Перед самым устьем Полы вышли в Ловать и уже по ней двинулись к самому озеру. Большая река делилась здесь на множество рукавов, рукавчиков и проток, на низких заболоченных островах и островках росли могучие старые ивы, порой стоявшие прямо в воде. Новичку было бы нелегко найти верную дорогу, но опытные варяги, перенимавшие знания об этих местах у десяти поколений старших товарищей, хорошо знали, куда направлять ладьи. Среди этих островов один был обитаемым — Взвад, где раскинулись дворы и речные пристани, возле которых стояли ладьи и лодки.
Выйдя в озеро, двинулись вдоль его восточного берега на север. Путь предстоял неблизкий — почти два дневных перехода. Крупных поселений тут не было, хотя избушки, рыбацкие челноки или пасущиеся козы на низких плоских берегах попадались часто.
— Есть еще одно поселение, но уже на Мете, — объяснял Елисаве Халльдор. — Лиупину, кажется, называется.
— Липно, — поправила Елисава, уже слышавшая это название. — Мы будем там ночевать?
— Вероятно, да. По пути в ту сторону мы останавливались там. Харальд раздал в Лиупину столько подарков, что хозяева должны ждать его с распростертыми объятиями и держать наготове пиво в бочках. А ночевать все равно где-то надо, идти тут на веслах ночью невозможно.
— Один раз мы уже доверились людям, которым Харальд раздал много подарков и которые ждали его как дорогого гостя.
— Но ведь сокровищ больше нет, — ответил Халльдор со своей обычной невозмутимостью, будто речь шла о сущей безделице. По тому, как вел себя этот человек, никогда нельзя было определить, хорошие или плохие новости он получил, но сейчас его равнодушие удивило Елисаву. — Мы позаботимся о том, чтобы здешние люди знали, что с нас больше нечего взять. А что свое оружие мы сберегли и можем за себя постоять, они увидят и сами. Так ради чего им рисковать головами?
Впереди лежало и еще одно место, которое княжне очень хотелось бы увидеть. Неподалеку от истока Волхова стоял городок, который предание называло Рюриковым. Рассказывали, что его основал князь Рюрик, когда ушел из Ладоги на верхний Волхов и обосновался среди родовых поселков местной ильменской знати. Оттуда снаряжались походы на далекий юг, на Смоленск и Киев. Во времена своего новгородского княжения там жил ее отец, князь Ярослав, который впоследствии не раз с сожалением вспоминал о золотой иконке своего покровителя, святого Георгия, — редчайшей византийской работы, с цветной эмалью, она пропала в тереме во время пожара. После того пожара он и перебрался в Новгород, на Торговую сторону, где построил себе двор, до сих пор называемый Ярославовым.
Братья рассказывали, что Рюриково — обычный сторожевой городок, каких десятки стоят на Волхове. Дружинные дома, в которых жил Рюрик со своими людьми, давно разобраны из-за ветхости, а частью сгорели, и сейчас там новые постройки. Но Елисаве все равно хотелось попасть туда, посмотреть на Волхов с того самого места, откуда смотрел первый варяг, прозвавшийся князем славян. Был ли он по крови ее предком, нет ли — она не знала, но сейчас чувствовала свое родство и близость с ним как никогда, ведь в ларе с аксамитами и алтабасами лежала завернутая в холстину золотая гривна Рюрика, воплощение его удачи и родового проклятия. К счастью, на том злополучном волоке хирдманы перед самым нападением успели погрузить почти все приданое княжны, на берегу остался только один ларь, и тот со льном — невелика потеря. Но если бы в руках Хотьшинцев оказалась Рюрикова гривна, Елисава сама заставила бы Харальда вернуться!
Слава Богу, возвращаться не пришлось, и Харальду она до сих пор ничего не сказала о том поручении, которое ей дал на прощание Всеслав. Харальд слишком жаден до золота, и никакие проклятия не смогут его остановить, если ему на глаза попадутся три марки священного металла.
Островок Липно был невелик, и двести человек гостей в его избах не могли поместиться. Еще тут имелось Велесово святилище — изничтоженный тем же Добрыней Велесов идол заменили грубовато вырезанным изображением святого Николая, но рыбаки и торговые гости, приходившие просить милости подводного хозяина, не замечали разницы и спокойно приняли «Белеса» в новом облике. А вот отец Сионий, глядя на крест, что был вырезан под деревянной иконой, долго колебался, прежде чем решился осенить себя крестным знамением. У подножия бревна с изображением святого была свалена куча рыбы разной степени свежести — подношения, и так же сильно, как рыбой и тиной, от этого Николая пахло язычеством.
Место под крышей нашлось только для Елисавы с ее женщинами и самого Харальда с несколькими приближенными, а остальные опять расположились прямо под открытым небом. Теперь это было не так приятно, как летом: здесь, под Новгородом, уже стало прохладно, серое небо, плотно затянутое облаками, несколько раз принималось сочиться дождем. У Елисавы, продрогшей на речном ветру, все зубы болели, и тепло душной, тесной, порядком провонявшейся избушки, в которой их разместили, обрадовало ее не меньше, чем когда-то радовали просторные горницы киевского терема с настоящими круглыми стеклышками в свинцовой раме. Харальд щедро заплатил хозяевам за то, чтобы они убрались куда-то в хозяйственные постройки на эту ночь; забрав свои тюфяки. Кресавка и Будениха застелили лавку овчинами и одеялами, служившими Елисаве в долгой дороге, затопили печку… И она чуть не застонала от блаженства, когда, вымывшись в хозяйской бане, переодевшись в чистую сухую рубашку, вытянулась на ложе и наконец ощутила тепло и покой. Под низкой кровлей клубился дым, выходивший из устья глиняной печи, но внизу, особенно лежа, можно было дышать свободно. И именно тут, в этой жалкой черной избушке, Елисава осознала, что вернулась в обжитый мир — тот самый, где есть Киев, княжий двор, а где-то далеко даже роскошные вызолоченные палаты Миклагарда, о которых ей Харальд и его люди за время путешествия успели рассказать во всех подробностях. Но ей и здесь было хорошо.
Харальд лично зашел проверить, хорошо ли устроилась княжна, потрогал овчины и тюфяки, достаточно ли мягко, и даже прилег на ее подушку — Елисава прижалась к самой стенке, иначе он бы не поместился.
— Что это ты тут забыл, Харальд сын Сигурда? — с выразительным недоумением спросила она.
— Мое сердце, — ответил он, закрыв глаза и подсунув ее ладонь себе под щеку.
— Ну так забирай его и уходи, я смертельно устала!
— Я не могу его забрать. Разве что вместе с тобой.
— Что-то от тебя дымом несет… из бане ты еще не был, а я чистую рубашку надела. Харальд, уходи. Вон, Завиша смотрит.
— Эллисив! — Харальд открыл глаза. — Не мучай меня. Ты же видишь, что я люблю тебя. Мне никого не нужно, кроме тебя. Я обещаю, что сделаю тебя счастливой. Я завоюю все страны Нордлёнда, Норвегию, Данию, Швецию…
