– Стол-то прямо сталинский! Небось операции по ограблению банков за ним разрабатываешь?
– Завидуешь, а потому обидеть меня хочешь, провоцируешь, – веско заявил Федька. – Или попросить чего – оттого и хамишь. Я ж тебя, мента, знаю… Валяй, проси. А банки мне грабить ни к чему. У меня свой есть.
– Да ну? – удивился Самохин.
– А то! «Славянский» называется. Слыхал?
– Нет, – признался отставной майор и тут же кивнул понимающе. – Стало быть, ты к ворам-славянам себя относишь? И пачки валюты, резиночкой перетянутые, в карманах теперь не таскаешь?
Он улыбнулся, вспомнив десятилетней давности встречу с только что освободившимся Федькой. В тот день приятель от щедрот душевных пытался всучить другу-майору именно такую, перетянутую аптечной резинкой толстенную пачку долларов…
– Ни к чему, – угрюмо сообщил начавший-таки раздражаться приятель. – У меня пластиковые карточки есть. Сколько понадобится, в любом банкомате возьму. В любой стране, между прочим.
– И все-таки одного я в толк не возьму, – не успокаивался, будучи уже сам себе не рад, отставной майор. – Ты вот о законе воровском толкуешь, на отморозков, понятий не чтящих, досадуешь, а домище-то вон какой отгрохал, банк завел, этот, как его… бизнес! А ведь пахану вроде тебя воровской закон такие дела запрещает! Напомнить? Вор не должен иметь семьи, дома, денег, кроме как для общака предназначенных…
– Ты, хрен красноперый, между прочим, тоже не щадя жизни социалистическое отечество защищать должен был. Согласно присяге! – ощетинился Федька. – Амбразуру вражескую грудью закрыть или под танком с охапкой гранат взорваться. И погибнуть смертью героя в августе девяносто первого, отстаивая завоевания социализма. А вы, вояки армейские да эмвэдэшные, свою совдепию сдали. И ты вместе с ними. А теперь сидишь тут, жив-здоров, изгаляешься! – всерьез рассвирепел приятель.
Самохин вздохнул, понурясь, кивнул согласно:
– Прав ты, Федя, ой как прав… Но народ сам свою долю, свою Голгофу избрал. Деды-прадеды о нем в семнадцатом году позаботились, повели в светлое будущее. А он – ни в какую. Не палками же его в девяносто первом году обратно в счастливую жизнь загонять? Пусть барахтается теперь, как хочет. Может, кто и выплывет…
Федька посопел, остывая, пододвинул к себе затейливую, перламутром инкрустированную коробочку, открыл крышку, достал две толстые сигары, одну протянул Самохину.
– Угощайся. Небось все «Приму» смолишь…
– Ну да… – отставной майор поднес черную сигару к носу, понюхал. – Попробуем вашего табачка, буржуинского. – Он повертел в руках сигару, не зная, с какого конца начать, решившись, сунул в рот. Достал из кармана спички, чиркнул, ткнулся кончиком в огонек, зачмокал с усилием, втягивая щеки. Потом поморщился, подозрительно рассматривая Федькин презент. – Не курится ни хрена.
– Эх, де-ре-вня! – снисходительно улыбнулся тот. -Дай-ка!
Вытащив сигару из губ приятеля, Федька щелкнул штуковиной, похожей на миниатюрную гильотину, отсек заостренный кончик, старательно раскурил, поворачивая сигару над синим огоньком зажигалки, выпустил облачко ароматного дыма, вернул Самохину.
Отставной майор затянулся от души, да так и застыл с открытым ртом, не в силах выдохнуть ядовитый, перехвативший горло клуб дыма. Федька расхохотался и, выйдя из-за стола, шлепнул его между лопаток, укорил добродушно:
– Ну, точно – деревня. Кто ж так сигары курит?!
– Во… дерьмо… – удушливо просипел Самохин, у которого дым валил теперь изо рта, ноздрей и даже ушей. – Угостил, называется… Змей подколодный.
– Чего б понимал! – веселился Федька. – Одна такая сигара твоей полпенсии стоит! Ими ж не затягиваются, чудак. Набрал в рот дым, выпустил и вдыхай через нос, наслаждайся… Смотри.
Он ловко раскурил свою сигару и, пустив по кабинету призрачное кольцо ароматного дыма, сказал:
– Ты понятиями-то меня не попрекай. Глянь в окно. Видишь тот коттедж? Там начальник УВД живет. Рядом – первый зам. губернатора. Дальше, в конце улицы, – прокурор области. А я посередке. И дом свой после них отгрохал. Но у меня доход официальный – ого-го! Бензоколонки… банк, два ресторана, три кафе придорожных, казино. А у них – зарплата гольная. На нее, если ни есть, ни пить, такой коттедж лет за пятьдесят построишь. А они в год осилили. На какие шиши? Да на твои, если разобраться, таких, как ты. Так что от демократии этой не столько мне, сколько коммунякам бывшим польза. Сколько вас в Союзе насчитывалось, членов партии-то? Миллионов восемнадцать-двадцать. Да этих… комсомолят еще столько же… И выходит, что это вы, коммунисты, власть поменяли. Заморочили всем головы про перестройку, реформы рыночные, а сами под шумок раз – и в дамки.
– Да не был я коммунистом! – оправдывался вяло Самохин, опасливо косясь на тлеющий рубиново огонек сигары и осторожно, вытянув губы, затягиваясь сизым дымком.
– Какая теперь разница – был, не был. Я сидел, ты охранял…
– Плохо охранял, – скорбно покачал головой Самохин. – От вас, уголовников, вся гниль по стране пошла.
– Не скажи, майор! И если бы мы до сих пор экономику не разруливали, государства давно бы не было. У вас же ни черта не работает. Все к нам бежали – от продавцов-лотошников до губернатора. «Помоги, Федор Петрович, посодействуй по своим каналам!» В милиции машины разваливаются, не на чем за преступниками гоняться, окажите спонсорскую помощь. Учителя бастуют, а денег нет. «Подкинули бы вы, Федор Петрович, миллионов десять наличкой – рты им заткнуть, зарплату выдать, а то выборы на носу… Потом сочтемся». А ты говоришь… У нас ведь не то что у демократов. Обещал – сделай. Нет – пуля в лоб. Как при Сталине. И никаких помилований, амнистий. Потому и страна уцелела.
– Благодетель ты наш! – смахнул навернувшиеся кстати слезы от едкого сигарного дыма Самохин. – Дозволь по личному вопросу обратиться… Ваше превосходительство… Не откажи!
– Да ладно тебе, – скромно потупился Федька. – Давай лучше водочки выпьем. А то лаемся как придурки лагерные из-за пайки.
– С килькой, как в прошлый раз?
– С омарами!
– Это… фрукт такой? – дурачился Самохин.
– Рыба… Тьфу ты, короче, вроде рака нашего, только здоро-о-вый. – Федька протянул руку к стеллажу с книгами, повернул полки, обнаружив зеркальное, уставленное бутылками нутро.
– Правильно, – поддакнул Самохин. – А то некоторые наставят энциклопедий разных – тоска. А тут все нормально. Почитал, стопарик дернул, опять почитал. Прогресс!
– Это бар, – буркнул Федька и, не выдержав, опять вспылил. – Ты чего мне все время хамишь, майорская морда?
– Потому, Федор Петрович, что денег у тебя попросить хочу. И этого… как его… содействия… по твоим каналам, – покаянно признался Самохин.
– Много? – покосился на него Федька, разливая по хрустальным рюмкам водку из квадратной бутылки.
– Не знаю пока, – смиренно вздохнул Самохин, принимая стопку. – Посоветуемся вначале. Тебе видней, во сколько моя просьба обойдется… А крабы-то где? – обеспокоился он.
– Омары! На, вот банка, вилка. Сам выковыривай.
– У-у… – разочаровался Самохин, цепляя серебряной вилкой беловато-розовый комочек. – Я думал, они в натуральном виде, с клешнями…
– Ага, и живые при этом. Начал грызть, зазевался, а они за нос тебя – цап! Или за яйца…
Выпили, закусили. Федька опять налил. Самохин почмокал размусоленным кончиком потухшей сигары, ткнул ее в пепельницу, сломав с хрустом.
– Ну ее к лешему. Я лучше свои, – и достал надежную «Приму».
– Давай-ка о деле покалякаем, – предложил Федька, после того как выпили по второй.
Самохин с видимым удовольствием затянулся сигаретой, сказал потерянно:
– А все-таки, Федька, сволочи мы с тобой…
– Ты это к чему? – насторожился приятель.
– А к тому, что теперь дети наши да внуки дерьмо, которое мы им вместо страны оставили, разгребают. Воюют – то в Афганистане, то в Чечне…
– Ну а мы-то что теперь должны делать? Я, между прочим, в военный госпиталь на триста тысяч гуманитарной помощи передал. Жратву, лекарства, видеотехнику. Компьютер новейший докторам подарил.
– Молодец, – серьезно похвалил Самохин. – Но это как-то… общо. А у меня сосед, пацан девятнадцатилетний, в Чечне служил. В десантных войсках. Парнишка хороший, смелый. Не щадя жизни, родину защищал. Не то что мы с тобой, говноеды.
Федька крякнул досадливо, но стерпел, наставив на собеседника торчащую вызывающе в белоснежно-фальшивых зубах сигару.
– Мальчик этот, – продолжил отставной майор, – его Славик зовут, пропал там в ходе боевых действий. Их колонна в засаду попала. Все погибли. А его ни среди раненых, ни среди мертвых не обнаружили. Вполне вероятно, что он в плену, и если так, выкупать придется. А у него мать одна, очень хорошая женщина. Беленькая такая! В поликлинике работает, в регистратуре. Так что с деньгами, сам понимаешь, глухо. Вот и пришел я к тебе с просьбой. Вернее, с двумя. Чтобы ты, ну, по своим каналам справки о пацанчике этом навел – жив ли? И если жив, помог деньги на выкуп найти.
