Мое сердце болит за Зандерса. То, что люди говорят о нем, так тяжело читать. То, что он известный спортсмен, не означает, что он не человек. Это не значит, что он не может пострадать.
Весь день интернет-тролли критиковали его и подкрепляли его самый большой страх — что его поклонники перестанут его любить, когда узнают, что в нем есть что-то большее, чем отъявленный дебошир.
К счастью, к настоящему времени, я думаю, он уже знает, что это неправда.
Если эти комментарии обидны для Зандерса как спортсмена, то комментарии, направленные на меня, отвратительно жестоки, и касаются исключительно моего тела.
Эти люди не знают меня. Они даже не знают, как я выгляжу. Они видели только мою фигуру, скрытую за пальто, но поскольку мой парень хорошо известен, они думают, что могут стыдить мое тело за то, что оно не такое, как у женщин, с которыми они привыкли видеть его раньше.
Не собираюсь лгать. Это больно.
Это те слова, которые я говорила себе в течение многих лет. Те самые, которые моя мать говорила исподтишка, а поверхностные друзья думали, но никогда не озвучивали. Но когда десятки тысяч незнакомцев усиливают негативные мысли, которые вы с таким трудом пытались выбросить из головы, эти слова становятся цементом, проникающим в каждую щель, оседающим внутри и влияющим на каждую мысль.
У меня есть знаменитый брат, и я долгие годы пряталась от окружающей его славы, потому что знала, что не справлюсь с этим вниманием. Но свет прожекторов нашел меня, и как бы ни было больно от комментариев, за последние шесть месяцев я достаточно выросла психологически, чтобы в определенной степени отгородиться от них. Обиженные люди обижают людей, и многое из того, что они говорят, на самом деле совсем не обо мне.
Не поймите меня неправильно, они эхом повторяются в моей голове весь день, но в данный момент я ничего не могу сделать, кроме как попытаться двигаться вперед.
— Есть успехи? — спрашивает Райан с дивана напротив меня, набирая что-то на своем ноутбуке.
— Ничего местного, — я прищуриваюсь на экран своего компьютера. — Есть компании, базирующиеся в Бостоне и Сиэтле, но это все, что касается полетов.
— Ну, об этом не может быть и речи. Ты не уедешь из Чикаго.
По отдельности мы продолжаем искать в интернете местные объявления о вакансиях. Сегодня утром я покинула дом Зандерса, потому что мне нужен был совет брата, привыкшего быть в центре внимания. Я нуждалась в его рекомендациях, что делать дальше, и как только вернулась домой, мы с Райаном пришли к общему выводу, что мне пора начинать искать новую работу.
Хотя никто не знает, что я девушка с фотографии, это лишь вопрос времени, когда мое имя будет обнародовано. Возможно, не сегодня, и может быть, не из-за вчерашней фотографии, но в конце концов это всплывет. Мы с Зандерсом не можем жить в тайне всю его карьеру.
Я выключила телефон, как только вернулась в квартиру, зная, что не смогу больше читать неприятные комментарии в интернете. Те, что обо мне, ужасно злые, но те, что о Зандерсе, ранят еще сильнее, а читать гадкие слова о любимом человеке — это особая форма пытки, которую я не хочу испытать снова. Я была разочарована его репутацией, и за последние несколько недель ситуация становилась все более удручающей. Но сегодня утром все встало на свои места, и я не могла не выплеснуть свои эмоции из-за того, что мне было безмерно грустно за него.
Зандерс крепкий орешек. У него толстая кожа, и он занимается этим уже много лет. Но для меня все это в новинку, и я не уверена, что смогу выдержать, когда люди будут ослеплены тем, какое огромное сердце у этого человека.
Я ничего так не хочу, как того, чтобы Зи открылся миру и сказал правду. Если настоящий Зандерс не понравится фанатом, потому что в нем есть нечто большее, чем они предполагали, и они не захотят болеть за него, потому что против него веселее… что ж, это говорит больше о них, чем о моем парне.
— Что думаешь о том, чтобы вообще уйти из авиационной отрасли и заняться чем-то другим? — Райан выглядывает из-за экрана своего компьютера.
— Я думала об этом, но не знаю, чем бы еще могла заниматься. Я не очень хочу работать с девяти до пяти, потому что тогда буду бывать в приюте только по выходным. Вот что мне нравится в полетах. Много свободного времени.
— Твоя коллега уже звонила? Та, которая главная.
— Не знаю. Я отключила телефон, как только вернулась домой.
— Тогда, возможно, все обойдется. У тебя еще есть немного времени, чтобы во всем разобраться. Если команда продолжит побеждать, то до конца сезона осталось всего пара недель. Ты можешь протянуть до лета, а если нет, то знаешь, что я помогу тебе со всем, что тебе нужно.
— Они будут продолжать побеждать, — заверяю я его.
Мои слова — это скорее напоминание себе, чем Райану. Меня очень беспокоит то, как эти отвратительные комментарии повлияют на Зандерса в последние пару недель самого решающего сезона в его карьере. Он так близок к финалу. Так близок к новому контракту. Я не хочу, чтобы он сомневался в себе, когда играет так здорово.
И даже если ему придется продолжать играть свою роль до конца сезона, пока «Чикаго» не заключит с ним новый контракт, мы разберемся с этим. Мы так близки к финалу.
— Может быть, я смогу найти тебе работу в своей команде?
— Ни в коем случае.
Прежде чем Райан успевает возразить, наше внимание привлекает стук в дверь. Мы оба смотрим в сторону входа, прежде чем наши вопросительные взгляды снова находят друг друга.
— Я открою.
— Посмотри в глазок, прежде чем открывать дверь, Ви. — В голосе Райана звучит беспокойство. После всего, что произошло вчера вечером и сегодня утром, он был более осторожен, чем обычно. Но наше здание настолько безопасно, насколько это вообще возможно. Не похоже, что случайный репортер стоит в коридоре и ждет, чтобы допросить меня.
Смотрю в глазок и вижу, что за деревянным барьером стоит самый потрясающий мужчина с накинутым на голову капюшоном и поникшими плечами. Но даже если бы не видела его лица, я бы узнала его где угодно. Из-за его властного присутствия Зандерса трудно не заметить, даже несмотря на то, что в данный момент его поза выглядит немного подавленной.
— Зи, что ты здесь делаешь? Кто-нибудь видел, как ты поднимался? — я оглядываю пустой коридор позади него, когда открываю дверь, но когда мое внимание возвращается к Зандерсу, мое сердце замирает.
Его карие глаза, которые я привыкла видеть сияющими сейчас тусклые. Его дерзкой улыбки, от которой я таю каждый раз, когда она появляется, тоже нет.
— Я пытался позвонить, но звонок сразу перешел на голосовую почту. — Его тон намного мягче, чем обычно. — Могу я войти?
Отойдя в сторону, я открываю дверь, чтобы он мог войти. Когда Зандерс входит, он опускает голову, не глядя ни на моего брата, ни на меня. Мой взгляд переходит на Райана, когда мы обмениваемся быстрым, невысказанным разговором.
— Я встречаюсь с Домом для быстрой разминки, так что оставлю вас, ребята, наедине, — Райан встает с дивана, хватает свою спортивную сумку и направляется к двери.
— Райан, — окликает его Зандерс, делая небольшую паузу. — Я сожалею о заголовках.
Мой брат понимающе кивает, закрывает за собой дверь и оставляет нас наедине.
— Зи, что случилось? — я успокаивающе провожу ладонью по его руке, и он закрывают глаза от прикосновения, отчего узел у меня в животе разрастается.
Зандерс не отвечает.
Я сажусь на диван, чтобы устроиться поудобнее для этого неудобного разговора.
— Хочешь присесть? — Я похлопываю по сиденью рядом с собой.
Он качает головой, не говоря ни слова, и все это время отказывается смотреть на меня.
— Зи, что происходит? Ты меня пугаешь.
Наконец, его карие глаза встречаются с моими, и я вижу в них бесконечный мир вины. Его брови сведены от сожаления.
У меня перехватывает горло, а желудок сжимается. Мне уже больно.
