Тенки сглотнул – горло пересохло. Он сидел на корточках в двух шагах от клетки: как навёл заклинание, так и остался, не желая – или попросту не будучи в состоянии отвести глаз от жертвы своего эксперимента.
Собака вытянула шею, продолжая скулить – Тенки с ужасом и одновременно каким-то восхищением увидел на чёрных губах пса белую пену: до этого адепт считал книжное «пена на губах» фигурой речи. Собаку начало трясти толчками, и по утробным звукам, перемежавшимися с повизгиванием, Тенки понял – животное сейчас вырвет.
И оказался прав – пёс выплюнул, выглядело это именно так, выплюнул тягучий жёлтый комок, потом ещё один и ещё, и наконец его прорвало по-настоящему. И после этого, даже не отвернувшись от массы, только что бывшей содержимым её желудка, собака стала не просто скулить – стонать.
– Ты держись, парень, – озабоченно проговорил будущий маг, пытаясь заглянуть в собачьи глаза.
Заглянул – и не обрадовался.
Глаза собаки были не карими – чёрными. Зрачок раздулся, занимая собой всю радужку, пугающе широкими снежными полосками вокруг черноты зрачка показались белки. Пёс дышал тяжело, хрипло, словно ещё чуть-чуть, и задохнётся. И по-прежнему трясся, будто одержимый.
И выл.
Тенки захотелось выругаться. Собаку скрутило по полной программе – хорошо, стены здесь не пропускают наружу ни магии, ни голосов. Но собачий то ли вой, то ли стон пробирался внутрь тела застывшего на корточках адепта, проникал через уши и метался внутри, заставляя сидеть неподвижно и внимать, не умея ничего сделать. Пёс жаловался, кричал, даже не негодуя на неумёху-мага, а просто изливаясь в вое, потому что не мог не выть. Не мог по-другому.
– Хрен-хрен-хрен, – бессмысленной скороговоркой прошептал будущий маг, проклиная собственную беспомощность.
Помочь собаке он не мог. Ничем и никак. Мог только ждать.
Вибрирующий стон животного отражался от стен; возвращаясь к клетке, стегал человека ощутимыми звуковыми волнами. Закрыть бы уши, но не поможет, такой вой слишком пронзителен, чтобы спасли прижатые к голове ладони. Опустить бы веки и не смотреть, как выкатились собачьи глаза и как дрожит покрытое жёлто-серой шерстью тело. Но не получается – потому что это Тенки сделал за пса выбор, и это на нём теперь лежит ответственность. И за выбор, и за собачью жизнь.
И хорошо, если нинъе извинит тот факт, что его собственная жизнь напрямую зависит от собачьей.
– Ну держись, а? – попробовал маг умоляюще сказать. Не помогло.
Запрокинув голову, пёс зашёлся в оглушительном вое.
Тенки не знал, сколько прошло времени, когда собачьи стоны вновь сменились повизгиванием. Слабым, беспомощным повизгиванием, как будто у пса не осталось сил ни на что иное.
Собака забилась в угол клетки. Животное по-прежнему трясло, но уже не так, как несколько минут назад. Тогда, казалось, пса ломают изнутри, выворачивают: Тенки никогда не видел, чтобы у собаки могли так завернуться лапы, настолько сильно изогнулся бы хребет.
А ещё раньше пёс обделался, из-под хвоста разлилась коричневато-жёлтая густая лужица, запахло резко, неприятно. Будущий маг с удовольствием бы открыл клетку, занялся бы уборкой – лишь бы что-то делать, не сидеть на месте, – но не хотел собаку беспокоить, та и так дико блестела глазами. Да и самого пса неплохо было бы помыть, если уж наводить чистоту, – животное так и валялось в коричневой луже, не делая попытки отползти.
Теперь пронзающие насквозь стоны утихли. Закатывая глаза, пёс лишь чуть слышно поскуливал.
Тенки тихонько поднялся, стараясь не пугать собаку, хотя, похоже, та не обращала на внешний мир внимания. Ноги затекли, суставы ломило от долгой неудобной позы. Адепт поморщился, глянул на часы, сосредоточился, пытаясь сообразить, сколько времени миновало; несколько длинных мгновений разум отказывался вспоминать, где было пламя, когда Тенки вошёл в комнату.
Сорок восемь минут?!
Всего лишь?
Подросток обернулся на клетку и снова поморщился, увидев дрожащее тело в грязной луже – неуместная жалость пробивала все заслоны. Старательно пропихнул слюну сквозь пересохшее горло.
– Прости, а? – шепнул псу. – Я потом вернусь. Прости, а?
Закрыл за собой дверь тренировочной, привалился к ней спиной, запрокинул голову, касаясь макушкой дерева.
Невесело усмехнулся. Сказал сам себе, тихо и бессмысленно. Сказал, обращаясь к псу, который не мог его слышать, как не мог и понимать элхеского языка.
– Извини, парень. Понимаешь, у меня и самого положение безвыходное.
Просто потому, что хотелось сказать.
Как будто пёс и правда мог бы извинить.
Тенки вернулся вечером, когда спустилось солнце, похолодало, и за окнами школы засинели сумерки. Собака свернулась тёмным неподвижным клубком в углу клетки и при звуке открывающейся двери даже не подняла голову.
Умерла? Сдохла?
Адепт подавил первое желание подбежать к клетке и приблизился медленно, нарочито спокойно, при каждом шаге пытаясь уловить движение у стены. Однако пёс, похожий на кучу серого тряпья, не шевелился.
Снова ударил запах – дерьма и рвоты. Запах ощущался и с порога, но у клетки воняло почти невыносимо. Каково же псу, с его чувствительным носом. Или так пахнет потому, что уже?..
Ерунда. Никакой труп не успеет разложиться за пару часов, в прохладной-то комнате.
Тенки присел у клетки, почти касаясь коленями прутьев. Заглянул осторожно, поискал глазами собачьи – белки должны были быть видны и в темноте, – но не нашёл.
Адепт не стал зажигать свет, не хотелось будоражить пса: кто знает, может, обычный свет сейчас для него как яркое солнце в глаза, недаром так широко раскрывались зрачки. Обошёлся мутновато-молочным служебным освещением, в присутствии человека работающим автоматически.
Так и сидел – согнувшись рядом с клеткой, в неверном полумраке искал признаки жизни. Наконец увидел: бока животного едва-едва шевелились. Пёс дышал.
Тенки выдохнул облегчённо, свалился на задницу. Жив. Значит, и он останется жив.
Хотя, конечно, ещё ничего не известно.
Адепт снова вперился в неподвижное собачье тело в углу клетки. Попробовал сказать, вполголоса, себе под нос:
– Выживи, сволочь. Выживи, ага?
Если сдохнет собака, не будет никаких гарантий. Возможно, заклинание смертельно для всех живых существ – а значит, план провален.
Деньги взять неоткуда.
Идёт ноябрь, до окончания срока едва пара месяцев. Остаётся, правда, Ацуно предложение о помощи – но как не хочется его принимать.
Да и нельзя без конца убегать. Когда-то же надо достать деньги.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
