Увидел вдали Авраама и пр. это увеличивает, конечно, его мучения, но в то же время подает несчастному некоторую надежду на облегчение их. Так душевное созерцание грешными блаженства праведных, без сомнения, увеличивает страдания грешников в аде и, может быть, возбуждает в них надежду, хотя тщетную, на облегчение.
Умилосердись надо мною: сжалься над моими страданиями и облегчи их. Пошли Лазаря, того самого бедняка, который при жизни на земле лежал у ворот его, в надежде напитаться крошками от стола его. Какая противоположность поразительная, особенно для богатых фарисеев, слушавших господа и смеявшихся над учением его о правильном употреблении богатства!
Омочил конец перста и пр. представляется, что у сластолюбца особенно страдает орган сластолюбия — язык; от сильной жажды, производимой: жаром, у него пересох язык, и он просит приказать Лазарю хотя мало облегчить его мучения. Пламень, огонь — символ самых тяжких мучений; образ взят, вероятно, от казни чрез сожжение, столь употребительной у древних.
Чадо: намек на предрассудок иудеев относительно мнимых прав их, как потомков Авраама, на царство мессии, намек, еще более увеличивающий страдания богача грешника.
Получил уже свое добро: все блага, все удовольствия и приятности мира, какие только может дать богатство.
А Лазарь злое: бедность, презрение, страдания житейские.
Он утешается, а ты страдаешь: представляется, что Лазарь блаженствует потому только, что страдал на земле, а богач терпит мучения потому только, что благоденствовал в земной жизни. Но, без сомнения, здесь ответ необходимо дополнить тою мыслию, что Лазарь при своих бедствиях был праведен, а богач при своем богатстве был нечестив, не умея надлежащим образом употреблять богатства своего.
Утверждена великая пропасть и пр. без сомнения и в буквальном смысле место мучения грешников отделено пространственно от места блаженства праведников, но разумеется и нравственная пропасть, нравственное состояние тех и других, по коему утвердившиеся в зле не могут сделаться праведниками и наоборот. Сим не отрицается учение церкви, по коему умершие в покаянии, но неусовершенствовавшиеся в борьбе, по молитвам церкви, могут переходить из состояния мучений в состояние блаженства. Грешники и праведники берутся здесь в смысле безусловном.
Вот что говорит Рейс (Нов. 3., ч, I, стр, 505).
2. Форма притчи оставляет многого желать с нравственной точки зрения. В самом деле, в ст. 25 просто и холодно говорится: да мучаешься, потому что ты получил уже свою долго доброго на земле; он же получил свою долю злого, и потому он утешается. Будущее воздаяние представляется просто, как материальное возмещение, совершенно независимо от нравственного достоинства. Можно сказать, в сущности, как это и говорят всегда с церковной кафедры, что богач был человек бессердечный, ибо он позволил бедняку умереть в нищете у ворот своего дома; можно добавить, что ст. 30 слишком поздно говорит о раскаянии. Но никоим образом нельзя отрицать, что по евангельскому повествованию в том виде, в каком мы его имеем, единственной добродетелью Лазаря было то, что он был крайне беден. Ни слова не сказано, чтобы отстранить ту мысль, что бедность его зависела от его поведения, как это обыкновенно бывает на свете в девяти случаях из десяти; ни единым словом не упомянуто о каких-либо нравственных качествах, которыми он обладал бы в своей бедности. Почему он вошел в рай — неизвестно, и с нравственной точки зрения истолкователи принуждены бывают дополнять рассказ, чтобы устранить эту трудность. Приходят к заключению, будто в глазах Иисуса бедность сама по себе была преимуществом, а богатство — невыгодой, в виду конечной цели земной жизни, и в пользу такого вывода можно бы было привести немало подходящих мест ив Евангелия. Однако нас не удовлетворило бы такое объяснение.
3. Трудность, на которую мы наталкиваемся здесь, ничем не отличается от той, которую мы старались устранить в предшествующем рассказе. Отнюдь не должно упускать из виду, что Иисус и в этом случае останавливает мысль не на идее воздаяния, которую мы склонны бываем предполагать в его рассказе, а на другой истине, которую мы обыкновенно оставляем без внимания: на необходимости своевременно позаботиться о загробной жизни, располагая земными благами. О ком, собственно, говорит Иисус, так это — о богаче; Лазарь является совсем второстепенной личностью, — вернее, является только лишь для того, чтобы более оттенить главную личность. Его личность выделяется в картине не более личности любого из пяти братьев. Так вот, чтобы позаботиться о будущем, человек достаточно наставлен: у него есть Моисей и пророки. Если он их не хочет слушать, то он не послушает и воскресших. Иисус знал по опыту, что даже чудес недостаточно для того, чтобы преодолеть злую волю. Вы богаты: так пользуйтесь вашим богатством но для одного только своего удовольствия, но и для общего блага; нуждающиеся — у ваших дверей. Что они не все в равной мере заслуживают помощи, это — дело второстепенное. В наше время подобный принцип несравненно более важен и более плодотворен, чем когда бы то ни было; непосредственная подача милостыни всего чаще бывает бесплодной, не будучи уже единственным средством проявления милосердия. Притча эта, между прочим, является единственной, в которой выдуманное лицо обозначено собственным именем. Это заставило некоторых думать, что в ней идет речь об истинном происшествии.
Добросовестность Рейса и глупость его здесь замечательно освещают дело. Он наивно говорит: «La difficulté est...»[10] он бы мог прибавить, что ту же difficulté[11] он старался устранить и в Нагорной проповеди и во многих других местах. Его удивляет, что сказано: «par ce que tu as reçu ta part de biens sur la terre»[12] и т. д. Да, это самое сказано в Нагорной проповеди, это самое — весь смысл учения. Но добросовестность его заставляет признать, что нищета считается добром по Евангелию. «Mais on ne peut pas nier que d’après le texte tel que nous l’avons l’unique vertu de Lazare a été d’être pauvre autant qu’on peut l’être».[13] И что on est amené à penser qu’au gré de Jésus la pauvreté par elle même est un avantage et la richesse un désavantage.[14] И смех и грех.
Всё учение Иисуса только в том и состоит, что на деле человек не может иначе выразить веры в учение его, как отречением от собственности, и только в том учение, а толкователи с удивлением находят, что он считал выгодой бедность, а богатство невыгодой.
Смысл притчи теоретический тот, что время жизни дано для того, чтобы вознести сына человеческого, отдать свою плотскую жизнь для того, чтобы получить жизнь истинную. Придет смерть и человек лишится этой возможности. Христос в самой грубой, насмешливой форме выражает, с одной стороны, ту мысль, что когда кончится жизнь, придет смерть, то всё житейское окажется ненужным, и с другой, что воротить ее, эту возможность жизни, уже нельзя. И прибавляет, что доказательств недостаточности и ничтожности одной земной жизни не нужно искать нигде, что это ясно всякому, что мертвый не может уже прийти рассказать, что с ним сделалось, когда он умер, как это рассказывает богач.
Смысл притчи практический тот же, но сказано, что именно надо делать, чтобы получить жизнь истинную. Отдавать плотскую жизнь, отдавать ее не на словах, можно только тем, чтобы не держать за собой богатств, когда есть нищие, голодные. И потому держание собственности, когда есть нищие, несовместимо с жизнью. Чтобы отдавать жизнь, надо прежде всего отдавать собственность, а кто не отдает, тот не может получить жизнь.
Вся притча эта замечательна своим ироническим тоном. Последнее замечание о том, что если мертвые воскреснут, и то не поверят, намекает на басню воскресения Иисуса.
___________
ГЛАВНЫЕ ЗАПОВЕДИ
Καὶ ἐπηρώτησεν εἷς ἐξ αὐτῶν, νομιϰὸς, πειράζων αὐτὸν ϰαὶ λέγων
Διδάσϰαλε, ποία ἐντολὴ μεγάλη ἐν τῷ νόμῳ;
Мф. XXII, 35. И один из них, законник, искушая его, спросил, говоря:
И спросил Иисуса один из законников, выпытывая его, и сказал:
36. Учитель! какая наибольшая заповедь в законе?1
Учитель, какая бо́льшая заповедь в законе?
ПРИМЕЧАНИЕ
1) Беседа эта с законником должна быть помещена прежде беседы с богатым юношей. Надо помнить, что по закону Моисееву, как его понимали законники и как мы его понимаем, никак нельзя сказать, что бòльшая заповедь любить Бога и ближнего.
Второз. VI, 5. И люби господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всеми силами твоими.
Левит. XIX, 18. Не мсти и но имей злобы на сынов народа твоего, но люби ближнего твоего, как самого себя. Я господь (Бог ваш).
В законе много написано правил и выбрать можно два правила всякие, т. е. сказать тысячу различных вещей с помощью слов закона. Следовательно, то, что люби Бога и ближнего суть главные заповеди, есть мысль не Моисея, а Иисуса, и законник, соглашаясь с этим и повторяя эти заповеди, повторяет только то, что и прежде говорил Иисус. В беседе с юношей Иисус, перечисляя заповеди, в конце самых употребительных заповедей, как завершение их всех, называет заповедь любви ближнего, повторяет уже то, что известно; поэтому беседа эта (правила, которые Иисус сказал) должна стоять прежде.
