них тут мало. А скажи мне, тебе когда эта идея в голову пришла?
— Ты про то, что если меня сейчас убить, так и проблемы не будет? Я не исключаю такой исход. Но я надеюсь, ты все же примешь взвешенное решение и согласишься и от меня калым получить, и заказчиков своих не обмануть, а так, чуть поджулить. Мое предложение ведь больше под заказ ложится, чем мое убийство? Ты же сам подтвердил, что убивать тебе меня строго настрого не рекомендовали? — Я старательно избегал острых углов в речи, но все же видел, что мой собеседник вот вот готов взорваться и выплеснуть на меня весь свой гнев.
Старик разжал кулаки и, запрокинув голову вверх, посмотрел на небо.
— Знаешь, почему меня Художником назвали? Не потому, что я тебе образы в картину сложил, нет. Я во всем гармонию ищу. Искусство, это же гармония. А искусством может быть не только живопись, литература, музыка. Искусством может и жизнь быть. Работа. Или вот, сидение. Это тоже искусство. Убийство, оно тоже может быть искусством, я по себе знаю.
Художник задумчиво почесал затылок, потом несколько мгновений смотрел в небо, на бегущие за решеткой облака, при этом он с какой-то непонятной мне радостью щурился и лицо его даже чуть посветлело, как будто он перестал напрягать все мышцы и лицо его под сухой старческой кожей, разгладилось. И лишь у глаз остались мелкие глубокие морщины.
— Мне как-то книга попалась. По названию думал она про зону. Так и называется, «Колония нескучного режима». Есть там такое описание гармонии. Человечек один становится спиной к креслу и, значит, шаль через плечо на это кресло кидает. И так эта шаль красиво, а главное естественно, на этом кресле повисает, что прям глаз не отвести. И сколько ни пробуй специально так платок по креслу разложить — шишь у тебя получится, все одно складки не естественно будут смотреться. Так вот, высшее искусство — это как раз так шаль нарисовать, чтобы искусственности в картине не было.
Старик снова замолчал.
— В тебе, Максим, есть гармония. Я же многих на своем веку повидал, и мужиков, и бродяг, и комерсов, и политиков. Через меня ой как много людей прошло. И вот знаешь что? Чем больше я с людьми общаюсь, тем меньше я их уважаю. Приходит на зону эдакий Князь Андрей, смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно! А чуть его локотком задень, чуть он на свое личное небо над Аустерлицем через решетку посмотрит, и все прежние его мысли становятся мелкими и пошлыми для него, и выползает в нем одна крупная жаба — желание выжить. И вот уже не князь перед тобой, а жаба. И квакать он готов, и на брюхе ползать, лишь бы его не проткнули или даже просто не били бы. Ты не такой, ты же сам сказал, что не исключаешь вероятность того, что я тебя сейчас порвать прикажу. Не исключаешь. Однако не клянчишь, не грозишь. Рассудок не теряешь. И говоришь ты, не как эти твои, апельсины, у него денег мильён и он считает, что всех купить может.
Старик снова задумался. Интересный он все же персонаж. Я предполагал, что в тюрьме много читают, но судя по речи Художника, тут не просто чтение, тут либо серьезные природные данные, либо большая работа.
— Мне в детстве мать книгу читала, про льва, которому в клетку собачку кинули, на обед. А лев эту собачку есть та не стал, а подружился с нею. Меня между прочим Львом зовут. Лев Рустамович.
Он снова замолчал. Я понимал, что сейчас будет принято решение. Если мне оно не понравится, я воспользуюсь советом полковника. Первым делом брошусь на старика. Убить его я не убью, но этим броском я сильно раззадорю толпу зэков и, без команды «фу», они вероятно не смогут сами вовремя остановиться, поэтому уделают меня в мясо. Значит, если сейчас будут не те слова, которые мне нужны я бросаюсь на старика и бью его в горло, чтобы не мог говорить, и как только толпа подбегает — падаю на бетон и прикрываю голову руками…
— Максим, я приглашаю тебя в гости, — старик чуть повысил голос и не громко, но так, чтобы его услышали стоящие в стороне зэки повторил, — Максим, сегодня и завтра ты будешь моим гостем. После прогулки проводите его ко мне.
Проворно спрыгнув со скамейки старик пошел в сторону двери, через которую пол часа назад он вышел во двор.
Глава 25
— Максим, я приглашаю тебя. Сегодня и завтра ты будешь моим гостем. После прогулки проводите его ко мне.
Проворно спрыгнув со скамейки, старик пошел в сторону двери, через которую сорок минут назад он вышел во двор.
Вы когда-нибудь были в гостях у смотрящего зоны? Я намеренно ставлю вопрос с ограничением, не просто в тюрьме, а именно у главного зэка?
Мой руководитель отдела кадров, очень давно, еще в начале становления «Максима», задала мне вопрос, берем ли мы на работу судимых, если да, то на какие позиции и вообще, будут ли для них какие-то ограничения. В нулевых это был острый вопрос. Есть открытые данные Верховного суда РФ. По ним, например, в 2007 году было осуждено почти девятьсот пятьдесят тысяч человек. При том населении страны, судимость имело почти восемнадцать процентов людей, или каждый второй взрослый мужчина. Постепенно население росло, а количество осужденных уменьшалось, но, например, в прошлом, 2016 году, судимость получили почти семьсот пятьдесят тысяч человек. Это все открытые данные Росстата. По моим прикидкам, сейчас почти каждый четвертый взрослый мужчина в России имеет «криминальный» след. Это значит, учитывая родственные связи, что в нашей стране минимум в каждой третьей семье есть сидевшие родственники. Поэтому простым «я был в тюрьме» у нас никого не удивишь. Есть города, где у половины детей в сочинении про то, как он провел лето, описана поездка к папе в тюрьму. Поэтому, в далеком 2000, когда у меня только появился директор по персоналу, я принял решение принимать на не связанные с живыми деньгами позиции сотрудников с судимостью. И снимать любые ограничения через год работы.
А сейчас я шел в гости к смотрящему самой большой краснодарской тюрьмы. Охранники как будто меня не замечали. Я, в сопровождении тех же двух молчаливых качков, прошел очередными длинными коридорами, причем постепенно от нашей группы отделялись люди и в итоге к дверям камеры мы подошли впятером: я,
