Уже из приведенного высказывания видно, что главными вопросами в этом споре были: отличается ли душа человека от души животного и существует ли в человеке нематериальное начало, несмотря на то, что его «нигде не видно». Последнее нападение Юркевич отбил, как вы видели, очень простым способом. Он не стал ничего доказывать, а просто прочитал всю статью Чернышевского и сказал: автор утверждает, что нигде не увидел нематериальное начало человека, однако он нигде не показал, что обладает способностью видеть. Судя по его работе, он не утрудил себя тем, что чтобы овладеть ясным представлением о самовоззрении и самонаблюдении как особенном источнике психологических познаний.
Иными словами, если брать эту статью как схватку, тут Юркевич победил. Но мне важно, что он сам об этом думает. И я должен сказать, что сам он в этой статье, по крайней мере, тоже не утрудил себя показом работы самонаблюдения. По большому счету, Юркевич в действительности не был психологом-исследователем. Он выглядит догматиком, чья основная задача, когда он вот так разбивает противников, доказать, что верные ответы на все эти вопросы уже даны у отцов церкви и в божественном откровении.
И если отступать от заключения далее в самый текст, то начинаешь постоянно встречать силовые узлы рассуждений, долженствующие заставить читателя принять, что все ответы уже даны в Библии. Я говорю об этих рассуждениях именно как о неких силовых узлах сочинения и хочу, чтобы вы почувствовали это. Конечно, это может быть мое личное ощущение, и все же, прочитайте, например, вот такое построение. Думаю, за ним нельзя не почувствовать воздействие не только философское. Для меня за ним тоже стоят Боги, как и за сочинением невменяемых материалистов.
«Мы должны прибавить, что не все явления животной души изъясняются легко и просто из начала, на котором мы стояли доселе. Зависит ли это от неопределенности самих фактов, наблюдаемых в жизни животных, или же от неполноты изъясняющего начала, к которому, может быть, пришлось бы еще прибавить другие точки зрения, не будем исследовать.
Мы заключим наши замечания об этом предмете указанием на одно место в божественном откровении. Во второй главе книги бытия говорится, что Бог привел к Адаму всех животных, дабы он посмотрел, как надобно назвать их. И Адам назвал имена всем скотам и всем птицам небесным и всем зверям земным. Но (между ними) не нашлось для Адама помощника, подобного ему (Быт. 2, 19–20).
И так Адам пришел к сознанию, что животные не подобны ему, что ни одно из них не подходит под идею человека. На этом сознании стояли доселе и, вероятно, всегда будут стоять все дети Адама. Восторженные декламации об умственных и нравственных совершенствах животных не обольстят никого» (Юркевич. Из науки, с. 161).
Если приглядеться, то здесь видны, самое малое, два приема ненаучного ведения спора. Это, во-первых, обращение к Библии, как явлению сознания читающих людей. Ведь это середина девятнадцатого века, и с Библией трудно спорить не потому, что она права, а потому, что это грех. И второй прием — это обращение все к тому же общему сознанию, как некоему образцу мышления, когда он говорит: животные не подобны ему, что ни одно из них не подходит под идею человека. На этом сознании стояли доселе и, вероятно, всегда будут стоять все дети Адама.
Иными словами, это призыв ко всем нашим возмутиться, обращение к общественному мнению.
Тут я должен честно признать, что оба спорщика постоянно находятся в ловушке еще очень плохого знания о своем предмете. Они оба почти всегда правы и в том, что говорят, и в том, как возмущаются на сказанное другим. Просто один описывает какое-то явление, как оно проявляется в мышлении людей, и утверждает: человек не таков. И это ведь верно. Скажем, Чернышевский отстаивает, что человек эгоистичен и во всем исходит, как животные, из поиска удовольствия. А Юркевич возмущается: человеческая душа носит в себе идеалы, нравственность!
Ошибка в том, что оба говорят о разных предметах, предполагая, что говорят об одном человеке. Но подходишь к этому предмету как прикладник, и он разваливается на множество составных частей, среди которых есть и все то, что описывал Чернышевский, и все, что отстаивал Юркевич. Точнее было бы сказать, что то, что приписывает человеку Чернышевский, действительно существует в нашем мышлении, но это мне неинтересно, потому что уводит от моего личного поиска души.
И способ обращения с теми частями лично для меня ясен: задаться вопросом — эти проявления действительно я? И если они всего лишь мои проявления, то идти к тому, что проявляется сквозь них. А что проявляется? Может быть, душа? Пока я не знаю, но точно знаю, что у Чернышевского ответов на мои вопросы нет, а вот у Юркевича, при всем его догматизме и приверженности к иудаистической части учения Библии, могут быть. Поэтому я отступлю еще ближе к началу статьи, к размышлению Юркевича об отличиях человеческой души от животной. Мне кажется, это и было самым ценным в том споре.
Рассуждение начинается так:
«Факт, что царство воодушевленных существ простирается далее царства человеческого, служил для философии во все времена основанием учения, что вообще в мире нет голой материальности, что в нем все воодушевлено, способно не только быть, но и наслаждаться бытием, что всякая величина экстенсивная есть вместе и интенсивная, открывающаяся в порывах и стремлениях, что все внешнее имеет свое внутреннее, свою идею» (Юркевич. Из науки, с. 138).
Экскурс в индийское учение о переселении душ я опущу, потому что настоящее для Юркевича скрывается в понятии идеи и вот в этих словах:
«В божественном откровении указаны основания, по которым легко можно образовать правильную идею о жизни и душе животных, поскольку они отличаются от духовной жизни человека.
Бог сотворил животных по роду их, сотворил не независимо от природы вещественной, но повелел воде и земле произвести живые души их (Быт. 1, 2-24).
Отсюда следует, что животное не может проявить себя как дух личный, имеющий и сознающий в себе такие неделимые определения, которые не совпадали бы с тем, что оно есть по своей породе. Животное есть не личность, а экземпляр породы, и об этом оно знает» (Там же, с. 139).
Эта отсылка к Библии, если приглядеться, используется Юркевичем лишь как перст, указывающий направление поиска. В сущности, здесь он относится к Библейскому высказыванию лишь как к мудрости народа, который долго наблюдал за действительностью. Взяв вывод, он далее пытается как бы восстановить само исходное наблюдение.
«Замечательно, что самые хищные животные по неизвестному нам инстинкту не нападают на животных своей породы с той целью, чтобы питаться их мясом…
Люди преследуют цели, различные до бесконечности, они находят удовлетворение в предметах и деятельностях, которые разнятся между собою, как порок и добродетель, зло и добро, земля и небо.
Напротив, животные одной породы все доходят до одного пункта, до одной цели и путями одинаковыми; так и видите, что в них живет род, порода, что они суть пассивные носители идеи рода, а не духа личного» (Там же).
Смысл этих построений для Юркевича по-настоящему понимается лишь в том случае, если отступить уж совсем к началу его статьи, где он ставит себе самую главную исследовательскую задачу:
«…идеализм мало интересовался частными законами и формами человеческой душевной жизни. Он решал одну, и притом самую отдаленную задачу психологии.
Он спрашивал: каким образом из общей идеи мира выходит разумность и необходимость тех явлений, совокупность которых мы называем душевной жизнью, как относятся эти явления к общему смыслу или идеальному содержанию мира явлений?
Так поставленная задача психологии имеет для мыслящего духа особенное достоинство» (Там же, с. 106).
Иными словами, Юркевича занимает не столько то, что называется душой, сколько то, как она творилась Богом, а значит, описание лествицы нисхождения душ в мир. Соответственно, и восхождения душ к их творцу. Это значит, что основной смысл творчества Памфила Даниловича Юркевича — это поиск познания Бога через познание душевной жизни. И ему очень важно доказать, что материалист Чернышевский не прав, отрицая Бога.
Бог есть, и все строение нашей душевной жизни это подтверждает. Вот главная боль Юркевича!
Как только я принимаю, что Юркевич живет этой мыслью, как-то иначе начинает звучать его выглядевшая раньше догматической и почти бездумной привычка всюду вставлять цитаты из Библии. Читая Юркевича первый раз, я думал, что ими он подавляет возможность спорить у своих читателей, как бы отсекая ее авторитетом церкви и веры. А сейчас я вижу, что Юркевич занят другим: он перепроверяет Библию. Он приводит какое-то Библейское высказывание, а потом разбирает жизнь и какие-то душевные проявления и показывает: смотрите, смотрите, ведь так и есть! Жизнь подтверждает, значит, все верно, этот путь возможен…
