от всего этого Дима и отправился…
Глава 19. Локация 4. Хочешь научиться — возьми учебник, хочешь разобраться — выбрось его к чёртовой матери.
Проснулся Дима под монотонное покачивание и лёгкий скрежет чего-то непонятного обо что-то невразумительное. Распахнул глаза в полной бестолковщине и прибывал в недоумении несколько долгих, пустых от мыслей секунд.
Его, упакованного с боков пуховыми подушками, как при транспортировке чего-то особо хрупкого и безмерно ценного, мягко укачивало в малолитражной, но, судя по изысканной отделке, дорогой карете.
Напротив, сидела великосветская дама европейского средневековья в цветастой широкополой шляпе с пышными перьями, скрывающая верхнюю часть лица. Попутчица всем видом демонстрировала изысканную загадочность.
На особе голубых кровей, судя по одеянию, прошедшему апгрейд в ювелирном бутике, красовалась огромная юбка царь-колокол, под сенью которой без стеснения, имеется ввиду объём, а не пикантность местонахождения, уместилось бы три человека Диминой комплектности.
В отличие от нижней безразмерности одеяния, выше пояса попутчицу плотно, явно до невозможности нормально дышать, утягивало платье насыщенного болотного колера, утыканное в строго симметричном порядке бусинами жемчуга и открытым декольте из разряда: «простите, оголила всё, что смогла». Контрастность платью составляли пышные ажурные рукава с манжетами и воротник-корона ослепительно белого цвета, стоявший колом.
Изящно скошенный головной убор на пол лица скрывала красную чёлку спутницы, но молодому человеку лицезреть этот атрибут и не требовалось. Одна ехидная ухмылка, выставленная напоказ и примелькавшаяся уже до оскомины, говорила путешественнику во времени и пространстве, что перед ним Суккуба собственной персоной.
После того, как глаза осознали увиденное и успокоились, выйдя из режима бешеного сканирования окружения, заложило нос, как при лютом насморке. В замкнутом пространстве средневекового транспортного средства, воняло похлеще, чем в парфюмерном отделе Летуаль.
Дима: — На кой ляд она на себя ведро духов вылила?
С этой мыслью, он в протестном жесте одёрнул плотную занавеску, закрывающую квадратное окошко в дверке, и высунул лицо наружу, в надежде глотнуть свежего воздуха. Но даже в заложенный нос ударил такой крепкий аромат помойки, что молодого человека чуть не стошнило, и он рухнул обратно в подушки, судорожно зашторивая связь с внешним миром наглухо.
Джей, как всегда, с неподдельным любопытством и чуть ли не детской непосредственностью наблюдающая за спонтанными и маловразумительными телодвижениями ученика, сделала громкое «ха», как бы обозначив в этом месте безудержный хохот. Но сам смех попридержала. Видимо, посчитала вскакивание подопечного и бег на месте в двигающейся коробке на колёсах неуместным и в полной мере изливать ехидную радость по поводу очередного попадания горе-ученика впросак, не стала.
Молодой человек насупился и, демонстративно схватив подушку, уткнулся в неё лицом, используя атрибут комфорта в качестве фильтра. Но после единственного вдоха осознал, что и предметы вокруг насквозь пропитаны ингредиентами местного парфюма, отчего тут же, отбросив вонючку, просто зажал нос пальцами.
— Привыкай, — громко и отчасти развязно, что абсолютно не вязалось с внешним утончённым образом, посоветовала Суккуба, — здесь без химической завесы не обходится ни одно приличное общество.
— У меня на особо ядовитые духи аллергия, — пожаловался ученик, продолжая зажимать аппарат обоняния, — нос закладывает.
— Вот и прекрасно, — усмехнулась Джей, — зачем ты тогда зажимаешь свою сопелку, если её и так закладывает?
Дима убрал руку от лица и, уставившись на исчадье ада, холодно и озлоблено потребовал информацию:
— Где мы и кто я?
— Фи! Какой Вы не воспитанный мужлан, сударь, — театрально взмахнула изящной ручкой великосветская развратница потустороннего мира, — а где доброе утро, сударыня, и какая Вы сегодня обворожительная. Одно слово — дикий бастард из далёкой Московии, где много-много диких медведей. Где вечно холодно и весь народ грубый, неотёсанный и жутко воинственный. Я даже не знаю, сударь, как Вы сможете ужиться в цивилизованном Париже времён Людовика XIII среди галантных кавалеров двора Его Величества и тем более соблазнить саму королеву Франции?
— Э-э, стоп! — вскинулся Дима, выбрасывая открытые ладони вперёд, подражая супергерою, останавливающему на ходу встречный паровоз, — я не понял, мы что, в Париже времён Д’Артаньяна?
— Не совсем, — переходя на усталый лекторский тон, проговорила Джей, при этом констатируя очевидное, — скучный ты. Сейчас на дворе 1620 год от рождества Христова. Только что закончилась гражданская война Людовика со своей мамой — Марией Медичи. Д’Артаньян появится здесь только года через четыре, согласно мемуарам. И раз уж ты заговорил о героях бессмертного романа Дюма, то я тебе по-доброму советую: забудь всё, что там нацарапано. Забудь фильмы, сериалы и прочую муть о доблестных мушкетёрах и тех нравах, что вспомнишь из вредоносных источников массовой информации. Здесь столкнёшься с реалиями, мой мальчик. Поверь, будешь очень неприятно шокирован. Это я тебе гарантирую.
— Ты хочешь сказать, что Дюма всё наврал? — раздражённо принялся пытать Дима, ведь «Три мушкетёра» Дюма была его любимой книжкой юности, и своим негативным комментарием, эта развратная сущность беспардонно пачкала грязью светлую подростковую мечту.
— Нет, конечно. Соврать обо всём даже Дюма не смог бы. К тому же он это не придумал, а лишь литературно переработал пару пасквилей этого времени. Писатель не знал, да и не мог знать о творящемся при дворе Людовика XIII, так как рожал свои бессмертные произведения значительно позже. Я просто посоветовала забыть всё о трёх мушкетёрах и послушать внимательно. Я не Дюма. Я творчески додумывать ничего не стану, окунув тебя в самые настоящие реалии Лувра этого времени по самые уши.
— Я надеюсь, с королевой ты пошутила?
— Нисколечко. Это и будет твоим аттестационным экзаменом.
— Ты что, с ума сошла? Я тебе что, лорд Бэкингем?
Дима лихорадочно осмотрел свой наряд. На нём висело не по размеру длинное, в пол, облачение цвета детской неожиданности, похожее на матерчатый плащ грубого пошива, с множеством пуговиц чуть ли не через каждые два сантиметра, с наглухо застёгнутым воротником-удавкой на всю шею, в качестве ортопедического воротника.
Сзади, на ощупь обнаружился мелкий капюшон, оканчивающийся длинным чулком непонятного предназначения, свисающий с головной накидки до нижних отделов позвоночника.
Под этим странным пальто чувствовалась поддёвка в виде спальной рубахи-распашонки и больше ничего, кроме растоптанных сандалий на босу ногу. На голове нащупал тюбетейку, только высокую, сантиметров пять, а то и больше. Странная шапочка не просто была одета на голову, а какими-то металлическими аксессуарами, наподобие шпилек крепилась к волосам.
— Я кто вообще, торгаш?
— Не совсем. Ты учёный и местами даже профессор.
— Оба-на, — расцвёл в улыбке абитуриент, неожиданно перешагнувший из третьего класса начальной Суккубской школы сразу в ранг высшего эшелона преподавательского состава, чем тут же поспешил возгордиться, — Ну, как профессор способен соблазнить студентку, я прекрасно
