все время моего пребывания в тюрьме я услышал голос Диогена.
— Я еще раз повторяю, подойди ко мне и подними вверх руки.
— А пол в камере ты сам моешь? — Спросил я, продолжая мочиться.
— Ты попутал?
— Понимаешь, даже ради тебя я не прерву свое занятие, поэтому если я сейчас отвернусь от унитаза и подойду к тебе, я вероятно залью пол, а может и твои ботинки. Оно тебе надо?
Похоже качок задумался.
— Ты не можешь ссать вечно. Закончи и иди ко мне.
— Ну вот опять. Если я выполню твою просьбу, ты сам об этом пожалеешь. Руки. Давай я все же помою сначала руки. Или ты не против, если я после того как держал свой член буду этими же руками давать тебе сдачу? Ты же бить меня планируешь, так? А я тебе сдачи буду грязными руками давать, ну не по джентльменски как-то.
На стене над унитазом висела металлическая раковина, над которой было небольшое, примерно двадцать на двадцать сантиметров зеркальце, вмурованное в стену. В нем я частично видел качка, поэтому не опасался неожиданного удара сзади. Закончив свои дела, я помыл руки и наконец повернулся к нему.
— Знаешь, в чем разница между мной и тобой? Тебе явно дали приказ просто меня поколотить, чтобы остались синяки, но увечить меня тебе нельзя. А вот у меня никаких ограничений нет.
— Посмотри на меня, — качок показал огромным пальцем куда-то в район своего носа, а потом перевел палец на свой огромный бицепс, — думаешь ты можешь сопротивляться? Думаешь ты сможешь хоть раз меня достать?
Я не был уверен, что я смогу его достать. Больше того, я откровенно боялся, что он меня достанет. Даже один его удар мог отправить меня на больничную койку на несколько дней. Ставить блок или уворачиваться в условиях камеры бесполезно. Это не американский боевик. Это не пессимизм. Это математика и физические законы. Сила удара зависит от массы и скорости. И любую недостачу в скорости удара мой визави легко компенсирует массой своей руки, которая состоит из тяжелых проработанных мышц. Надежда на то, что Художник приказал меня только «отметить» синяками, без тяжких телесных, конечно есть. Но я уже говорил как-то, что ставить свое здоровье на столь шаткие вводные я не люблю. Значит просто так драться нельзя. У него есть колени и нет шрамов на лице. Нос не сломан, уши не перебиты. Так конечно можно сказать про девяносто девять процентов мужчин, но в моем конкретном случае это шанс. Ну что ж, раз у меня есть всего один вариант, его и разыграю.
— Это ты сейчас ухо попробовал почесать, верно? Ты в курсе, что с таким объемом мышц ты стал неповоротливым? Это же известный научный факт, чем больше в объеме мышца, тем тяжелее ей сокращаться, она же теряет свою эластичность, — я в курсе, что это полная ахинея, но мне нужно вывести качка из равновесия, поэтому я с усмешкой продолжал, — попробуй подпрыгнуть, сможешь хоть раз оторвать одновременно обе ноги от пола?
Качок засопел и пошел на меня.
Он был огромен. Рост под два метра и вес, наверное, больше ста двадцати килограмм. И если рост был его генетическим бонусом, то вес никак не мог быть природной данностью. Никаких «широкая кость», «гормональный баланс» или «конституция гиперстеника». Судя по его запястьям, эти центнер с плюсом были результатом тяжелого труда в спортивном зале. Вернее, в данном случае, наверное, где-то на тюремном дворе. Качок был одет в шорты и майку с оторванными рукавами. Все грязно серого цвета. На ногах резиновые шлепки. Судя по внешнему виду, Диоген избежал ошибки многих спортсменов, которые уделяют максимум внимания корпусу и забывают про ноги. Его четырехглавые мышцы и икры были огромны, словно под кожу ему напихали морские канаты. Но это ровным счетом ничего не значило. Скорее даже наоборот. Его огромные размеры, вкупе с его положением помощника смотрящего зоны, были моими плюсами, а его минусами. Можно поспорить, что за всю жизнь он дрался суммарно минут пять, от силы десять. На свободе его размеры были для него лучшим аргументом завершить драку еще до ее начала. В тюрьме те же гигантские размеры, плюс положение в иерархии, запугивали противника, все так же не давая дракам состояться. Либо они были очень быстротечны. До первого прямого удара. То сть никакой постоянной практики или оттачивания мастерства. Кроме того, его масса играет против него не эмоционально, а напрямую, на физическом уровне. Мышцы можно накачать. Массу можно набрать. А вот сустав укрепить нельзя. А колено — это сустав. И чем тяжелее человек, тем труднее его колену. Один удар в коленную чашечку и Диоген рухнет под собственным весом как башня «Дженга» с неосторожно вынутым из основания бревнышком. Картину завершали открытые резиновые шлепанцы. Конечно в условиях ограниченного пространства камеры использование ног в качестве оружия имеет некоторые лимиты, но все же, драка с противником в шлепках это заведомо выигрышная ситуация. Поэтому я не удержался и посмотрел на свои ботинки. Тяжелая подошва, крепкая дубовая кожа носка. Я с улыбкой посмотрел на приближающегося Диогена и чуть согнул ноги в коленях, чтобы иметь более устойчивую позицию. И в этот момент Диоген меня удивил. Я искренне считал, что уже ничему не могу удивиться. События последних дней напрочь выбили из меня радость искреннего удивления. Так я считал до того, как Диоген, остановившись на половине пути ко мне, сказал:
— Максим, давай сядем и поговорим. Нам нужно решить вопрос твоего избиения. Уверен, мы найдем вариант, приемлемый и для тебя, и для меня.
Глава 26
Два метра и вес более центнера с четвертью. Костяшки кулаков размером с хороший фундук. Ограниченное пространство, в котором ловкость и выносливость имеют второстепенное значение, грубый физический захват или один удар скорее решат дело, нежели позиционный спарринг. И эти вводные двигались на меня с непреклонностью носорога, который просто не видит препятствий. Но тут произошло то, что даже моя богатая и сверх оптимистичная фантазия, не могла бы придумать. Диоген остановился, оценивающе осмотрел меня. С ног, задержавшись на ботинках, до головы. Пару мгновений смотрел мне в глаза и произнес:
— Максим, давай сядем и поговорим. Нам нужно решить вопрос твоего избиения. Уверен, мы найдем вариант, приемлемый и для тебя, и для меня.
Он развернулся и отошел к столу. Отодвинул стул, стоявший у широкой стороны, взял второй и поставил их друг напротив друга у противоположных углов одной стороны столешницы.
— Время
