— Могучий воин и так нелепо помер. Колдовство-о! — мудро протянул орк, и тутже подлил еще крепкого вина, сваренного шаманом. — Великое горе постигло племя Ху. Ох, великое…
— Как помер?
— Споткнулся, голову о камень разбил. Три дня в лихорадке мучался… Бывает ли такое? Гррх!
Леди Нелль толкнула его в бок, видимо желая что-то сказать. Фер ответил своим толчком. Не положено женщине прерывать разговор двух воинов.
— Подеремся? На кулаках? Гррх!.. Вот и я что-то не хочу… говорю же горе, — тяжело вздохнул Ху-Горх. — Еще выпьем?
И не дожидаясь ответа, достал второй сосуд пообъемистее.
— А кто стал новым Руром, Ху-Горх?
— Никто. Не было у него сыновей. Один только брат.
Ферро вскочил, по-боевому схватив меч. Он сдернул с шеи знак племени.
— Это камень Ху-Рарка, его брата… Умер он. Ох, великое горе для племени… Послал меня сообщить, что надо идти войной на гулей и прочую нечисть.
— Серьезное дело. Рргх! Да только без Рура разве войной пойдешь на кого?
Снова опечалилась рожа Ху-Горха. Целую луну шаманы решали кого поставить во главу южной орды. Махали трехцветным, шакальим хвостом и не находили правильного решения.
— Пойдем к костру что ли, Ху-Ферро. Споем песню. Может она принесет нам ответ?
Они вышли на просторы пустоши. Вольные просторы…
Ярко сверкала красным буркалом вторая луна. Отражалась в волнах набегавшего ручья. Сжигает она непокрытую кожу любого, кроме южных орков. Она то, вечно воинственная, вечно алая от ярости, и породила Орду Пустошей. К чему бы ей вредить собственным сыновьям?
Северных же орков явила на свет первая луна. Ядовито зеленая, молчаливая, сурово смотрящая в даль ледовитых, снежных пустынь. Не ладят луны меж собой, и потому орки не могут найти примирения…
Вслед вышла леди Нелль, плотнее закутываясь в найденный плащ.
Орки племени Ху тоскливо запели-зарычали. Без слов и смысла, как самые первые их предки. Вой разнесся далеко, тревожа сердца древних сил. Заухали в такт звери пустыни, подхватывая песню.
Даже Леди Нелль запела высоким, эльфийским голосом. И орки в удивлении затихли. Уж больно красив был ее тон.
— Ух, хороша твоя вещь, — засмеялся Ху-Горх. — Была бы моя, посадил бы в клетку и заставил бы петь дни и ночи напролет.
Красная луна скрылась за горизонтом.
— Знаешь, Ферро, — продолжил пастух, — я услышал ответ. Рргх! Иди к шаманам, они то придумают, что тебе делать…
Заснули орки под открытым небом, на сырой земле. Шатер племя Ху использовало исключительно на случай дождя.
* * *
За долгое время утро впервые выдалось ясным и чистым, точно глубокое, прозрачное озеро. Ветер отсутствовал. Щебетали рано проснувшиеся птицы, провожая взглядами темные ряды гулей. Осень утихла, временно уступив место недавно господствующему лету, и вместе с ней утихли звуки людей. Остались лишь звуки природные — шелест древесных листьев и тихое журчание тайных ключей. Редкий лес оживал вокруг Рейнгарда, разрастаясь занавесью свежей листвы, терпко пахнущими кустами и колосившимся лугом.
Так иногда случалось после использования высокой эльфийской магии.
Стормо уселся прямо на край порушенной каменной стены бастиона, оперевшись на бесполезный ствол мортиры. Щелкнул кремнием, подпаливая край курительной палочки. Рядом неодобрительно крякнул Тигль. Но какое теперь имеет значение здоровье легких, о Тигль?
С опаской подошел перевязанный воин, личный советник миледи Реле. Весь в перевязи, однако император мог поклясться, что он единственный, кто не получил и царапины во вчерашней, жестокой сече.
— Не найдется ли у вас курительной палочки, милостивый император?
Император протянул тому вопрошаемое.
— Давно не видел настоящего императора. Совсем давно.
— Рад за тебя, — кисло кивнул в ответ Стормо.
Солнце засветило еще ярче, поднимаясь выше и выше, в небеса, где краски заиграли почти морской синевой. С запада катились куцые облака, подгоняемые океанским бризом. Теплый ветер ударил в хмурое лицо Ведущего легионы. Берег океана бурь был всего лишь в пятнадцати лигах к югу от Рейнгарда.
— А Кью-Рю знавал вашего предка, о император, — отчего-то сказал Рю.
— Уро Торрий был публичным человеком, так что…
— Нет, милорд. С вашим отцом не знаком. Увы. Я про того. Другого… Который в телегу черепа складывал и за собой возил. Дурацкая вообще привычка, не находите? Хотя имела эффект. Неплохой. Совсем неплохой.
— Горак Страшный? — нахмурился Стормо еще больше. — Горак жил пять столетий назад. В своем ли уме ты, воин?.. Хотя мне сообщали, ты, воин, мастер изрекать страннейшие из вещей.
Стормо кинул вниз обгоревший огрызок табачной палки. Перекувыркнувшись, тот рассыпался яркой прощальной искрой где-то далеко под стенами.
— Странные вещи… Ты хоть знаешь, что империя потеряна нами наполовину? Фаера, Фронтьера, Гибург, Рокката, Линьен — все пали… И судя потому, что докладывают почтовые голуби, другая половина едва ли продержится долго… Посоветуй что-нибудь странное, о воин, ибо разумных способов победить я не вижу…
Птица присела на край стены. Близко от разговаривающих. Рю махнул рукой. Странное оцепенение охватило присевшего морского перехватчика. Крылья напряглись, но не в силах расправиться. Раскрылся клюв, а закрыться уже не мог.
— Видите, император? — кивнул Рю. — Чтобы остановить кого-то, не требуется применять силу. Совсем не требуется.
— Что ты сделал?
— С птицей то? У птицы слабое темечко. Оглушил я ее. Совсем.
Император недоуменно хмыкнул.
— Птицу на обед, император. Покушать, — пояснил Рю. — Совет с ней никак не связан.
— Слышал я, поцелуй эльфийской принцессы излечивает любые болезни… Хотя легат Стронций пробовал поцелуи (да и не только), и говорит это полная ерунда, — неприлично заржал Гладий, кивая в сторону Аль.
Император поднял ладонь вверх, предлагая легату помолчать.
Это собрание отнюдь не напоминало первое. Стормо чувствовал силу. Стражи уже были его воинами. Верными воинами.
После полудня вернулись разведчики, докладывая о плотном кольце мертвецов. Армия гулей не стала меньше. Подергивалась земля, выпуская древних чудищ, ходили ходуном кладбища, переворачивая могильные камни, мертвые руки разрывали склепы изнутри. И тысячи тысяч их…
Подавленные тяжестью положения, магистры грустно облокотились на свои кресла. Этот зал не был им привычен. Стормо выбрал одну из комнат, ранее использовавшихся для балов и славных обедов. Здесь не было привычных трибун, и никто не смотрел с вышины на другого. Верно, прежде всего это угнетало бывших правителей судеб.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
