Филадельфию занял только небольшой отряд англичан и гессенцев под командованием Корнуоллиса, а генерал Хоу с основными силами расположился в Джермантауне, в шести милях на северо-восток от столицы, неподалеку от реки Скулкилл. Эту позицию он выбрал продуманно: со всех сторон лагерь окружали ручьи, овраги и ущелья, а каменные дома на главной улице, протянувшейся на две мили, были обнесены заборами или живой изгородью, которые могли служить укрытием. Кроме того, два полка были посланы захватить небольшой американский форт на реке Делавэр.
Узнав о том, что в распоряжении Хоу остались только девять тысяч человек, Вашингтон приободрился и решил повторить свой трентонский подвиг, тем более что под его началом были восемь тысяч солдат Континентальной армии и три тысячи ополченцев. Это последний шанс одержать победу до наступления зимы, доказывал он на военном совете 3 октября. «Пора напомнить англичанам, что американская армия всё еще существует».
Уже вечером войска, разделенные на четыре далеко отстоящие друг от друга колонны, выступили на юго-восток, двигаясь строго параллельно, чтобы к рассвету, оставив позади 15 миль пути, подойти к Джермантауну. Вашингтон с Салливаном вели три тысячи солдат по основной дороге; слева шли пять тысяч под началом Грина, еще дальше — тысяча ополченцев генерала Уильяма Смолвуда по старой индейской тропе, а справа — две тысячи пенсильванцев генерала Джона Армстронга вдоль реки. Если всё пойдет по плану, центральная колонна Вашингтона неожиданно обрушится на британцев, а колонна Грина зайдет сбоку и прижмет их к реке.
Чтобы в потемках не перестрелять друг друга, всем солдатам было велено прикрепить к шляпам белые бумажки. Как нарочно, полк из Нью-Джерси нарядился в красные мундиры, захваченные у англичан, — далеко ли до беды! А тут еще спустился плотный туман, скрывший колонны друг от друга.
Как и в прошлый раз, график движения соблюсти не удалось и эффекта неожиданности не получилось: один из лоялистов предупредил англичан о приближении американцев. Колонна Вашингтона была еще в пути, когда небо над горизонтом просветлело. Впереди послышалось щелканье мушкетных выстрелов. Разглядеть что-либо в тумане было совершенно невозможно, оставалось лишь гадать, что там происходит. Пороху хватило бы только на 40 выстрелов, и Вашингтон подозвал к себе Пикеринга: «Боюсь, генерал Салливан понапрасну тратит заряды. Скачите к нему и скажите, чтобы поберег их».
Пикеринг растворился в тумане. Оттуда доносились звуки яростной схватки и крики: «Бей кровавых собак! Отомстим за Уэйна!» Когда Вашингтон, наконец, вышел к окраинам Джермантауна, ему открылся апокалиптический вид: британцы, вынужденные отступить, подожгли поля гречихи, и дым смешивался с туманом и пороховой гарью. Несмотря на то что уже рассвело, здесь по-прежнему стояла тьма. Однако по краям дороги валялись брошенные палатки и орудия; значит, план всё-таки удался, надо продолжать.
Колонна двинулась по главной улице города — и была встречена свинцовым дождем. Сквозь мглу удалось разглядеть, что пули летят из окон трехэтажного дома, в котором засела рота солдат. Это был красивый особняк, выстроенный из местного сланца, сверкающего вкраплениями слюды; в прилегающем к нему садике стояли классические скульптуры. Британцы забили и забаррикадировали двери, закрыли ставнями большинство окон и превратили дом в крепость. В какой-то момент Вашингтону даже показалось, что все его усилия разобьются об это единственное, но непреодолимое препятствие. Он созвал офицеров для летучего совещания. Большинство склонялось к тому, чтобы обойти этот дом и двигаться дальше, оставив один полк для подавления очага сопротивления; но Генри Нокс авторитетно заявил, что по правилам военного искусства, находясь на вражеской территории, нельзя оставлять у себя в тылу укрепленный замок. Это замечание, произнесенное густым басом Нокса, звучало внушительно.
По приказу Вашингтона подполковник Уильям Смит подошел к дому с белым флагом, чтобы передать требование сдаться, и тут же был убит. Тогда Вашингтон бросил против упрямцев целых три полка, а Нокс принялся палить по дому из четырех орудий, но каменные стены, казалось, были непробиваемы. Штурм продолжался уже полчаса, и за это время силы Хоу успели перегруппироваться. Отряды американцев упрямо продолжали штурмовать дом; во дворе валялось множество трупов; тех, кому удавалось подобраться к самым окнам, закалывали штыками. Трем полкам удалось убить всего четырех британских солдат, потеряв не менее семидесяти пяти человек.
Видя, что творится, Вашингтон решил наплевать на правила военного искусства и отдал приказ двигаться дальше. Сам поехал впереди на своем заметном белом коне.
Салливан подскакал к нему и умолял не подвергать себя опасности. На какое-то время генерал согласился ехать позади, но затем вновь вырвался вперед. Ему казалось, что британцы отступают, охваченные смятением; еще немного — и он приказал бы идти на Филадельфию.
Но это были не британцы. В густом дыму и тумане четыре американские колонны потерялись, а потом принялись палить друг в друга. Кто-то закричал, что враг обошел их сзади, и американцы побежали. Вашингтон приказал майору Бенджамину Толмеджу поставить поперек дороги лошадей, чтобы остановить это паническое бегство, но обезумевшая пехота обтекала животных или протискивалась между ними. Вашингтону казалось, что у него дежавю: как и больше года назад, в Кипс-Бей, он кричал на бегущих, даже бил их плашмя своей саблей — бесполезно. В то же время люди Грина тоже бросились назад. Всё сражение продлилось не больше трех часов.
К девяти вечера войска Вашингтона собрались у мельницы Пеннипаккера, в 20 милях от Джермантауна. Американцы не чувствовали себя разгромленными, но злились сами на себя за это дурацкое отступление. Да и потери были велики: 150 убитых, 520 раненых, 400 пленных. И ради чего?
Американцы захватили 15 пленных… и собаку, носившуюся по полю боя. 6 октября Вашингтон отправил ее обратно, сопроводив запиской: «Генерал Вашингтон приветствует генерала Хоу. Он имеет удовольствие возвратить собаку, случайно оказавшуюся в его руках и, судя по надписи на ошейнике, принадлежащую генералу Хоу».
Стараясь, как обычно, найти нечто положительное в безрадостном событии, Вашингтон написал Хэнкоку: «…наши войска, ничуть не павшие духом, приобрели то, что приобретают все молодые армии от участия в бою». Если бы не туман, вызвавший неразбериху, его солдаты «смяли бы и обратили в бегство самый цвет британской армии с величайшей легкостью». Конгресс был с этим согласен и приказал отчеканить медаль в честь Вашингтона. Даже Хоу признал, что не ожидал атаки неприятеля после поражения при Брандевине. А французский министр иностранных дел граф де Верженн, подумывавший о заключении союза с американцами, был просто поражен битвой при Джермантауне: зеленые рекруты выдержали два сражения подряд против закаленных и хорошо обученных войск!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
