— Так что ж тогда ты со своим Егором не осталась, раз для тебя мать — такой авторитет?
— Я жалею, что ушла, — отвечает она просто. — И винить некого. Ведь знала, что кобель, знала, что за спиной шепчутся. Но что за аномалия заставила захотеть иного к себе отношения — никак не пойму. Тем более, что детдомовский голодранец в этом плане ничуть не лучше. Он точно так же, как и нефтяник, не заметит, если я исчезну, и притащит в постель кого-нибудь новенького.
Ее признание не несколько секунд парализует мой мозг. Ви всегда была проницательной, но на этот раз она даже не подозревает, насколько права. Ведь, по большому счету, стоило Арсению ее забыть — он тут же побежал ко мне. А как только вспомнил — сразу вернулся. Даже не поймешь, кто из нас более пострадавшая сторона. Кто из нас в желтой группе, а кто в красной? (отсылка к сортировке пациентов на месте катастрофы. Есть четыре цвета: черный, красный, желтый и зеленый, где черный — самые тяжелые повреждения, а зеленый — самые легкие). После такого разговора шопинг предсказуемо быстро подходит к концу. Для виду заходим в пару отделов и, вяло потеребив висящие на плечиках вещи, покидаем торговый центр. Прощаемся сухо.
Оказавшись за рулем, я все-таки не выдерживаю и сворачиваю на путь мести. Нужно сделать что-то безумное и правильное. Или безумно правильное. Просто поехать и врезать засранцу. За себя, за Ви, за всех обиженных женщин. Потому, что хочу. Потому, что я устала быть жертвой обстоятельств. На этот раз не звезды неудачно сложились, — нет. В моих злоключениях виноват совершенно определенный человек! А раз так, то когда врежу ему — полегчает. Стоит оно того? Еще как стоит. Полегчает же.
Пальцы так сжаты вокруг руля, что ногти причиняют ладоням боль. Дождь льет как из ведра, дворники с трудом справляются с потоком воды, и машины ползут медленно-медленно. Не меньше часа добираюсь до дома Арсения, а после до нитки промокаю, петляя между лужами у входа в подъезд. Разумеется, настроение скатывается еще ниже.
Игнорируя звонок, зажимаю глазок пальцем и начинаю барабанить в дверь — это куда больше соответствует настроению. Уверена, что Арсений откроет любому, кто осмелится нарушить тишину и покой его жилища. С инстинктом самосохранения, как я успела уже убедиться, у этого парня серьезные проблемы.
Между прочим, с порога бить сумкой человека в дверном проеме неудобно, но кулаки никто не отменял: как только дверь открывается, я сильно ударяю Арсения в грудь и по инерции отпихиваю назад, врываясь в квартиру. Не ожидавший такого напора хозяин не успевает среагировать на съехавшую с катушек фурию. Однако в себя приходит достаточно быстро:
— Ласковый визит, ничего не скажешь. Или это новая разновидность ролевых игр?
— Да. И называется она: два сестрички, спи с какой хочешь. Какого хрена, Сантино? — подчеркиваю последнее слово. — Вспомнил свое феерическое, полное приключений прошлое? Или, может, фантазию проявил, которой так кичишься?
Он раздраженно засовывает руки в карманы брюк, но молчит. Воспользовавшись моментом, швыряю сумку на пол, стираю с лица дождевые капли.
— Я сегодня провела полдня с Ви, и это было адом! Каждый раз в ее присутствии мне теперь приходится думать о том, чтобы не выдать более тесное знакомство с ее бойфрендом. И ладно бы это было оправдано — нет. Тебе плевать на нее, есть она, нет ее — похрен… Не ценишь, не бережешь. Но пусть бы даже и так, о ней есть кому позаботиться. Семья есть, друзья, я есть. Хотя, погоди, я не есть, я — была. Потому что теперь вынуждена бояться, что она узнает о нас с тобой! Сукин ты сын! — срываюсь на крик.
— Успокойся! — рявкает он в ответ и поджимает губы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
От его равнодушия злость нарастает с новой силой.
— А что, боишься лопнувших перепонок, скандалов с соседями или, может, того, что я грохнусь на пол прямо здесь и тебе придется возвращать должок по конвоированию в больницу?
Не знаю, в чем дело, но после этих слов лицо Арсения искажается от ярости, он хватает меня за плечи, тащит в комнату и швыряет на диван.
— Сиди здесь! Молча!
Раздраженно начинаю стягивать мокрую от дождя кожаную куртку. Почему не встаю с дивана? Почему слушаюсь? Не знаю. Не боюсь этого козла, вообще нет, но скандалить уже не очень хочется. Руки опускаются от его непрошибаемости. Если бы не Ви, не моя импульсивность… Если бы в тот день, когда он сказал, что нет мне места в его жизни, я бы просто взяла и отказалась уходить, что бы было тогда? Я же хотела остаться с ним. Была уверена, что если с человеком так легко, то может получиться нечто волшебное. Только бы он не закрывался. Но он же такой жесткий, упертый… Впустил бы? Смог бы полюбить?
Возвращается в комнату со стаканом воды и пачкой глицина, такой пыльной, что хоть цветочки высаживай. И все это мне протягивает. Интересно, предлагается употребить это вместе или на выбор? Если вода не поможет, утешься глицинчиком?
— Срок годности проверял? — спрашиваю, кивая на таблетки, но воду принимаю. Совсем не хочется подыгрывать, но ведь он что-то сделал для меня. Он старался.
Таким мелочам теперь радуюсь, дурочка, до чего дошла только. Будто в мире считанное число людей принесет стакан воды разгневанной больной девушке. Воды! Из-под крана! Но для Арсения это много. На самом деле. Помнится, он меня кофе поить отказывался, а теперь… Боже мой, действительно вертит в руках глицин, пачкая пылью пальцы и наклоняясь, чтобы отыскать на упаковке дату. Наблюдаю за ним из-под полуопущенных ресниц, но боюсь даже вдохнуть — такого ведь спугнуть проще простого. А мне нравится, что он послушал, сделал что-то для меня. Куда там! Если бы мне кто-то сказал несколько месяцев назад, что парень из подворотни станет приносить мне стаканы воды и выискивать в полумраке мелкие цифры на картонном конвертике, ни за что бы не поверила! Я точно знаю, где их печатают, но не помогу ему, не скажу — пусть сделает ради меня эту мелочь, пусть найдет сам…
И он находит, а затем бросает таблетки куда-то за спину, прямо на пол, не беспокоясь о беспорядке. Его квартира не грязная, но и маникальной чистоплотностью Арсений не страдает. Как и я… И это будто снова доказывает, насколько хорошо нам было бы вместе.
Злюсь ужасно, и оттого спрашиваю:
— Ну и что? Лекарственный запас исчерпан? Как дальше меня откачивать собираешься?
Сама знаю, что это ничего не решит, не изменит и не докажет, но разве я не женщина, чтобы нервы не потрепать? Судя по выражению лица Арсения, он сдерживает ругательства, но принимает правила игры и платит мне той же монетой: тащит из прихожей мою сумочку и высыпает содержимое прямо на пол.
— Вот твои лекарства, доктор инопланетянка.
И если он думал, что я стану ругаться из-за вещей на полу, то просчитался. Напротив, становится немножко совестно от осознания, насколько «женская» моя сумка. Из нее вывалилось просто нереальное количество хлама: от пяти упаковок таблеток, ключей и телефона до перепутанных наушников, карты метрополитена и припасенных на случай внезапного счастья презервативов. Кстати, последних у меня с собой три штуки. Я-то знаю, что некоторые из них тянут на музейные экспонаты и просто не были вовремя выброшены в мусорное ведро, но мысли Арсения по этому поводу было бы интересно послушать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
