Мелькнула мысль, что это Джян-бен-Джян заклял свой щит, таким заклятьем, чтоб тот наказал вора, раз уж у самого волшебника до этого руки не дошли, и Масленников в отчаянии воткнул в снег руку.
Боль рванулась от пальцев вверх.
Человек закричал, оттого что в живое, теплое тело воткнулись сразу тысячи маленьких ледяных ножей, зато от этого движения щит развернулся и, словно плугом пропахав снежный наст, обошел скалу и боком, явно мстя седоку за обиду, за то, что тот так и не дал ему возможности сразиться с камнем и, без сомнения, победить его, помчался вниз.
Так и не изменив движения, боком, он проскользнул между двумя валунами, подпрыгнул на третьем и влетел в кусты, разделявшие в этом месте лес и горы.
Гаврила успел увидеть мелькнувшую рядом зелень, услышать хруст и понять, что это уже хрустит не снег и не лед, а ветки, не в силах сдержать их напора.
То есть напора щита и Гаврилы.
А потом хруст сломанных костей, грохот и темнота.
Глава 38
Темноту и безвременье, в котором он пребывал, расколол чужой голос. Он доносился издалека и откуда-то сверху. Словно Бог говорил.
— Живой?
Другой голос. Насмешливый и удивлённый одновременно.
— А что с дураком случиться? Живой конечно… Вон гляди, похоже, ни одной царапины…
Вместе со звуком пришел и запах горелого дерева и ощущения тепла от живого огня. Боль еще жила в теле, но скорее как воспоминание о неприятностях. Пекло снизу, при каждом вдохе что-то кололо в груди, но все это было уже в прошлом. Боль уходила, пряталась, а голоса закружили вокруг, возвращая его к обычной жизни.
— Да… Умному так не повезет…
— Почти не царапины.
— Хотел легко отделаться!
— Видно совсем дурак!
— А меч? А щит, какой? А? Видали?
— Украл, небось…
Голоса летали вокруг, и Гаврила вспомнил, что все это он уже слышал в Экзампае. Там, правда, все обошлось, а тут еще как сказать… Не похоже, чтоб и в этот раз тут попался добрый купец Марк. Пора было подниматься и отстаивать свои меч и щит. Еще с закрытыми глазами он сжал и разжал пальцы, и когда это получилось, чихнул и открыл глаза.
— Живой!
Над ним нависало несколько мужских лиц. С облегчением Гаврила сообразил — не разбойники. Лица у хозяев были не радостно озлобленные, а просто деловито-злые. Что-то похожее Гаврила видел у товарищей по каравану послед десятка скучных караулов.
— Ну, давай, рассказывай, блаженный, какому Богу молишься? — спросил один.
— Зачем?
Гаврила действительно не понял, зачем это знать кому-то еще. Бородатый, видно на это и рассчитывал. Он по настоящему весело рассмеялся и объяснил, оглянувшись на товарищей.
— А мы все твоему Богу молиться будем.
В голове кольнуло, словно стрела пролетела от уха до уха, и мир вокруг стал четким и ясным, только вот настойчивость бородача оставалась непонятной.
— Зачем?
Старшой расплылся в улыбке.
— А если он уж таких дураков хранит, что сломя голову с горы съезжают, то уж умным от него такое благоволение должно быть… Сразу все в сотники вылезем.
— А то и в темники!
Гаврила попытался встать, но у лица блеснули наконечники копий, и он благоразумно передумал.
— Ну, так кому молишься? Где твои боги?
Их десятка полтора подумал Гаврила, ничего страшного, а вслух сказал:
— Мои боги со мной. Меч да щит их зовут.
Старшой кивнул, словно соглашаясь, но ответил, вовсе не так, как ждал Гаврила.
— Потерял ты своих Богов. Они теперь с нами…
Он повернул голову, поднял руку, и кто-то невидимый для Масленникова сунул ему меч. Старшой крутанул меч в руке, глянул в блестящее лезвие и кивнул.
— Хороший клинок. Только дураку достался.
Гаврила нахмурился, но не ответил. Старшой ухмыльнулся, поняв, что твориться в душе странного гостя. Раз проглотил оскорбление — значит трус, ничтожество, такого и обобрать не грех.
— А вот щит у тебя все же лучше… Где взял?
Гаврила уже сообразил, что может выйти из этого разговора.
Скорее всего, это действительно не разбойники и наверняка его не убьют. Убивают от глупости, по необходимости или от страха. Эти не выглядели дураками или трусами — чего им его бояться? Да и необходимости в смерти незнакомца у них не было никакой.
Но это, все же не означало, что его отпустят по добру — по здорову вместе с мечом и щитом. Гаврила сжал пальцы, расслабил ладонь. Тело стало послушным, и он улыбнулся от мысли, что в его пальцах ныне волшебства больше, чем в мече или щите.
— Что улыбаешься?
Гаврила сдернул улыбку с губ. Говорить такую правду было приятно.
— Меч-то? Считай, что меч волшебник подарил.
— Волшебник? — улыбнувшись в ответ, переспросил Старшой, поглядывая за спину, словно приглашал товарищей послушать Гаврилу, а те слушали, конечно, да похохатывали.
— Джян-бен-Джян. — подтвердил Гаврила. — Есть такой с той стороны гор.
— Аккореб? — прищурил глаза старшой. Слишком легко незнакомец произнес это слово. Без уважения и страха.
— Аккореб, — согласился Масленников, услышав в голосе уважение. — Ты же видел, откуда я спустился.
Люди вокруг заговорили, но старшой оборвал гомон взмахом меча.
— Врешь! Если б ты из Аккореба шел, то никак не мог Храма миновать…
Гаврила кивнул. Прищуренный взгляд старшого не обещал ничего хорошего, но врать Гаврила не хотел.
— … миновать и уцелеть!
Ожидая насмешки, Масленников осторожно ответил.
— Ну и там я был… Что с того?
И тут вокруг грянул смех. Даже старшой скривился как-то добродушно, правда, с изрядной долей презрения.
— Ты не только дурак, но и лжец!
Гаврила поднялся, и теперь никто не помешал ему сделать это — чего уж храбрым воинам при оружии и в собственном праве бояться лжеца и дурака?
— Почему? — спокойно спросил он отряхиваясь. Кусты вокруг стояли низкорослые, зато вдалеке росло несколько настоящих деревьев, которые в случае чего могли прикрыть от стрел.
— Потому что спрашиваешь, — сказал, как отрезал старшой. — Кто в Храм заходит тому уж, и говорить нечем.
Наверняка тот знал про Храм больше, и это знание было таким, что делало все то, что говорил Гаврила шуткой.
— Что-то не пойму я, — честно сказал Масленников. — Меч и щит я у волшебника в замке взял и в Храме был. Надо было зайти с тамошним хозяином посоветоваться. Насчет замка Ко. Так что с того?
Они засмеялись так, что кто-то даже хлопнул его по плечу одобрительно.
— Да ты, брат, веселее скомороха!
Смех перекатывался волнами. Казалось, даже кусты приняли участие в веселье, размахивая ветками. Гаврила смотрел на людей, соображая, что тут такого смешного и только потом понял, что шишига, которую он погубил в Храме, для каждого из них — неодолимый противник. Неодолимый даже в мечтах.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
