке Угрюмова (комкор, заместитель начальника Управления боевой подготовки РККА. – Н., а на самом деле с Ефимовым Н.А. я не разговаривал ни на какие темы и видел его на официальных собраниях и на маневрах.
То, что не нравилось следователю Бренеру, он заставлял меня переписывать под свою диктовку. То же делал Дымковский. Иногда мне удавалось при переписке взять другую бумагу по качеству или цвету. Если эти показания сохранились, по ним можно подтвердить вышеуказанное, писанное моей рукой.
Под свист палок следователь Бренер заставил меня написать, что несмотря на беседу со мною в ЦК ВКП(б) в декабре 1937 г., я оставался на своих «контрреволюционных позициях». Я отказывался это писать, начался новый бой с приговоркой «бей зайца и он научится спички зажигать». Не вынеся мучительную боль в почках, легких и солнечном сплетении, я подтвердил это требование.
На другой день написал обо всем прокурору и н(ачальни)ку Управления, что все это абсурд, выдумано под физическим воздействием и опровергается документами и фактами иного порядка. Ответа я не получил и вскоре был отправлен в больницу тюрьмы № 1 в тяжелом состоянии.
Через семь месяцев из больницы вновь был вызван на допрос, где документально, фактами и цифрами доказал, что враги партии и их друзья, пролезшие в органы ВКП(б), оклеветали меня, ни в чем неповинного перед ВКП(б), перед страной и великим Сталиным, но и на этот раз документы из архива следствие не взяло, к делу не приложило, свидетели опрошены не были, очной ставки ни с кем не дали. Вскоре вновь был отправлен в ту же больницу, где получил решение Особого совещания НКВД СССР о заключении меня в ИТЛ сроком на 8 лет.
Вас, секретаря нашей Великой Партии, прошу пересмотреть весь этот вопрос. В чем моя вина перед партией? В том, что по молодости лет 1 января 1918 г. на собрании в Управлении дежурного генерала Главковерха (быв. Ставка), гор. Могилев, я по несознательности похвастался, что был в 1909–1913 гг. эсером, об этом хвастовстве никому ничего не сказал? Не сказал об этом и тогда, когда в декабре 1937 г. меня вызывал к себе в ЦК ВКП(б) в отдел кадров Скворцов, за это я могу нести любое наказание. Зачем меня ни в чем не виноватого перед ВКП(б), перед великим Сталиным, бумажно сделали врагом?
Всю свою сознательную жизнь, состоя в ВКП(б), я боролся со всеми врагами партии, за ее генеральную линию, за Ленина, за Сталина и сейчас, находясь вот уже скоро три года в тюрьме, в лагерях, я не был оппортунистом, не был и не буду врагом партии Ленина – Сталина – это подтвердит каждый даже относительно честный человек. Здесь я ненавижу всю эту сволочь и здесь веду с ними борьбу.
Поймите же наконец, что в течение трех лет страдает ни в чем неповинный перед партией Ленина – Сталина, вечно ей преданный человек.
Бывш(ий) член ВКП(б) с мая 1918 г.
Карпов Михаил Петрович.
Адрес мой: Коми АССР, Усть-Вымский район,
село Межог, почт. ящ. 219/4
15 декабря 1940 г.» [1].
В 1944 г. по ходатайству руководства лагеря «за образцовую работу и примерное поведение» М.П. Карпов был досрочно освобожден на основании постановления Особого совещания при НКВД от 30 сентября 1942 г. В то время он находился на ст. Кожва в Коми АССР. После освобождения работал начальником колонны в Ижемском строительном отделении Северного железнодорожного строительства. С 1946 г. работал в г. Выборге в должности начальника отдела капитального строительства мелкомбината. Определением Военной коллегии Верховного суда СССР от 6 сентября 1954 г. реабилитирован. Впоследствии жил в г. Туле, работая инженером на строительстве мелькомбината «Мельмука».
Кауфельдт Федор (Теодор) Петрович
Родился в ноябре 1894 г. в Памартской волости Лифляндской губернии в семье батрака. Окончил двухклассную приходскую школу. В 1913 г. экстерном сдал за курс реального училища. В 1914 г. окончил землемерные курсы в г. Риге. В январе 1915 г. призван в армию и был направлен рядовым в 171-й запасный батальон. В июне 1916 г. окончил Гатчинскую школу прапорщиков и был назначен в 6-й Тукумский латышский стрелковый полк. В этом полку последовательно исполнял должности младшего офицера роты, командира роты и батальона, полкового адъютанта. Участник Первой мировой войны. В составе полка участвовал в боях на Смарденских и Тирульских болотах, на реке Югла в 1917 г. За мужество и отвагу награжден четырьмя боевыми орденами, а также Георгиевским крестом 4-й степени. В 1917 г. – организатор и командир отряда Красной гвардии. Последний чин в старой русской
