Она многое повидала, но количество партнеров шокировало только ее. Это не изменило моих чувств и не уменьшило нашей решимости обладать единственной вещью, которая действительно имела значение.
С самого начала наше существование было так основательно запутано. Мы всегда были единым целым.
Хьюстон, Лорен и я были связаны.
Брэкстон отдаст свое сердце только один раз.
— Один из них настолько испугался за свою душу, что покаялся. Чего я не знала, пока мои родители не потащили меня в церковь и перед всеми верующими, выяснили, что он был не один. Еще восемь парней признались, что спали со мной, и их родители хотели справедливости.
От меня не ускользнули ее колебания и нерешительность в глазах, стоит ли рассказывать нам остальное.
— Мне было позволено искупить свое распутное поведение, простояв перед алтарем три дня без еды, воды и сна, чтобы добрые люди Фейтфула могли восстановиться и утешиться моей жертвой.
Пристальный взгляд Брэкстон блуждал между нами троими, пытаясь оценить реакцию, которую мы старательно скрывали. Что бы мы ни решили сделать в отношении ее прошлого, нашим первым шагом было убедиться, что она сохранит свою невинность.
— Остальные не сказали ни слова, — медленно продолжила она, когда мы ничего не сказали и ничего не сделали, — но после этого они избегали меня.
Потому что они получили от нее то, что хотели, и были не против, позволив ей пройти через ад в одиночку.
Я выдохнул воздух через нос.
— Имена.
Я не пропустил, как Хьюстон и Лорен повернули головы в мою сторону и их молчаливое требование, чтобы я держал себя в руках.
Они могут отсосать.
Я зашел слишком далеко, чтобы вернуть себе самообладание.
Брэкстон неодобрительно поджала губы, глядя на меня, и мне потребовались все остатки самообладания, чтобы не схватить и не вытрясти из нее эту потребность наказывать себя.
— Я пренебрегла их убеждениями и тем, кем они были, чтобы получить то, что я хотела. Единственная виновная сторона здесь — я, Джерико.
Я не мог с этим смириться.
Ни Джейкоба Фрайда, ни кого-либо из этих придурков ни к чему не принуждали.
И если бы это был кто-то другой, кто угодно, Брэкстон никогда бы не позволила им почувствовать тот стыд, за который она так старалась держаться.
— А как насчет тех троих, которые не чувствовали себя виноватыми? — температура в каюте резко упала от тихой ярости, прозвучавшей в моем тоне. — Скажи мне, где найти тех, кто трахнул тебя, а потом бросил. У меня есть вопросы.
Вместо этого я бы просто выбил девять имен из трех, когда они попадутся мне в руки.
Без сомнения, они знали, поскольку мужчины треплются так же много, как и женщины.
Мы просто были слишком мачо, чтобы признать это.
— И что это решит? — с вызовом спросила она, приподняв бровь. — Что это изменит? К настоящему времени они уже забыли меня, — она отвела взгляд, уставившись в окно, и прошептала: — И я тоже их забыла.
Я мог сказать, что у нее есть еще один бессмысленный аргумент, когда она повернула голову в нашу сторону, и ее большие карие глаза сузились до щелочек.
— Я заключу с вами сделку, — предложила она всем нам. — Я подумаю, что вы, возможно, правы, когда объясните, чем вы отличаетесь от других. Скольких женщин вы отшвырнули в сторону? Вы хотя бы помните их имена?
В кабине воцарилась тишина, пока мы втроем наблюдали за ней, и мне стало интересно, не подумывают ли они о том, чтобы тоже перекинуть Брэкстон через колено.
Лорен, как обычно, решил начать первым.
— Начнём с того, что я никогда не обвинял и не стыдил девушку за решение, которое принял не той головой, — невозмутимо заявил он. — Только придурки с маленькими членами так поступают.
Я проглотил свой смех и мог сказать, что Брэкстон с трудом сдерживала улыбку.
Она была упертой, а это означало, что изменить ее мнение будет нелегко. Она слишком долго жила со своим позором. Поскольку мы планировали оставаться с ней, у нас было достаточно времени, открыть ей глаза.
Покачав головой, все еще борясь с улыбкой, она пробормотала:
— Неважно, — прежде чем вернуться к созерцанию своего иллюминатора.
— Я до сих пор не услышал причину, по которой ты считаешь себя нимфоманкой, — сказал Хьюстон.
Он снова привлек ее внимание к нам, и она нахмурилась в замешательстве:
— Я только что рассказала вам.
— Мне кажется, что речь никогда не шла о сексе, — сказал ей Лорен. — Все всегда было связано с твоей потребностью бунтовать. Музыка была твоим боевым кличем. Секс был твоим оружием.
— Твоя единственная ошибка, — добавил Хьюстон, — заключается в том, что ты развязала войну только для того, чтобы убежать и спрятаться, когда другая сторона дала отпор.
— Тогда ты не была готова, — сказал я ей, удерживая ее взгляд. — А теперь ты готова?
Хьюстон, Лорен и я не могли позволить себе роскошь скрывать наши отношения с Брэкстон. Мы вчетвером будем растерзаны людьми со всех уголков мира, которые не смогли и не захотели бы этого понять. Брэкстон приняла бы на себя основную тяжесть, а мы защищали бы ее так хорошо, как только смогли. Мы просто должны быть уверены, что она не сдастся под давлением.
Мы втроем ждали ее ответа.
Мы ждали увидеть тот огонь в ее глазах, который поглотил нас с самого начала.
Когда это произошло, я почувствовал, как что-то обожгло мою грудь, в то время как мой чертов член отсалютовал ей.
— Я готова.
ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТЫРЕ
Сразу после концерта в Сиэтле мы решили отправиться в Портленд. Наше выступление в Городе Роз было запланировано только на завтра, но была причина, по которой мы не могли ждать.
Незадолго до сегодняшнего шоу мои парни буквально загнали меня в угол и попросили остаться с ними вместо того, чтобы возвращаться в Лос-Анджелес. У нас был месяц до начала второго этапа в Европе, поэтому я, конечно, согласилась.
С тех пор я чувствую вкус шоколада и запах корицы.
Лорен крепко сжал мою руку в своей — настолько, что она онемела. Предполагаю, что он не хотел, чтобы я ушла, на случай, если передумаю. Однако я была на тысячу процентов уверена, что эти трое похитят меня, если я попытаюсь.
Вернувшись в отель, чтобы собрать вещи, мы выбежали по коридору из номера, который покинули, в то время как Хьюстон и Рик следовали за нами гораздо медленнее, неся наш багаж.
Я и не думала сбавлять скорость, пока Лорен не ворвался в тяжелую дверь, ведущую на лестницу.
— Подожди, почему мы не едем на лифте? — спросила я его, как только мы начали подниматься. — И почему мы идем вверх, а не вниз?
На мой вопрос ответил не Лорен, а я, когда мы толкнули еще одну дверь, на этот раз ведущую на крышу.
Нас ждал тот же матово-черный вертолет, на котором они летели, когда ворвались на мой фестиваль. Вращающиеся лопасти заставили мои волосы хлестать по лицу и шее, когда Лорен, не останавливаясь, притянул меня к себе.
Затем он молча помог мне забраться внутрь, пока Хьюстон и Рик догоняли нас. После того, как наши сумки были загружены, они забрались внутрь, и пилот, не теряя времени, поднял нас в воздух. Пока я поспешно пристегивалась, Лорен бессмысленно надел мне на голову гарнитуру с микрофоном, в то время как Хьюстон и Рик сделали то же самое.
Мы не разговаривали.
Мы вчетвером молчали весь короткий час или около того, который потребовался, чтобы добраться до Портленда. Все это время я была неподвижна. Полет на вертолете, особенно ночью, действовал на нервы в два раза сильнее, чем на самолете.
Несмотря на то, что рассол и медь воспламенили мои чувства, в тот момент, когда я почувствовала, что металлическая птица начала садиться, я наклонилась к ближайшему ко мне окну. Я чувствовала, что все трое наблюдают за мной, и улыбка медленно расползлась по моему лицу.
Он был не на холме.
