блестящем романе.
В-шестых, мы обнаружили у игроков определенный паттерн: как правило, стресс, пережитый во взрослой жизни, пробуждает у человека воспоминания о детской травме, тем самым вызывая потребность в сильной копинг-стратегии. Как мы обнаружили, существует множество типов детской травмы. Факторы стресса тоже могут быть самыми разными, и зачастую они действуют в течение длительного промежутка времени. Более выносливые люди могут терпеть стресс значительно дольше. Но в конечном итоге человек все равно обращается к той или иной копинг-стратегии. Те, кто умеет эффективно справляться со стрессом во взрослой жизни, лучше всего сопротивляются различным видам зависимостей, в том числе и игромании. Однако когда человек исчерпал все возможности копинга и адаптации, он становится наиболее уязвим перед лицом игровой зависимости.
Почему именно игровая зависимость? Вероятнее всего, ее «выбирают» потому, что азартные игры доступны и как будто предлагают решение финансовых проблем. Итак, судя по данным, полученным от современных игроманов, развитие игровой зависимости у Достоевского шло типичным образом и включало в себя характерные элементы: детскую травму, стресс во взрослой жизни, неэффективные копинг-стратегии.
В-седьмых, мы не обнаружили никаких свидетельств того, что игроманы испытывают потребность проигрывать деньги и/или наказывать себя. Это важно, поскольку данная находка противоречит главному выводу (или скорее допущению) психоаналитической теории, в том числе и фрейдовского эссе о Достоевском. Эссе Фрейда является первой и наиболее известной попыткой объяснить игроманию Достоевского, поэтому мы не могли пройти мимо его утверждений. Кроме того, интерпретация Фрейда – что аддикции якобы являются формой целенаправленного самонаказания – стала фундаментом для психоаналитического подхода к пониманию навязчивых состояний и зависимостей. Таким образом, результат нашего исследования вступает в противоречие с центральным принципом психоанализа, а также со взглядами Фрейда на проблему игромании у Достоевского.
В результате мы полагаем, что когнитивная терапия, методы которой мы применяем, вероятнее всего, оказалась бы неэффективна с таким пациентом, как Достоевский. Вряд ли она может помочь человеку с длительной историей детских травм, стрессов взрослой жизни и нездоровых копинг-стратегий. Возможно, игрокам некоторых типов она может быть полезна – например, если станет временной копинг-стратегией. Но на примере Достоевского можно предположить, что со временем эта стратегия, как и другие, исчерпает свою полезность. Впрочем, попытка предложить стратегию для терапии, основанную на результатах нашего исследования, не входит в задачи этой книги.
Самым важным результатом данного исследования стало то, что мы обнаружили сходство между биографией Достоевского и жизнью современных игроков из Канады. В обоих случаях прослеживается так называемый отрицательный эффект. Изложим эту мысль вкратце. Детская травма создает отрицательный эффект, то есть провоцирует тревожность и депрессию, всю жизнь влияющие на человека, вынуждая его прибегать к копинг-стратегиям, которые он зачастую освоил еще в детстве. Когда копинг-стратегии оказываются бессильны, человек обращается к игре – или к другим способам маскировки стресса. В отсутствие детской травмы и неэффективных копинг-стратегий, восходящих к детскому возрасту, шансы развития игровой зависимости невысоки, как бы сильно человеку ни требовались деньги.
Вот почему мы обращаем так много внимания на детские травмы (насилие, пренебрежение родительскими обязанностями, парентификацию) и неэффективные копинг-стратегии. Как выяснилось, некоторые из таких стратегий особенно вредны. В этой категории мы сфокусировались на тенденции к избеганию проблем (так называемая стратегия избегания). Эту стратегию осваивают в очень раннем возрасте. Она прослеживается у многих участников, которые в детстве прятались от проблем – например, отправлялись гулять с друзьями или закрывались у себя в комнате. Таким образом они старались покинуть напряженную атмосферу, царившую у них дома. Однако эта стратегия не помогает справиться с условиями, порождающими депрессию и тревожность. Напротив, более активные стратегии, направленные на разрешение проблем, защищают человека от развития депрессивных симптомов.
Участие в азартных играх – это лишь одна из многочисленных форм стратегии избегания. Как мы уже выяснили, многие выбирают именно ее, потому что азартные игры доступны, а также ассоциируются с финансовыми выгодами и социальным взаимодействием. Если человек познакомился с ними еще в детстве, это становится дополнительной причиной выбрать именно такой вид копинга.
Эта формула помогает понять Достоевского – ведь азартные игры были всего лишь одной из многочисленных неудачных стратегий, которые он использовал, чтобы подавить постоянное чувство стресса, тревожности и депрессии. На примере русского писателя и канадских игроков мы видим, что в каждом случае важно оценить роль отягчающих факторов – детской травмы и копинг-стратегий, усвоенных в раннем возрасте.
Отсюда вытекает необходимость в новой теории, объясняющей игровую зависимость. Мы назовем ее теорией отвлечения. В соответствии с теорией отвлечения вероятность развития игромании у конкретного индивида зависит одновременно от двух факторов. Во-первых, крайне важно определить, насколько этот индивид страдает от тревожности и депрессии – и хочет от них отвлечься. Как мы уже установили, эти чувства становятся результатом совокупного влияния детской травмы, стресса во взрослом возрасте и неэффективных копинг-стратегий. В сумме эти три фактора образуют то, что мы называем «эффектом Достоевского». Во-вторых, важно определить относительную привлекательность и доступность различных форм отвлечения. Любая приятная деятельность может помочь индивиду на время отвлечься от тревожности и депрессии, однако для получения результата эти действия нужно повторять снова и снова, что создает риск развития зависимости.
Мы не можем утверждать, что являемся авторами этой теории: кажется, к аналогичным выводам еще в XVII веке пришел французский философ и математик Блез Паскаль. Мейерс пишет:
Блез Паскаль (1623–1662) в своей книге «Мысли» предположил, что вера – это пари, где вы делаете ставку на существование Бога и бессмертие души. Беттина Л. Кнапп в работе «Gambling, Game, and Psyche» <…> цитирует Паскаля: «игра» сама по себе является «отвлечением» и необязательно направлена исключительно на выигрыш. Именно этим она притягательна для людей, склонных к саморазрушению <…>, которых привлекает иллюзия победы [Meyers 2001: 353].
Иэн Хелфант цитирует современника Достоевского, критика И. И. Панаева: «Все избранные, передовые люди, подавленные страданием, упадают духом – и [критик Т. М.] Грановский, может быть, более, нежели другие… Он ищет развлечения, забвения разных неприятностей – в картах» [Панаев 1988: 249–250]. Хелфант продолжает мысль: «С этой точки зрения именно наиболее чувствительные и одаренные люди с большей вероятностью становятся жертвами такой зависимости» [Helfant 2003: 241].
Первый комплекс факторов – то, что мы называем «эффектом Достоевского», – включает в себя переменные, которые характерны для всех проблемных игроков. Они повышают вероятность развития игровой зависимости даже в том случае, если родители индивида сами не были игроками. Второй комплекс факторов влияет на вероятность развития игромании посредством социального научения и влияния сверстников.
В случае Достоевского азартные игры были для него тем более привлекательны (хоть и
