В коридоре щелкнул замок, скрипнула старенькая дверь. Мама с мольбой взглянула, прося забыть обо всем, уйти в свою комнату и продолжать делать вид, что жизнь прекрасна. Однако сегодня был предел моего терпения. И если тогда, в детстве, поступок-предательство казался спасением для Вити, то сейчас не было ни единого оправдания тому, почему я его оттолкнула.
Сердце стучало как бешеное, я заламывала пальцы, ощущая, как дрожат колени. Мне было не страшно, нет, в голове мелькали теплые воспоминания, связанные с Шестаковым, и эта бесконечная улыбка, в которую я влюбилась еще в детстве.
Рядом с Витей я оживала, рядом с ним небо окрашивалось в невероятные краски.
Наверное, поэтому эмоции взяли верх: заставили выскочить в коридор, накинуть на себя куртку и под шокированный взгляд отца помчаться вниз по ступенькам. Он что-то кричал вслед, угрожал, но я не остановилась.
Жизнь – это всегда битва: иногда с самим собой, иногда со своими родными, а порой, и с целым миром. Если вспыхнула решимость, нельзя останавливаться, иначе она утечет сквозь пальцы подобно песку. Ведь рядом с решимостью тенью ходит сомнение.
Вариантов особо не было, я просто заскочила в подъезд к Наташке, не представляя вообще, дома она или нет, однако наткнулась на подругу, сидящую на ступеньках второго этажа. Краснова поправляла макияж, разглядывая себя в маленькое карманное зеркальце. Увидев меня, Ната, ясное дело, удивилась:
– Ты чего тут? – опешила она.
– Все плохо, – выдохнула, усаживаясь рядом.
– В смысле?
И я рассказала без утайки о событиях сегодняшнего дня, да и предыдущих. Наташка только и успевала, что качать головой, добавляя грубые ругательства. Она ненавидела моего отца также сильно, как и своего. Мы были истинными друзьями по несчастью.
– Мне нужно как-то связаться с Витей! – взывала, скрестив руки на груди от прохладного ветерка, что дул из разбитого окна за нашими спинами.
– Слушай, а поезжай вообще к нему. Погоди, найдем только его в соцсетях и напишем. Пусть проявит свою мужскую сущность, повод отличный, – загорелась Краснова очередной мегаидеей. Нет, конечно, я не планировала нагружать своими проблемами Шестакова. Да и что он мог сделать? Однако, правда хотя бы объяснит мой поступок. Надо было давно признаться во всем, рассказать, не тая.
Вечно мы откладываем на «потом» самые важные разговоры, боясь быть непонятыми, боясь, что нас не примут. Но я убеждена – мой Витя поймет и поддержит. Надежда придавала уверенности.
– Ой, эм… – замялась вдруг Наташка. Я мельком скользнула взглядом на экран телефона и тоже замерла, замечая знакомые лица.
– Это же… Смирнова? Они что… вместе? – прошептала, горло свело спазмом при виде общей фотографии счастливчиков. Там были ребята из баскетбольной команды, девчонки и Витя в самом центре. На его губах играла легкая улыбка, с шеи свисал дождик, закрывая расстегнутую белую рубашку. Мне сделалось дурно.
– Видимо, в общей компании, – хрипло отозвалась Ната, приближая фотографию.
– А я думала… – я сжала руки перед собой, они начали трястись.
– Рит, да может он просто к ним заехал, не обязательно, что он туда к этой двинул.
– Наверное, – я закрыла глаза, они горели от слез.
– Давай все равно напишем ему? Ну, типа, с телефоном проблемы… Эй, он же мог… не знаю, подумать, что ты продинамила его.
– Да, мог, – по щеке скатилась горькая капелька, но сил смахнуть ее у меня не было. Казалось, я медленно разрушаюсь, казалось, счастье, что строилось по крупицам, сгорает подобно бумаге, оставляя лишь пепел.
– Рит, да ты чего? Девочка моя, прекрати. Все будет хорошо, слышишь? – Наташка потянулась ко мне, обняла за плечи. Она что-то говорила, в ответ я покорно кивала ей, не веря уже ни во что.
Наверное, то была интуиция или чутье, но я внезапно осознанно пришла к мысли, что отец сегодня забрал у меня Витю. Забрал навсегда.
