думаем, целоваться, делать все те восхитительные и нелепые вещи, которые делают влюбленные, и держать на руках дитя нашей любви…»
Ей стало так больно, что она не могла читать дальше. Молли застала ее горько рыдающей. Она села рядом и взяла Тару за руки.
– Что случилось, Тара, дорогая? Расскажи своей старушке Молли.
– Мне придется вернуться в Вельтевреден, – ответила Тара сквозь слезы. – О Боже, Молли, мне казалось, я навсегда избавилась от этого дома, а теперь я возвращаюсь.
* * *
Просьба Тары официально встретиться и обсудить их брак привела Шасу в крайний ужас. Его вполне устраивало сложившееся между ними неформальное взаимопонимание, благодаря которому он получал полную свободу в отношениях с женщинами и контроль над детьми вместе с ответственностью и внешним сохранением брака. Он без разговоров оплачивал все счета, которые пересылала ему Тара, и следил, чтобы на ее банковский счет регулярно, ежемесячно, поступали щедрые карманные деньги. Он покрывал недостачи, когда управляющий банком звонил ему и сообщал, что Тара перерасходовала свои средства. В одном случае это был чек почти на тысячу фунтов какому-то мелкому автодилеру. Шаса не стал ничего выяснять. Что бы это ни было, для него это входило в условия их сделки.
Но теперь, кажется, их договору пришел конец, и Шаса немедленно созвал в гостиной дома Сантэн своих главных советчиков. Присутствовали: сама Сантэн, из Йоханнесбурга прилетел Абрахам Абрахамс и привез с собой старшего партнера известной юридической фирмы, занимающейся разводами.
Сантэн сразу перешла к делу.
– Рассмотрим худший исход, – резко сказала она. – Тара захочет забрать детей и потребует компенсацию и содержание для себя и для всех детей.
Она взглянула на Эйба. Тот кивнул серебряной головой, и все члены совета закивали с серьезным, ученым видом, как китайские болванчики; конечно, подсчитывают про себя гонорары, саркастически подумал Шаса.
– Черт побери, эта женщина бросила меня! Да я раньше сдохну, чем отдам ей детей.
– Она будет утверждать, что ты сделал для нее невозможным пребывание в супружеском доме, – сказал Эйб и, увидев грозное лицо Шасы, попытался его успокоить: – Не забудь, Шаса, у нее будут лучшие адвокаты.
– Проклятые крючкотворы! – горько сказал Шаса; члены совета обиделись, но Шаса не стал извиняться или уточнять. – Я уже предупредил ее, что развода не дам. Моя политическая карьера в очень сложном положении. Я не могу допустить скандал. Ведь скоро мне предстоят общие выборы.
– У тебя может не быть возможности для отказа, – сказал Эйб. – Если у нее веские основания.
– Никаких оснований у нее нет, – добродушно ответил Шаса. – Я всегда был понимающим и щедрым мужем.
– Твоя щедрость хорошо известна, – сухо заметил Эйб. – Многие молодые женщины готовы подтвердить это.
– Послушайте, Эйб, – вмешалась Сантэн. – У Шасы никогда не было неприятностей с женщинами…
– Сантэн, дорогая моя. Мы сейчас имеем дело с фактами, а не с материнскими иллюзиями. Я не частный детектив, и личная жизнь Шасы – не мое дело. Но при всей своей незаинтересованности я могу назвать за последние несколько лет по меньшей мере шесть случаев, когда Шаса давал Таре достаточно оснований…
Шаса под столом лихорадочно делал Эйбу знаки, но Сантэн с любопытством подалась вперед.
– Давайте, Эйб, – сказала она. – Перечисляйте!
– Два года назад, в январе – солистка гастрольной труппы мюзикла «Оклахома», – начал Эйб, и Шаса обмяк в кресле и, словно на молитве, закрыл глаза. – Несколько недель спустя нападающая – левая, что весьма иронично – из английской женской хоккейной команды. – До сих пор Эйб не называл имен, но теперь продолжил: – Еще продюсер телекомпании «Норт Американ бродкастинг студиос», дамочка с рыбьей… нет, дельфиньей фамилией. Китти Годольфин. Хотите, чтобы я продолжал? Есть и еще, но я ведь уже сказал: я не частный сыщик. Можете быть уверены, что у Тары сыщик хороший, а Шаса почти не старался замести следы.
– Достаточно, Эйб, – сказала Сантэн и посмотрела на сына неодобрительно, но с некоторым невольным восхищением.
«Это все кровь де Тири, – подумала она. – Семейное проклятие. Бедный Шаса».
Но вслух строго сказала:
– Похоже, у нас действительно серьезная проблема.
И она повернулась к адвокату по разводам.
– Допустим, у Тары есть основания выдвинуть обвинение в супружеской неверности. Какого худшего исхода нам следует ожидать?
– Это очень трудно, миссис Кортни…
– Я вас ни в чем не виню, – резко сказала Сантэн. – И не нужно увиливать. Просто назовите худший исход.
– Она может получить опеку над детьми, особенно над двумя младшими, и большую компенсацию.
– Сколько? – спросил Шаса.
– Учитывая ваши обстоятельства, возможно… – Адвокат тактично помолчал. – Миллион фунтов плюс дом, и содержание, и еще кое-что менее значительное.
Шаса выпрямился в кресле. Он негромко свистнул и пробормотал:
– Действительно, серьезный исход того, что начиналось как легкая забава.
Никто не засмеялся.
И вот Шаса принялся готовиться к встрече с Тарой. Он изучил письменные рекомендации, оставленные Эйбом и другими адвокатами, и выбрал тактику. Он знал, что говорить и чего избегать. Он не станет уступать и не будет ничего обещать, особенно относительно детей.
Местом встречи он избрал пруд у основания Констанция-Берга, надеясь, что Тара вспомнит счастливые часы, проведенные ими здесь вместе. Он приказал повару приготовить корзину для пикников и сложить в нее все любимые лакомства Тары; еще он выбрал из своего погреба полдюжины бутылок вина.
Особенно внимательно он отнесся к своей наружности. Постригся, достал из ящика новую черную повязку на глаз; в ящике было полно этих повязок. Использовал крем после бритья, подаренный Тарой, надел шелковый костюм кремового цвета: однажды Тара назвала его своим любимым; под открытый ворот голубой рубашки повязал летный шарф.
Детей на выходные отправили в Родс-Хилл под присмотр Сантэн, и Шаса
