он не хотел смотреть, но ничего не мог поделать. Это как будто была его кара за то, что он выжил, а выжил он благодаря им, по чистой случайности. А ведь не будь он на побегушках, лежал бы сейчас рядом с ними. Может, не так уж и плохо все пропускать, подумал Даниил, может, высшее благо судьбы – быть простым наблюдателем? До него начало доходить, что жизнь не похожа на красивый боевик, герои в жизни чаще проигрывают, а кровь не пахнет томатным кетчупом, в жизни патроны могут закончиться в самый неподходящий момент, а один красивый миг оборачивается годами мучений. Цена героизма слишком высока, кто-то может ее заплатит, кто-то нет. Быть сильным – скорее проклятие, чем награда. Ему уже не хотелось быть героем, не хотелось славы, ему вдруг отчаянно захотелось жить. Дышать, смеяться, увидеть завтрашний восход, а потом закат, пройтись по свежей траве весной, приласкать свою собаку. В жизни тысячи, миллионы простых радостей, которые раньше он не замечал, сама жизнь – вот главная радость! Просто прийти домой, принять горячий душ, выпить чашку крепкого кофе с ликером, все это он может сделать, а они уже нет. И сидя на снегу рядом с мертвыми коллегами, Даниил наконец сделал то, о чем мечтала вся команда – он повзрослел.
Слезы текли по его щекам, замерзая и сковывая кожу, но он не замечал. Медленно, как во сне, он повернул голову и посмотрел на цепочку следов. Их было много и все они шли от клуба, с его стороны следов не было, как не было их и за воротами в этой арке, значит, она пошла обратно, обошла квартал и смылась. Он мог бы пойти по ее следу, но он не шелохнулся. Все, хватит, он уже насмотрелся на плоды героизма и понял, кто он и где его место. И мне повезло, думал он, ведь многие всю жизнь так и не могут этого понять, а я вот понял, да еще так рано. Именно поэтому он остался сидеть на снегу, осознав себя и свое место в мире, он захотел занять его, попробовать на вкус, ощутить в полной мере. Он не герой и никогда им не был, он не смельчак, не сорвиголова, он просто молодой человек, еще не видевший жизнь в полной красе, и в этом нет ничего позорного, стыдно занимать не свое место, быть смешным или непригодным, но он свое нашел. Стыдно быть воином, если не умеешь махать мечом, стыдно быть пахарем, если не умеешь идти за плугом. Кто это сказал? Может, он сам или незнакомый голос в его голове, сейчас это не имело значения. Судьба, правящая всеми, сплетающая жизни как нити ничего не делает зря, это он тоже понял, вспоминая, как не заводилась машина, как капитан отправил его за оружием и как обидно ему было.
– Простите, – прошептал он, все же коварный червячок вины проник в его сердце, и Даниил опасался, что с годами он проест в нем огромную дыру. Может, оно даже начнет гнить, как яблоко. – Простите меня. Я…
Тут он не выдержал и разрыдался, не скрывая слез, все равно кроме него и трех мертвецов этого никто не видел.
– Я был дураком, – сумел закончить он, вытирая слезы ладонью.
Вдалеке послышался знакомый вой сирен, сейчас он звучал для Даниила как райская музыка. Надо было приводить себя в порядок, ему еще давать кучу показаний и писать целые тома рапортов. Но это не пугало, это ведь будет последнее, что он сделает на своем посту. Даниил вздохнул, восстанавливая дыхание, поднял пистолет и медленно встал. Сирены приближались, но он уже успокоился, приятно удивляясь, насколько легче становится жить, когда у тебя есть твердые решения относительно твоей жизни.
– Прощайте, ребята, – проговорил он, приложив правую руку к сердцу, – спасибо за все.
Слезы снова подступили, но он сумел их сдержать, сейчас здесь будет полно народу, итак они задержались из-за снега. Я единственный выживший в этом кошмаре, подумал Даниил, но я кое-что усвоил: с меня хватит. Засунув руки в карманы, он повернулся к трупам спиной и, глядя в темное небо, стал ждать прибытия коллег.
10
После трех почти бессонных ночей яркий свет ламп в маленькой комнате для допросов казался Вадиму ослепляющим и горячим, он как будто отражался от всех поверхностей и выжигал ему мозг. Хорошо хоть не жужжат лампы, думал он, пока эта дура, которую он допрашивал уже почти час, пила воду. Он бы не возился столько с обычным свидетелем, но этот свидетель был необычным. Эта рыжеволосая клуша была первой и единственной, кого не убила Фатима, черт, она была уникальным человеком и даже не подозревала об этом. А ведь еще никто не смог совместить две простые вещи: увидеть Фатиму и при этом сохранить жизнь.
Рыжая парикмахерша, которую затаскали по допросам и кабинетам, наверное, уже пожалела, что не рассталась с жизнью, а вот Вадим был этому крайне рад. Он вцепился в дамочку, как коршун, и твердо решил не отпускать, пока она не расскажет ему то, что он так давно хотел знать. Нет, она ничего не скрывала, он давно работал и умел вычислять ложь не хуже детектора, но ее глупость и ограниченность сильно мешали ему работать. Иногда он хотел схватить ее за рыжие волосы и бить головой об стол, пока она не поймет, какую ценность представляют ее показания, но именно эта бесценная информация удерживала его от крайних мер. Да, он срывался, часто срывался, в конце концов, на такой работе только роботы сохраняют невозмутимость, но сейчас он собрал всю свою волю в кулак, чтобы вытащить из этой тупицы то, что наконец обеспечит головокружительный взлет его карьере.
– Вы готовы продолжить? – Спросил он, больше не в силах выносить этот обжигающий свет и тишину, когда он был занят, усталость не так давила на него.
– Да, – она поспешно проглотила воду и отставила пластиковый стакан, – спасибо за воду.
– Пожалуйста. Итак, начнем с самого начала. – Он глубоко вдохнул, снова уговаривая себя не заводиться, – вспоминайте все, каждую мелочь, даже если вам она покажется несущественной. Всё, как под гипнозом, вы меня поняли?
– Да.
Она боялась его, это было видно невооруженным глазом. Она вообще были тихой и милой женщиной, а тут на нее столько всего навалилось, мало того, что ее связали, да еще кто! А потом эти бесконечные допросы, все нервные, все бегают куда-то, а ее сын сидит дома один, пока она в сотый раз пересказывает события того проклятого вечера. Но самое главное – она чудом избежала смерти, и чем
