— Спусти парус и табань! — кричит Ноткер жене, перекрывая грохот стрельбы. Разогнавшаяся шаланда останавливается медленно, кажется, ни за что не успеет. Но им все еще везет, брандер почти останавливается, когда галеры уже копьях в пятнадцати. Моряки на галерах отвечают ливнем стрел. Одна со стуком ударяет в мачту рядом с головой Эстрильдис.
— Пригнись! — приказывает муж.
Увлеченные азартом охоты, капитаны галер только в последний момент замечают опасность. Ноткер злорадно ухмыляется: с такого расстояния отчетливо видны лица матросов, понявших, что галеры идут навстречу друг другу. Они успевают отдать команду, но матросы выполнить ее уже не могут: с оглушительным треском оба тарана вписываются в чужие борта, проламывая в них огромные дыры. Отчего-то бахает заряженная щебенкой пушка на носу одной из галер, облако щебенки выкашивает на другой половину экипажа. Рядом с пушкой от сотрясения печь с углями, где калились фитили для орудий, опрокидывается, фитили и рдеющие алым угли летят на бочонок с порохом, и на палубе вспухает облако взрыва. Не меньше десятка арбалетчиков, уже целящихся в брандер зажигательными стрелами, взрывной волной смахивает за борт. А брандер, по небольшой дуге обогнув столкнувшиеся галеры, устремляется к цели.
— Вот вам, сволочи! — забыв обо всем на свете, кричит Эстрильдис. Лицо жены Ноткера сияет, предводитель контрабандистов смотрит на жену с гордостью и любовью. Он тоже на миг забывает, что дорога у брандера лишь в один конец.
За летом всегда приходит осень, за молодостью — старость, а за счастьем — беда. Особенно когда хоть на миг забываешь, что вокруг кипит бой, а до победы далеко, как до неба. Так случилось и в этот раз. Уцелевшие матросы полыхающих галер делают то единственное, что им остается: вскидывают арбалеты и обрушивают на верткий брандер град стрел. Они со всплеском уходят в воду, впиваются в борта так, что летит щепа, дырявят паруса. Галеры остаются позади. А прямо по курсу вырастает, заслоняя небо, высоченный борт прама. Рядом с ним шаланда кажется жалкой скорлупкой, так, комар рядом с медведем, только комар снабжен смертоносным для гиганта жалом. И потому летят в него уже не ядра и щебенка (у бортовых пушек тоже есть мертвое пространство), а болты. Матросы, приникнув к фальшборту, тратят их без счета. Жизнь дороже.
— Успеваем! — радостно кричит Ноткер. — Получай…
Короткий свист — и предводитель контрабандистов оседает на крошечную палубу шаланды. Из шеи торчит вошедший по самое оперение болт, выставивший наружу окровавленный наконечник. Вторая стрела бьет в мачту, всего в полупальце от уха Эстрильдис. Третья пронзает парус и застревает в нем.
Эстрильдис пригибается и, схватив весла, налегает на них, не жалея сил. В глазах темно от запредельного усилия, из горла с хрипом вырывается дыхание. То, что для мужа было обычной работой, ей кажется почти непосильным, но надо успеть. Осталось совсем чуть-чуть…
Оставив длинный кровоточащий порез, по плечу чиркает еще болт, но сейчас это мелочи. Ее сжигает праведный гнев на тех, кто из-за своей алчности погубил ее родителей, а теперь и мужа, кто ради лишнего сундука золота с легкостью ломает чужие судьбы.
Наверняка они бы и над ней надругались, если б она струсила и выпрыгнула в море, надеясь на плен. Но она не доставит им такой радости. Даже хорошо, что все так кончилось — не придется носить белое покрывало, знак вдовства, оплакивая оборванную болтом молодость и любовь. Но муж будет отомщен — десятки жен и дочерей тех, кто на праме, уже никогда не увидят мужей и отцов, ради пригоршни золота растоптавших свободу Таваллена.
Она не думает о милосердии, сострадании к будущим вдовам и сиротам: сама благая Исмина, если нужно покарать зло, превращается в безжалостную мстительницу, Великую Лучницу Ритхи, что летит на красном драконе и поражает смертоносными стрелами каждого мерзавца. Старая жрица Малого Храма Исмины в Таваллене, Лиара, как-то в День Любви Исмины говорила, что стрелы Ритхи — люди, взявшие на себя обет сражаться со злом. Одной такой стрелой станет она. И, как стрела, пойдет к цели, никуда не сворачивая.
Последние несколько копий становятся кошмаром. На праме чувствуют, что их ждет, на шаланду обрушивается ливень арбалетных болтов, со стуком впивающихся в потемневшее от непогод дерево. С такого расстояния даже толстые доски прошибает насквозь. Одни из них вонзился в мачту — и толстая жердь, почти бревно, раскалывается, на голову Эстрильдис падает несколько щепок, зазубренный наконечник высовывается из расщепленного дерева всего на пол-пальца выше головы новоиспеченной вдовы. Бахает пушка — над головой, в клочья разрывая парус, визжит щебенка. Но поздно: слишком быстро разогнал лодку Ноткер, и слишком близко она подошла к борту темесского корабля. С глухим стуком шаланда ударяется носом о борт прама, пляшет на волнах, то и дело бьются борт о борт. Отсюда, снизу, прам кажется неописуемо громадным. Но это ничего. Шесть мешков с порохом, уместившихся в трюме, способны поднять на воздух каменный форт. А уж с деревянным плавучим монстром справятся тем более…
Арбалетный болт бьет между лопаток с такой силой, что женщину бросает на залитую кровью мужа палубу. Адская боль затапливает сознание, изо рта с каждым вздохом струится кровь. Но немного сил еще есть: как раз столько, чтобы поднять зажженый мужем фонарь, извлечь оттуда свечу и бросить вниз — туда, где лежит готовый к подрыву смертоносный заряд, и за миг до взрыва произнести заветное: «Во имя любви Исмины и Аргелеба». Так издавна провожают в последний путь тавалленских воинов их жены. Когда-то с этими словами сами восходили на погребальный костер мужей, но залитая кровью, пробитая осколками палуба брандера ничем не хуже…
…Оглушительный взрыв, взметнувшийся к небу столб огня, дыма, воды и пара на том месте, где еще недавно был прам-батарея, казался очевидцам одним целым, хотя сначала взорвался порох на шаланде, а потом — в пороховом погребе на праме…
…А вокруг гремят новые взрывы. Пользуясь замешательством противника, сразу два брандера атакуют темесский линейный корабль, а остальные — еще два фрегата, темесский и кешерский, огромную трирему Атаргов, прам с боеприпасами…
Зеленовато мерцающие под полуденным солнцем, небольшие волны лениво плещут в борта флагмана группы, обходящей эрхавенцев — стодвадцатипушечного линейного корабля «Этленнато», названного в честь первого дожа Темесы. Корабль всю свою долгую, уже четверть века, жизнь, верой и правдой служит Темесскому союзу. Точно так же, как и вице-адмирал Лоренцо Донелли, командующий тремя боевыми группами, кои Джустиниани направил в тыл эрхавенцам. И корабль, и его вице-адмирал выдержали за долгую жизнь десятки сражений, причем так получилось, что начинал Донелли матросом на новеньком, только что со стапелей, линкоре, потом стал его капитаном, а позже, став вице-адмиралом, командиром эскадры и боевой группы, сделал судно своим флагманом. За долгие двадцать шесть лет вице-адмирал привык к кораблю, изучил его до последнего гвоздя и стал считать домом более, чем старинный родовой особняк в центре Темесы. Неудивительно: на корабле Донелли проводит куда больше времени, чем на суше вообще и в родовом особняке в частности.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
