ли речь о великом писателе XIX века или о современном блогере.
В-шестых, становится очевидной важность метафорической коммуникации. Любой художник доносит свои идеи в непрямом виде. Можно сказать, что он оставляет правду на виду и в то же время скрывает ее за идеями, сюжетными линиями и образами персонажей, которые могут иметь какое-то отношение к его жизни, характеру и собственным убеждениям – а могут и не иметь. Конечно, мы многое узнаем о Достоевском из его книг. Он не просто так написал «Преступление и наказание», а не романтическую комедию вроде «Неспящих в Сиэтле». На основании его романов и биографических источников можно предположить, что Достоевский не был весельчаком, легкомысленным или поверхностным человеком.
И все же мы не можем сделать вывод, что в книгах Достоевского непосредственно отражаются чувства и мысли автора – хотя, например, в романе «Идиот» он воспроизвел свой опыт жизни с эпилепсией. Одна из причин, почему люди пишут художественные произведения, как раз и состоит в том, что литература позволяет свободно исследовать личные события и идеи, не раскрывая при этом собственных тайн. Поэтому исследователь, изучающий рассказ о чьей-то жизни – неважно, художественный или биографический, – должен обращать внимание на метафоры и аллюзии. Мы прибегаем к этим средствам выразительности каждый день, даже в повседневной беседе, однако есть люди, которые используют их так же мастерски и так же часто, как писатель уровня Достоевского.
Теперь рассмотрим преимущества этого сравнения под другим углом. Изучение современных игроков может оказаться полезным для изучения Достоевского. Во-первых, мы обнаружили, что игровая зависимость почти всегда означает наличие детской травмы. Поэтому нам нужно узнать больше о детстве Достоевского – хотя возможно, что в этом отношении нам никогда не удастся продвинуться вперед. Вероятно, Фрейд был прав, когда искал в биографии и творчестве Достоевского следы детской травмы. Однако он чрезмерно фокусировался на аспекте детской сексуальности и верил, что у всего есть символическое значение. Например, с его точки зрения, эпилептические припадки у Достоевского были проявлением вины, а не физиологического нарушения.
Вопреки позиции Фрейда, эдипов конфликт не является единственным видом детской травмы – ни сегодня, ни в XIX веке. Наши данные показали широкий спектр различных типов насилия и пренебрежения родительскими обязанностями, и все они приводят к одинаковому результату. Вероятно, они сыграли свою роль и в формировании игровой зависимости у Достоевского. И хотя истинная природа подобных патологий скрыта, зачастую ее не так сложно выявить.
Во-вторых, мы обнаружили, что развитие игромании обычно подразумевает знакомство с азартными играми еще в раннем возрасте. Это значит, что для полноценного понимания проблемы игровой зависимости у Достоевского нам необходимо узнать, какое место занимал этот фактор в его детстве – в семье, в школе и в целом в сообществе. Например, следует обратиться к оригинальным источникам в поисках новой информации об игровом поведении его отца. Можно предположить, что М. А. Достоевскому – дворянину, в прошлом военному – случалось играть в азартные игры. Это предположение подкрепляют данные, полученные от современных проблемных игроков. Игровая зависимость развивается разными путями, однако редко обходится без знакомства с игрой.
В-третьих, ранний и повторяющийся контакт с азартными играми, очевидно, зачастую является одним из компонентов при развитии игромании. Поэтому люди, которые стали проблемными игроками без подобного контакта, вероятнее всего, страдают от большего количества психологических травм, чем другие игроманы. Иными словами, игровая зависимость скорее говорит о наличии психологических нарушений, если количество и доступность игровых заведений невысоки. Мы скорее заподозрим проблемы психологического характера, когда игроку приходится, например, ехать за тысячи километров, как это постоянно делал Достоевский. Подобное упорство – подобная готовность к саморазрушению – предполагает существование патологии и помогает объяснить, почему Фрейд считал Достоевского выраженным невротиком. В наши дни многие отправляются с аналогичной целью в Лас-Вегас. Однако есть большая разница между этими игроками и теми, чья зависимость выросла из удобства и привычки. Например, немало наших современников тратят чуть больше, чем стоило бы, на бинго или лотерейные билеты, которые можно купить в магазинчике за углом, или проигрывают деньги в интернет-казино, с комфортом устроившись у себя дома.
В-четвертых, изучение современных игроков продемонстрировало ценность формирования кросс-секционной выборки. Несмотря на отсутствие преимуществ, свойственных лонгитюдному исследованию, выборочное исследование имеет свои сильные стороны. Например, оно позволило нам задать ориентиры для «нормальности», показать способы, которыми люди справляются со стрессом помимо азартных игр, а также исследовать уровень коморбидности среди игроманов. На фоне «среднего человека» и «среднего игромана» нам становится проще оценить отдельные патологические случаи, такие как у Достоевского. Кроме того, мы яснее видим типичный «жизненный путь» развития игровой зависимости, а также отклонения от него. Короче говоря, выборочное исследование нивелирует уникальные черты и обнажает контуры общего сходства между проблемными игроками. Вот почему выборочное исследование в определенном смысле эффективнее исследования конкретных случаев, которому, в частности, отдавал предпочтение Фрейд.
По этим стандартам Достоевский выглядит нетипичным игроком даже для своей эпохи. Он играл не из соображений престижа, хотя происходил из семьи среднего класса и был образованным человеком. Он играл ради денег, хотя ему никогда не удавалось выиграть много или сохранить то, что он выиграл. Предположительно, он начал играть во взрослом возрасте и через десять лет навсегда бросил игру – эта страсть, короткая и яркая, заняла, таким образом, место в ряду других его страстей. Подобно собственным персонажам – ив отличие от большинства реальных людей – Достоевский был чужд умеренности. И, несмотря на веру в «систему», в его игре прослеживается та же хаотичность и бессистемность, что и во всей жизни.
Есть только один важный пункт, в котором Достоевский похож на большинство современных игроков: как и они, он нуждался в любви и заботе со стороны супруги, благодаря которой он в итоге смог побороть игровую зависимость.
В-пятых, в ходе исследования мы убедились в ценности спонтанной беседы с глазу на глаз. В ходе таких интервью респонденты делятся информацией, которую сложнее было бы передать в более структурированных и формальных видах коммуникации, таких как книги или биографические рассказы. Это значит, что из личной переписки и доверительной беседы мы можем узнать многое, чему, разумеется, нет места в тщательно проработанном романе. Следовательно, при изучении биографии Достоевского нужно меньше полагаться на его книги и активнее использовать другие источники информации, например пересказы бесед и сохранившуюся переписку. С литературной точки зрения они менее изящны и обладают меньшей ценностью. Однако, как мы видим из исследования современных игроков, именно эти источники позволяют нам лучше понять повседневную жизнь игрока, которую сложно воспроизвести даже в самом
