— Ладно, — решил старшой. — Пока поживи. С нами пойдешь.
— Куда это с вами? Мне, может, в другую сторону.
Старшой нехорошо усмехнулся.
— А У нас тут у всех одна сторона. Для живых. В другую только покойники ходят…
Гаврила пожал плечами.
— Понятно… У меня один вопрос только остался, — спросил он, глядя на меч в его руках. Щит стоял дальше, со всем уважением прислоненный к камню — он был куда удивительней простого меча. Узоры на нем по-прежнему менялись, словно ветер гонял их по мягкой коже. Они жили своей жизнью: переплетались, сходились друг с другом, скручивались в спирали. — Вы добро мое по-хорошему отдадите или как?
На него никто не обиделся. Старшой презрительно бросил отворачиваясь.
— Твое добро у тебя в штанах. Носи, пока не потерял.
Он протянул меч, с удовольствием глядя, как прокатывается по нему волна света.
— А то что до сих пор по ошибке твоим считалось, так мы это поправили.
Меч влетел в ножны.
— Меч и щит теперь хорошему делу послужат.
Гаврила пошевелил пальцами, кашлянул в кулак.
— Так им и в моих руках не плохо было.
— Трус и лжец — позор оружию.
— Кто трус и лжец? — спокойно переспросил Гаврила. Что-то в его голосе остановило тех, кто посчитал веселье оконченным и пошел по своим делам. — Вы, конечно, всех своих знаете, но я-то тут причем?
Они поняли оскорбление и заворчали.
— Уж не потому ли вы мне не верите, что жил при Храме до недавнего времени звереныш, которого тамошние жрецы на всех входящих науськивали? — презрительно спросил Масленников. — Так не бойтесь его больше. Убил я её…
Старшой молчал, не зная, что сказать или сделать. Пришел черед ухмыляться Гавриле. Он не хотел, чтоб это выглядело вызывающе, но как получилось — так получилось.
— Или думаете, что то, что вам не по силам, то и никому не в подъем?
Разговор не получался. Та малость, что еще связывала их, таяла в прохладном воздухе. Гаврила вдруг отчетливо почувствовал запах еще не пролившейся крови.
— Отдайте мне моё.
— Забери, — сказал старшой, чувствуя, как люди вокруг расступаются, давая ему возможность размахнуться.
Гаврила наклонил голову к плечу, краем глаза пересчитывая врагов. Меньше их было. Не больше десятка.
— Заберу, — сказал Масленников, — только вам решать как…
Старшой не переспросил. Понял, что Гаврила имел в виду. Не желая тратить время на разговоры, он просто ударил, желая убить и закончить затянувшуюся шутку.
Гаврила удара ждал, и успел присесть. Меч пролетел над головой и плечом, срезав несколько веток. Не ожидая, когда враг повторит замах, Масленников ногой ударил того по колену.
Старшой упал, но тут же поднялся, перекатившись через голову.
— Стоит ли так стараться? — прошипел он, потирая ногу. Глаза его постепенно леденели. — Прыгаешь тут… Ногами машешь.
— Конечно, нет, — отозвался Гаврила, обходя его по кругу. — Но уж больно мне убивать вас не хочется. Молодые еще вам бы жить да жить…
Старшой присел, и чуть расставив руки в стороны, двинулся к Гавриле, отжимая его к камням.
— Прыткий ты, я смотрю. И на язык и на ноги.
— Так жизнь научила…
Они снова пустились в путь, обходя друг друга.
Сперва Гаврила боялся, что кто-то рубанет его со спины, но эти люди имели понятие о воинской чести, а, скорее всего, просто были уверенны в том, что вожаку ничья помощь не понадобится.
— Что ж ты все молчишь да молчишь? Рассказал бы что-нибудь… — наконец сказал Гаврила.
Старшой не ответил. Знал он эти разговорчики — губы говорят, а руки нож к делу пристраивают. Сам такой.
— Сказал бы хоть, чьи вы тут такие будете. Вижу ведь, что добрые люди, не разбойники.
Гаврила поскользнулся, и противник прыгнул, чтоб закончить бой, но Масленникову это и нужно было. Улучив момент, он перепрыгнул наклонившегося воина и в два кувырка долетел до щита. Тот, словно простив его или растеряв в тепле зловредное джян-бен-джяновское колдовство, сам прыгнул в руки.
Удар чуть запоздал и пришелся по щиту. Гаврила, готовый к этому, приготовился принять удар и устоять, качнулся вперед, перемогая силу силой. Он своими глазами видел, как лезвие скрылось за ободом щита, но удара почти не ощутил, словно в последний момент враг промахнулся. Только тот не промахнулся.
Щит от удара хоть и не дрогнул, но лязгнуло железо так, что даже зубы заныли. Гаврила удивился, да и Старшой тоже что-то почувствовал — отскочил и посмотрел на противника.
Ай, да щит! В такой хоть тараном бей!
Мысль на счет тарана мелькнула и пропала. Масленников вспомнил, как отлетел в темноту после удара шишиги. Нет, тараном, все же не следует. Есть, наверное, предел у всякого колдовства.
— Чего удивляешься? — подначил его Гаврила. — Мой меч умный. Хозяина рубить не станет.
Старшой нашелся с ответом только через пяток вздохов.
— А ты башку подставь. Вот тогда я тебе и поверю…
— У моего меча хозяин не дурак, — засмеялся Гаврила, чуть приспустив щит. Враг его стоял, словно не знал что делать. — Ты б сказал, как тебя зовут-то. А то дерёмся, дерёмся, а я тебя даже обругать по-человечески не могу…
Старшой понял, что схватка без этого теряет часть своей прелести, и не стал упираться.
— Я Бегдан — десятник высокого господина Митрофади.
Гаврила выглянул из-за щита. Ничего это не меняло. Ласковости во взгляде десятника высокого господина Митрофади всё же не было. Он все ещё откровенно примерялся, куда бы воткнуть меч. Он и попробовал, только Гаврила опять принял удар на щит.
— Знавал и я одного Митрофади. Того Перетрием звали…
Меч пролетел над плечом, едва не разделив жизнь Гаврилы на «до» и «после». Пришлось упасть на одно колено и отпрыгнуть.
— Хотя он и не особенно высоким был. Так… Моего плеча чуть повыше.
Бегдан остановился. Взгляд его стал другим. Покачивая сталью, он сказал:
— Нашего хозяина так же зовут… Так ты его знаешь?
Гаврила вспомнил, тот вечер, что они провели за разговором с Перетрием Митрофади, и горестно вздохнул. Какой близкой в то момент казалась удача! Знал ведь тот где стоит замок Ко. Знал! И дошли б они туда. Теперь-то, правда от его помощи вроде и толку нет, а все ж искать замок придется, а могли бы добрые люди прямо до ворот довести!
А может и доведут?
Чтоб уточнить с тем Перетрием встречался, или с каким другим сказал.
— Если от вашего пахнет, как от сундука с благовониями, то — да.
Казалось бы — какая малость, запах, а меч опустился, и на поляне сразу стало спокойнее. В голосе Бегдана мелькнуло что-то, и Гаврила понял, что при желании можно эту схватку прекратить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
