на рыцаря. Как и младенец. Как и белка с крыши у него над головой.
В другой руке Инветт держал платок, которым до этого утирал с лица засохшую кровь. Глаза его излучали какой-то жуткий блеск.
— Объявитесь, свидетели! Или вас ждет судьба нечистых!
— Мы свидетели! — пискнул Имид; младенец что-то рассудительно булькнул.
Паладин Чистоты торжествующе двинулся дальше, продолжая гнать свое стадо.
Возле Великого храма что-то горело, к небу поднимались темные, почти черные, клубы дыма.
Следом за Инветтом Отвратом появилась женская фигура. К своему удивлению, Имид увидел Элас Силь, украдкой направлявшуюся к нему.
— Эй, Элас Силь!
— Тихо, дурак! Видел его? Он свихнулся! — Женщина помедлила. — Это не твой ребенок!
— Я этого и не говорил.
— Тогда почему ты его держишь? Ты что, не знаешь, насколько это опасно? Дитя может обмочиться, расплакаться или, что хуже всего, начать вырываться!
— Кто-то его уронил.
— На голову? — Она подошла ближе, вглядываясь в младенца. — Это что, синяк?
— Может быть…
— Во имя Госпожи, уж не святой ли это? Имид, ты нашел самого юного святого достославного труда!
— Что? Это всего лишь ребенок…
— Это святой достославного труда!
— Какого еще труда?! Младенцы, да будет тебе известно, не трудятся! Элас Силь, ты совсем ума лишилась!
— Взгляни на его личико, дурак: он сейчас как раз трудится!
Что-то теплое плюхнулось на колени Имиду, а затем ему в нос ударила вонь.
Тем временем толпа осужденных выросла. По аллее Зеленого Языка неслись уже четыреста двадцать шесть человек, вливаясь в переулки и боковые улочки по обе стороны от нее, как будто поток из переполненной сточной канавы.
Погонщик, который вел тридцать быков на продажу, не сумел удержать перепуганных животных, и мгновение спустя они с грохотом врезались в тяжело нагруженные повозки, стоявшие прямо у монумента Ожога — древнего кирпичного сооружения высотой в двадцать этажей, сомнительного происхождения и неизвестного назначения.
Повозки были нагружены бочонками со сгущенной нефтью, которая весь день просачивалась наружу, образуя блестящую пленку на влажном дереве. В это время мимо проходил Арто, знаменитый глотатель огня, былая слава которого в последнее время превратилась в жалкие головешки. Он еще успел обернуться и увидеть, как к нему несутся быки с остекленевшими глазами, а затем удар массивной рогатой головы отбросил Арто назад, и висевший у него на плече горшок с углями полетел в сторону, разбрасывая искры.
Взрыв, который за этим последовал, услышали и ощутили все жители Дива, а рыбаки в заливе, которые как раз выбрасывали из сетей рыб с четырьмя плавниками, успели, подняв голову, увидеть взмывающий в небо огненный шар и по крайней мере трех кувыркающихся над городом быков, прежде чем монумент Ожога исчез из виду и оранжевое пламя осветило поднявшиеся ввысь облака пыли.
Бошелен медленно вытер кровь с ножа куском выцветшей ткани. Бросив взгляд на Инеба Кашля, он посмотрел на запад, где солнце медленно опускалось в свою ночную пещеру, и замер в этой позе, будто героическая фигура на каком-то гобелене.
Демон лежал ничком: костюм марионетки не позволял ему двигаться.
— Ладно, — проворчал Инеб, — режь. Только осторожнее!
— Насчет этого можешь не беспокоиться, демон, — заверил его Бошелен, приседая над ним и протягивая руку с кинжалом. — Но если ты и дальше будешь дергаться…
— Вообще не пошевелюсь, обещаю!
Отрывистое хлопанье крыльев возвестило о возвращении ворона. На Инеба пахнуло едким запахом плесени, а затем рядом с Бошеленом возникла еще одна фигура — рослый мужчина, лысый, с бледной, будто очищенное крутое яйцо, и, похоже, столь же липкой на ощупь кожей. Маленькие глазки с холодным любопытством разглядывали демона.
Инеб попытался оскалить зубы.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал он. — Но нет — я не гомункулус и даже не голем. Я настоящий демон.
Незнакомец облизал обрюзгшие губы.
Инеб замолчал, и во рту у него внезапно пересохло.
Кончик кинжала скользнул под камзол демона прямо над его напрягшимся животом и двинулся вверх, разрезая ткань.
Другой рукой Бошелен подал своему товарищу окровавленную тряпку.
— Солнце зашло, Корбал Брош, — произнес он.
Камзол с треском разошелся в стороны, и чародей начал трудиться над рукавами.
Взяв тряпку, Корбал Брош прижал ее к лицу и глубоко вдохнул. Улыбнувшись, он слегка отошел в сторону, затем бросил тряпку под ноги, сделал несколько жестов в воздухе правой рукой, после чего снова повернулся к Бошелену и кивнул.
— А нечистые, Корбал Брош?
Круглое лицо Корбала Броша скривилось в разочарованной, почти обиженной гримасе.
— Ну да, конечно, — пробормотал Бошелен. — Прости, друг.
Еще три разреза, и одежда свалилась с Инеба. Тот поднялся на ноги и удовлетворенно вдохнул полной грудью:
— Отлично! Так намного лучше. Я будто стал новым демоном.
К ним, шатаясь, подошла Сторкуль Очист.
— Я истекаю кровью, — произнесла она тонким дрожащим голосом.
— Да он же всего лишь палец тебе проткнул, женщина! — насмешливо бросил Инеб.
— Кажется, я сейчас упаду в обморок.
Бошелен убрал нож в ножны.
— Сядьте, пожалуйста, госпожа Очист. Инеб, налей нездоровому рыцарю вина.
Задыхаясь от исходившей от его рубашки вони, Инеб Факталло бежал по улице рядом с Элас Силь. Младенец извивался у него на руках, но лицо малыша выражало полное удовлетворение.
Позади них бегун на длинную дистанцию, возвращавшийся с пробежки на шесть лиг и, что вполне естественно, с трудом соображавший, с разгона ворвался в горящее здание и больше оттуда уже не появился. Посреди дыма, искр и пепла разбегались во все стороны охваченные паникой животные и горожане. Фонарщики не вышли сегодня на улицы, и наступающую тьму рассеивало лишь пламя пожаров в разных районах города.
Элас потянула Имида за руку:
— Сюда!
Они вбежали в узкий извилистый переулок.
— Не трогайте нас! — послышался впереди чей-то визгливый вопль.
Они остановились, озираясь во мраке.
— Оставьте нас в покое!
Имид Факталло уставился на две лежавшие посреди мусора в паре шагов перед ним маленькие фигурки. Слева — мужчина со сморщенной, будто инжир, кожей, а рядом с ним женщина, крошечная, но вполне взрослая, похожая на порожденную больной фантазией изобретателя-извращенца куклу, грудастую и длинноногую.
— Во имя Мостов над Бездной, — прошептала Элас Силь. — Кто это?
— Я демон Чревоугодия, — сообщил сморщенный, — известный многим моим друзьям как Тошнот Неопрят. А это демонесса Лени по имени Сенкер После. И… неужели я чую некий запах? Чего-то… э-э-э… неизбежного? Живительного? О да, я его чую. А ты, Сенкер?
— Мне даже не хочется это нюхать.
