Однако на самом деле он просто не понимал, как в Англии делаются дела. Англичане отдают предпочтение прагматическим решениям перед четко сформулированными идеологическими. Если бы только прошло решение, предоставляющее иммигрантам-евреям особый юридический статус, они неизбежно бы стали гражданами второго сорта. После восстановления монархии в 1660 году Карл II вполне возможно аннулировал бы это решение либо скорректировал его в менее благоприятную для евреев сторону. В любом случае еврейский вопрос стал бы предметом всеобщего обсуждения, при котором сразу же вспыхнули бы антисемитские настроения. А в реальной ситуации вопрос был решен прагматически, но без какого-либо специального договора. В то время, когда Манассия еще был в Лондоне, в суде слушалось дело некоего Антонио Родригеса Роблеса, который официально считался маррано, но в действительности был настоящим евреем; его обвиняли в том, что он – враждебный иностранец, испанский подданный (в это время Англия и Испания находились в состоянии войны). В марте 1656 года около двух десятков семей маррано решили покончить с этой проблемой, открыто признавшись в своей приверженности иудаизму, объявив себя беженцами от испанской инквизиции и испросив у Совета разрешения на то, чтобы практиковать свою религию в частном порядке. 16 мая Совет постановил прекратить дело против Роблеса; позднее, на заседании 25 июня, было, по-видимому, принято положительное решение по петиции марранос. «По-видимому» – потому что впоследствии протокол этого заседания загадочным образом исчез. Тем не менее, 4 августа из Амстердама были доставлены «рукопись Закона на тонком пергаменте в обложке и чехле из желтого бархата, красная камчатная скатерть для кафедры и коробка для специй, обитая изнутри красной тафтой», и лондонские евреи отправились арендовать дом на КричерчЛэйн под первую синагогу.
Таким образом, в результате своего рода молчаливого сговора вопрос об особом статусе евреев был опущен. И, поскольку не существовало никакого законодательного акта, который запрещал бы их въезд, они стали въезжать. Совет постановил, что им можно практиковать свою религию – они стали ее практиковать. Когда в 1664 году был принят Акт о сектантах, направленный против неконформистов, евреи во главе со своим новым раввином, Иаковом Саспортасом, довели до сведения Карла II свою обеспокоенность, на что тот, «смеясь и поплевывая», велел им не беспокоиться; позднее Тайный совет сообщил в письменной форме, что евреи могут «рассчитывать на ту же благосклонность, что и прежде, при условии, что будут вести себя тихо и мирно, повинуясь законам Его Величества и не вступая в противоречия с его правительством».
Так, евреи в результате умолчания стали полноправными гражданами с ограничениями не больше тех, которые вытекали бы из их собственного нежелания (подобно католикам и неконформистам) принадлежать к англиканской церкви или (в их конкретном случае) приносить христианскую присягу. В течение жизни следующего поколения рядом юридических решений было установлено право евреев присягать и давать свидетельские показания в суде с учетом их религиозной специфики. Да подобно другим неангликанцам, им был закрыт доступ во многие учреждения и парламент. Но на их экономическую деятельность не было наложено никаких официальных ограничений. Определенная дискриминация имела место, но главным образом внутри еврейской общины. Преобладавшие сефарды не чувствовали себя в безопасности и сопротивлялись приему в общину бедных ашкенази, особенно если общине предстояло содержать последних. В 1678—1679 гг. было принято постановление, что немецкие евреи не могут держать контору, голосовать на собраниях и зачитывать священные рукописи. Однако было доказано, что это решение противоречит еврейским законам и должно быть скорректировано. Что же касается английских судов, то евреи, повидимому, с самого начала находили там справедливость и защиту; как правило, английские судьи хорошо относились к трудолюбивым и законопослушным гражданам, которые не нарушали спокойствия королевства. В 1732 году суд даровал евреям юридическую защиту от обвинений по национальному признаку, ставивших под угрозу их жизнь. Вот так, почти случайно, Англия оказалась первым местом, где появилась возможность для возникновения современной еврейской общины.
То, что происходило в Америке, было еще более значительным. В 1654 году французский катер «Св. Екатерина» доставил 23 беженцаеврея из города Ресифе в Бразилии в голландский колониальный город Новый Амстердам. Как и в старом Амстердаме, положение евреев здесь в условиях голландского колониального владычества было неопределенным; кальвинисты, хотя и менее враждебные, чем лютеране, могли быть и притеснителями и антисемитами. Губернатор Нового Амстердама, Питер Стюйвезант, выразил голландской Вест-Индской компании протест против поселения этих людей, принадлежавших, как он выражался, «к лживой расе», чья «мерзкая религия склонялась к ногам Маммоны». Евреям, правда, разрешили остаться, но им не дали никаких прав, и компания вместе с губернатором запретила им строить синагогу. Все противоречия нашли, однако, разрешение в 1664 году, когда город попал под власть англичан и стал Нью-Йорком. Впоследствии евреи стали пользоваться не только преимуществами английского гражданства, но и дополнительными религиозными свободами, которые завоевали колонисты Нового Света.
Ричард Николс, первый английский губернатор Нью-Йорка, подчеркивал право на свободу совести, когда объявил в 1665 году: «Никто не может быть подвергнут порицанию, штрафу или заключению за особое суждение в вопросах религии со стороны тех, кто исповедует христианство». Тот факт, что здесь не имеется никакого упоминания об иудаизме, не есть следствие оплошности. Англичанам были нужны колонисты, особенно те, кто способен торговать и налаживать связи. Следующий губернатор, Эдмунд Андрос, не упоминал христианство, когда обещал равное отношение и защиту всем законопослушным лицам, «какого бы вероисповедания они ни были». Как и в Англии, вопрос принадлежности к евреям не поднимался. Евреи просто приезжали, строили дома, пользовались равными правами и, по-видимому, участвовали в самых первых выборах; они служили должностными лицами.
Евреи начали селиться и в других районах, например, в Делавэрской долине и Род-Айленде, который был основан Роджером Уильямсом как либертарианская колония, со свободой воли, где не существовало никаких религиозных запретов. Некоторые трудности возникли тогда, когда евреи пожелали иметь собственное кладбище в Нью-Йорке. Однако в 1677 году такое кладбище было открыто в Ньюпорте (РодАйленд); позднее Лонгфелло посвятил ему одно из лучших стихотворений. В Нью-Йорке это произошло пятью годами позже. В 1730 году конгрегация «Ширит Израиль» открыла первую синагогу в Нью-Йорке, а особенно красивая синагога была построена в 1763 году в Ньюпорте, став затем национальной святыней. Согласно английским Актам о мореплавании, торговля между колониями и метрополией была исключительной прерогативой британских граждан; когда же имперский парламент принял Акт о натурализации для североамериканских колоний, евреям было разрешено принять гражданство наравне с поселенцами-христианами, причем два положения были отвергнуты специально, чтобы успокоить евреев. В результате швед Петер Кальм, посетивший Нью-Йорк в 1740 году, отмечал, что евреи «пользуются абсолютно теми же привилегиями, что и другие жители этого города и провинции». То же самое наблюдалось и в Филадельфии, где игравшая важную роль еврейская колония стала расти начиная с 1730-х годов.
Так родилось американское еврейство. И надо сказать, что с самого начала оно отличалось от любого другого. В Европе и Африке с Азией, где религиозные барьеры были в той или иной форме распространены повсеместно, евреям всегда приходилось договариваться о некоем специальном статусе, если только им не навязывали его силой. Это вынуждало их образовывать специальные и обычно юридически ограниченные общины, где они и селились. В большей или меньшей степени все эти еврейские общины были самоуправляющимися, хотя реально положение евреев при этом могло быть нищенским и неустойчивым. В Польше в условиях монархии евреи пользовались определенным правом на самоуправление, которое осуществлялось Земельным Советом, избираемым наиболее обеспеченными членами общины. Их, конечно, облагали более тяжелыми налогами, чем окружающих поляков, и у них не было реального права на самооборону, но в прочих отношениях они сами занимались своими делами. В несколько меньшей степени это было характерно и для прочих еврейских общин континентальной Европы. Евреи всегда сами организовывали работу своих школ, судов, больниц и социальных служб. Они сами назначали и содержали своих должностных лиц, раввинов, судей, мясников, специалистов по обрезанию, школьных учителей, пекарей и мусорщиков. У них были свои магазины. Где бы они ни находились, евреи образовывали свои маленькие государства в государстве. На этом зиждилась система гетто, которая присутствовала даже в местах вроде Амстердама, где официальных установлений по этому поводу не существовало.
