В кубрике было темно, лишь еле теплился огонь в печке, неясно освещая очертания висящих гамаков и лежащих в них в полной одежде, покрытых одеялами и какими-то тряпками людей. Там стоял удушливый запах какой-то сырой гнили и немытых человеческих тел, настолько плотный, что, казалось, его можно было резать ножами. При виде капитана лежащие в гамаках разом приподнялись – пятнадцать пар острых глаз внимательно смотрели на нас из полутьмы. Я видел бледные, с заострившимися чертами лица, глядящие на нас из провалов капюшонов, костлявые кисти рук, держащиеся за края гамаков, впалые глазницы – казалось, что мы находимся в преисподней, среди обреченных на вечное мучение душ.
– Ребята, – по-простому обратился к ним Ситтон. – У нас почти не осталось продовольствия, и мы не сможем зазимовать здесь. Я пришел вам сказать, что мы вынуждены покинуть корабль.
Ситтон поставил на стол посреди кубрика последний масляный фонарь, зажигаемый уже только в самых крайних случаях, и расстелил карту. Мгновенно практически все вскочили из своих гамаков и сгрудились вокруг стола, уставившись на нас.
– Мы находимся здесь, – Ситтон показал пальцем на отмеченную точку. – Это 72 градуса северной широты и 146 градусов восточной долготы. По всей вероятности, льды продолжают дрейфовать и нас потихоньку сносит на запад. Мы находимся в двухстах пятидесяти милях от побережья Аляски, до которого я планирую добраться по льду, прежде чем суточная температура опустится здесь до минус пятидесяти. Мы возьмем с собой шлюпки на тот случай, если встретим открытую воду. В них разместятся все те, кто ослаб и не может идти…
Он замолчал, пристально вглядываясь в окружающие лица. На удивление, никакой реакции не последовало, только Обсон сказал:
– Это вполне хорошая идея. И я думаю, что она и в самом деле осуществима. Только, право, мертвецов нужно оставить здесь…
– Если в человеке пусть даже и еле теплится жизнь, то он не мертвец, – ответил Ситтон, и, к моему неимоверному удивлению, никаких возражений на эти слова не последовало.
– Гоббс, – сказал Ситтон. – Приступайте к изготовлению двух волокуш и поставьте на них шлюпки. Возьмите себе в помощники всех, кого посчитаете нужным, и можете расходовать любой материал. Корабль все равно обречен. Сколько времени вам на это понадобится?
– Если учесть, что придется ломать часть рангоута, то к завтрашнему полудню шлюпки уже должны стоять на полозьях, – ответил Гоббс. – Да, сэр. Где-то так, если не возникнет никаких осложнений. Хотя вряд ли, сэр, они смогут у нас возникнуть.
– В таком случае приступайте немедленно, – сказал Ситтон.
– Слушаюсь, сэр, – ответил Гоббс и, козырнув и повернувшись к команде, произнес: – Баллори, Поттс, Стьюдент и Робинсон, пойдете со мной. Возьмите топоры, ломы и крючья.
– Отлично, – сказал Ситтон. – Гоббс, вы остаетесь за старшего. Доложите лично мне, как только закончите работу…
– Слушаюсь, сэр, ответил Обсон. – Все мы были неимоверно удивлены такой совершенно лишенной эмоций краткостью.
В полном молчании мы поднялись в мою каюту.
– Не нравится мне это спокойствие, – сказал Метью. – Чересчур покорны все стали, не находите?
Сверху раздался грохот ударов и треск отдираемых досок, сопровождаемый глухой руганью и криками Обсона. Доски и бревна падали вниз на ослепительно сверкавший под солнцем снег, где Гоббс с двумя помощниками стучал топорами, подгоняя их одна к другой.
Мы все втроем присоединились к работе. Я помогал ломом выворачивать из палубы доски, указанные Гоббсом, и не испытывал при этом никаких эмоций по отношению к своему кораблю, который и вправду уже стал частью меня самого. Дело было даже не в страховке – мне просто хотелось жить и спасти жену и брата от лютого холода, который вскоре воцарится тут.
К концу дня обе шлюпки уже стояли на волокушах и в них были сложены необходимые вещи. Команда работала с неимоверным рвением, и нигде не проскользнуло даже нотки недовольства. Всем хотелось поскорее выбраться из этого ледяного плена, и все понимали, что только сообща можно будет сделать это. Как только на последней шлюпке сверху был натянут брезент, чтобы ее не занесло снегом, к нам подошел Гоббс.
– Все готово, сэр, – сказал он, утирая лицо своей зюйдвесткой. – Однако ночью будет буря, так что команда хочет переночевать на «Октавиусе», чтобы рано утром идти в путь.
– Это вполне грамотное решение, – сказал Ситтон.
– Саймон, Логинс и Менсон – на вахту до утра.
– Ночью будет сильная буря, – сказал Берроу (обе ноги его распухли так, что он с трудом передвигал ими).
– Барометр упал, так что я вполне согласен с ними. Остаемся тут до утра…
– Сюрприза стоит ожидать утром, – сказал Метью, – когда будем грузить ослабевших. Хотя, сэр, сдается мне, что никто из них не доживет до утра…
С этими словами он задвинул за пояс свой пистолет, заряженный последним оставшимся зарядом. Такой пистолет был у каждого из нас троих. И ночевали мы, всегда держа их наготове.
Я подошел к койке Элизабет и ласково прикоснулся к ее впалой щеке. Она едва вздрогнула, открыла помутившиеся глаза и, увидев меня, с усилием улыбнулась.
– Девочка моя, – сказал я, с горячностью упав перед ней на колени и обхватив ее ставшее почти невесомым тело. – Завтра мы покидаем корабль. Скоро мы вернемся в Англию к нашим родителям. Твой пони Луарвик совсем заскучал без тебя и ждет тебя с нетерпением. А это все мы будем вспоминать как кошмарный сон…
Она слабо погладила меня по руке, и я увидел, как на глазах ее показались медленные слезы…
Всю ночь буря завывала снаружи с одушевленной яростью. Миллиарды колючих вихрей стучали в окна и стены нашего корабля, змеями завивались вокруг мачт, неслись потоками по палубе и надстройкам. Почти всю ночь провел я без сна, прислушиваясь к доносившимся снаружи звукам, и только под самое утро забылся тревожным сном…
«27 сентября. Капитан Ситтон отдал приказ покинуть корабль. Наши координаты 72 с. ш. и 146 в. д. Корабельным плотником Гоббсом сделаны волокуши, на которые поставлены шлюпки…»
Менсон
«28 сентября 1762 года. Второй день, как мы зажаты во льдах. Ночью с судна дезертировали восемь человек, захватив с собой все продовольствие и запасы топлива. Стоявшие на вахте матросы Герберт Саймон, Адам Логинс и Стен Менсон присоединились к дезертирам. Судно также покинули плотник Алан Гоббс, кок Эрни Литтл, Абрахам Стьюдент, Вильям Поттс, Уитни Баллори, Томми Фиккерс…»
Проснулся я, оттого что кто-то яростно тряс меня за плечо. Я замотал головой, высвобождая лицо из меховых глубин капюшона, и увидел перед собой искаженное лицо Ситтона.
