Он ничего не скрывал. Он заявил прямо, что такова его цель.
Но если верить Боннеру, — а почему бы и нет, не он же задумал весь этот сценарий? — это Лестер Купер и его коллеги бросили все силы Пентагона в поддержку его возможной кандидатуры.
И если их намерения сформированы в мозговом центре «Дженис индастриз», то этой мощной поддержкой кто-то руководит. Кто? Йан Гамильтон и Арон Грин.
А равно В...
Но почему, зачем? Для чего бригадному генералу Лестеру Куперу с его легионом наблюдать, как хоронят их собственную мощь? Или их вынудили? Опять-таки, зачем?
А равно С...
Одно дело для Гамильтона и Грина исчезнуть — у них просто нет иного выхода, — и совершенно другое — потребовать от Пентагона поддержать кандидата, который, скорее всего, их же и уничтожит.
Странно, что они выбрали второе.
Если только этот приказ о поддержке не был отдан до конфронтации с ними. Отдан и приведен в действие до того, как угрозы Тривейна положили конец изысканному танцу в «Уолдорф-Тауэрз».
В таком случае Эндрю вовсе не то, что сам о себе думает. Вовсе не та мощная альтернатива, которая могла бы привлечь на свою сторону разумных политиков, заглянувших в магический кристалл и решивших, что Тривейн им подходит.
Значит, он кандидат от «Дженис индастриз», выбранный лично Гамильтоном и Грином? И вся их болтовня о горьком разочаровании — просто блеф.
О Господи, какая ирония судьбы! Какая ловкость!
И вывод ясен — он не самая пугающая часть этой шарады.
Значение имеет совсем не то, какая букашка займет пост президента. Важно другое — кто бы его ни занял, он не должен поднять волну, сквозь которую не пройдет непотопляемый корабль «Дженис».
Это он обеспечит. Для этого его и выберут.
Четыре часа назад он представил чрезвычайный доклад. И то, что жизненно важные, обличающие свидетельства пока скрываются, делает его еще более значимым.
О Господи! Что он наделал!
Впереди замаячили очертания «Потомак-Тауэрз». Он пошел быстрее, затем еще быстрее. Оглянулся в поисках такси, но улица была пустынна. Сейчас Тривейну хотелось как можно скорее оказаться в своем кабинете. Ему хотелось узнать правду. Он должен был ее узнать!
И к этому был только один путь. Бригадный генерал Лестер Купер.
* * *
Сэм Викарсон беспокойно мерил шагами коридор перед кабинетом Тривейна, когда тот вышел из лифта.
— Ну наконец-то, Господи! Как я рад вас видеть! Я звонил в Арлингтон и оставил еще дюжину записок в разных местах.
— Что-то произошло?
— Лучше войдем, чтобы вы слушали меня сидя.
— О Боже! Филис?
— Нет, сэр, простите меня... Извините, если вы... Нет, это не миссис Тривейн.
— Тогда войдем.
Закрыв дверь, Викарсон подождал, пока Тривейн разденется, потом начал рассказывать. Говорил он медленно, как бы стараясь подобрать и вспомнить все слова и формулировки и точно повторить их.
— Сорок пять минут назад позвонили из Белого дома — глава президентской команды. Утром случилось нечто серьезное — в прессу сообщения пока не поступало, по крайней мере, полчаса назад его еще не было... Но президент решил, что вам следует знать. Он сообщил, что пока еще исполняет обязанности президента и к нему поступили все копии доклада подкомитета.
— Что-о?
— Он перехватил их во всех четырех пунктах назначения — в Комиссии по делам обороны, у генерального прокурора, в кабинетах председателей в сенате и палате представителей, а также в Комиссии по военным ассигнованиям. Со всеми переговорил лично, и они согласились с его аргументами.
— Так что же произошло?
— Роберт Уэбстер, помните, из Белого дома?
— Конечно, помню.
— Сегодня утром его убили. Застрелен в своем номере в гостинице «Акрон»... Горничная как раз шла убирать номер и видела двоих мужчин, выбежавших из комнаты прямо перед ее носом. В общем, там быстро пришли в себя и позвонили в Белый дом. Ведь Уэбстер был свой человек, он столько сделал для города! Белый дом сразу взялся за дело. Попросили газеты и агентства пока ничего не сообщать...
— Почему?
— Из-за описания преступников. Оно совпадает с внешностью тех двоих, за которыми ведется наблюдение. Спецслужба держала под наблюдением и Уэбстера и заметила, что те двое тоже следят за ним.
— Не понимаю вас, Сэм.
— Это были парни из банды де Спаданте... Как я уже сказал, служба безопасности взялась тотчас за работу. Вы знаете, что любой разговор по каждому из телефонов Белого дома, включая кухню, автоматически переписывается на магнитофон. Потом разговор проверяется и либо сбрасывается, либо поступает на хранение, и так каждые полгода.
— Меня это не удивляет.
— А Уэбстера бы удивило. В «1600» мне сказали, что далеко не все об этом знают, но нам они вынуждены были признаться.
— К чему вы ведете? Почему конфисковали доклад? — Бобби Уэбстер по уши замазан с этим де Спаданте. Он оказался платным информатором. Это он убрал тогда охрану в Дариене. В одном из разговоров с Уэбстером вы просили у него информацию о де Спаданте.
— Да, когда мы были в Сан-Франциско. Кстати, Уэбстер так ничего мне и не дал.
— И тем не менее президент считает, что его убили, заподозрив в сотрудничестве с вами. Решили, что сдрейфил и выдал вам факты, из-за которых убили де Спаданте... Предполагают, что парни загнали Уэбстера в угол, требуя, чтобы он рассказал им, какие факты изложены в вашем докладе, а когда он отказался — или просто не смог ничего сказать, — пристрелили его.
— И если в докладе действительно есть данные о де Спаданте, то теперь его сообщники примутся за меня?
— Да, сэр. Президент боится, что если какие-то факты из вашего доклада просочатся в прессу, то следующей жертвой можете стать вы. Мы не хотим вас тревожить, но за вами тоже установлено наблюдение спецслужбы. Или вот-вот будет установлено.
Тривейн вспомнил бежевый седан, висевший на хвосте у его такси и создавший пробку после того, как он отпустил машину и пошел пешком. Он с сомнением взглянул на Викарсона.
— И как долго будет продолжаться эта трогательная забота о моей безопасности?
— Очевидно, пока не поймают убийц Уэбстера. Сообщников де Спаданте.
Опустившись в кресло у стола, Тривейн потянулся за сигаретой. Ему казалось, что заносит, затягивает в глубокую подводную пещеру его катамаран, а он из последних сил пытается удержать руль...
Неужели это возможно? Неужели такое может случиться именно сейчас, когда солнце наконец-то осветило темные закоулки его мыслей, и он поверил, что прав?
— Дерьмо все это, как сказал бы Боннер, — задумчиво проговорил Тривейн. — Дерьмо...
— Но почему? Беспокойство о вашей безопасности вполне естественно...
— Надеюсь, вы правы, Сэм. Молюсь, чтобы вы были правы. Потому что, если это не так, если вы не правы, значит, один умирающий все еще пытается отстоять свое место в истории...
Викарсон понял. Судя по выражению его лица, он осознал всю глубину слов Тривейна.
— Вы думаете, что президент... связан с «Дженис индастриз»?
— Соедините-ка меня лучше с генералом Купером.
Глава 49
Бригадный генерал Лестер Купер сидел напротив Тривейна с усталым видом человека, исчерпавшего последние силы.
— Все, что я сделал, господин председатель, входит в сферу моих обязанностей.
— Нет никакой необходимости для столь формального обращения, генерал. Меня зовут Энди, или Эндрю. Можете называть меня и Тривейн, если настаиваете. Я очень вас уважаю и сочту за честь, если бы будете со мной менее формальным.
— Весьма любезно с вашей стороны, но я предпочитаю тон официальный. Вы во всеуслышание обвинили меня в служебном преступлении, соучастии в заговоре, пренебрежении присягой...
— Ничего подобного, генерал! Я не употреблял таких слов, я не мог их употребить. Вы действовали в невероятно сложных условиях. Вы имеете дело с недружественной вам средой избирателей, где жалеют о каждом долларе, перечисленном в ваш бюджет. Вы в ответе за целую армию. И вам приходится примирять, улаживать отношения между двумя этими полюсами. Я знаю, как это сложно! Поддержка... Да я просто спрашиваю вас, пошли бы вы на тот компромисс, на который решился я? Ни служебного преступления, ни заговора тут нет, а есть этот проклятый здравый смысл! Вот если бы вы отказались, тогда можно было бы говорить о пренебрежении присягой.
«По-моему, срабатывает», — подумал Тривейн, и тут же почувствовал слабый привкус дурного предчувствия. Хотя похоже было, что генерал загорается: во взгляде его появилось и доверие и уважение.
— Да. В самом деле некуда примкнуть, понимаете? Но из всех людей только вы...
— Почему я?
— Ну, если вы действительно таковы, как о вас говорят...
— А что говорят?
— Что вы понимаете... Это правда, иначе вы не достигли бы вашего положения. Я хочу сказать, что вы получите полное одобрение и поддержку с нашей стороны. Это нелегко, сами знаете...
