Он прошел в активную зону, быстро пересек галерею, открыл люк в шахту, нырнул, затрачивая на все не секунды – их доли. И ноги коснулись утрамбованной, обожженной почвы космопорта через секунды после начала гонки. Меньше, чем через десяток секунд. Едва коснувшись почвы ногами, он метнулся в тень, успев подумать о том, что есть обстоятельства, когда опоздание – благо. На Эльбурнат надвигались сумерки.
Шагах в десяти, у трапа, стояли молодчики, закованные в броню. И, как и следовало ожидать, ни один не посмотрел в его сторону. Усмехнувшись, Элейдж успел подумать: «как дети», прежде чем совершить следующий рывок. На передышку не было времени. Вид постороннего человека на поле мог привлечь внимание.
Отыскав взглядом, черный провал шахты, мужчина нырнул в ее недра, понимая, что никому и в голову не придет искать его там. И даже воины Эрмэ, если таковые поблизости водятся, не сразу поймут, в чем дело, и куда он ушел. А только встречи с ними он опасался всерьез.
Скоро память услужливо напомнила, что совсем невдалеке есть место, где можно не опасаясь ничего остановиться и передохнуть. Там, где от кольца, замыкающего шахты в сеть, уходили более широкие вентиляционные ходы, уводящие далеко за пределы космопорта.
Передохнув в начале одной из них, сбавив темп вполовину, он вновь набрал скорость и шел, удаляясь и от почтовика и от ребят из спецслужб. Он шел, повинуясь памяти и чутью, шел на запах, тонкой струйкой вливающийся в амбре перекаленного металла, на запах трав, на аромат моря.
Аромат привел его туда, куда он так стремился – к темноте ночи, раскинувшей крылья звездного плаща там, в вышине. И прислонившись щекой к забралу решетки, он позволил себе на мгновение прикрыть глаза и отдохнуть, расслабившись опуститься на бетон. Он знал, что отсюда к проливу, над которым ночь раскинула свои крылья, есть только два выхода. Один – назад, через порт. Второй через эту самую решетку.
Прикрыв глаза, он впитывал запах, умопомрачительный аромат свободы, словно желая стать ветром, что несет этот аромат. Прикрыв глаза, он мысленно сосредоточился на том, что предстоит сделать. И ясное, волевое, рассудочное гасло, зато рос бешеный, кипящий, бушующий шквал эмоций. Нечто древнее и не рассуждающее, не умеющее рассуждать, но, несомненно, опытное и мудрое.
Шквал эмоций налил мышцы силой, нереальной и для обычного, среднего и очень сильного человека. Он, поднявшись, уперся в решетку руками, чувствуя, как начинает поддаваться упрямый металл, жесткий бетон. И только сильнее сжал металл пальцами, выворачивая решетку из бетона.
Он там, где-то в глубине собственного существа, знал, что наутро будут болеть руки, что нагрузка предельна, и что, в общем-то, он почти зря это затеял. Ведь под рукой был бластер, настоящий, боевой бластер, который пережег бы решетку за одно мгновение. И он бы сделал это, если б не одна назойливая мысль о том, что на его пути может быть не одна решетка, и будет момент, может быть, что оружие окажется необходимее и нужнее.
Но, когда, смеясь, он выбрался из бетонного мешка, то упал лицом в траву, чувствуя, как уходит запал, и, чувствуя рождение яркой, безрассудной радости, что заставляет его хохотать, как безусого, безрассудного пацана. Алашавар прижался к земле, перекатился на бок, на спину и, лежа в высокой траве, примятой лишь движениями его тела, посмотрел сквозь колосящиеся мятлики вверх. Отыскав, взглядом, рисунок знакомых созвездий, вдруг, отчетливо, словно это было только вчера, вспомнил.
Лиит. Ее светлые пушистые волосы, словно пропитанные серебром, собранные в косы, что она носила, обвив вокруг головы. Ее грацию, плавное скольжение шага. Ее красоту, что бросилась в глаза так не сразу, не вдруг. Она шла чуть впереди, а он следовал за ней, спросив дорогу, следовал, понимая, что вот она, последняя остановка в пути, и что дальше – тупик. Что хода нет, и маленький корабль, на котором он покинул Эрмэ, ее столицу и власть, от которой отрекся, лежит где-то, где-то, не так и далеко, на дне океана.
Корабль пришлось бросить. Ему все равно было не покинуть пределов этой системы, топлива хватило на посадку, но взлететь, тем более уйти из системы, корабль уже не мог. И на всей планете не было места, где б он мог найти необходимое ему топливо. Он дал приказ на затопление, потому, как не хотел, что б странный артефакт изменил течение целой цивилизации, принеся с собой то, чему здесь не было места, чему еще не пришло время.
Лиит шла впереди, тихо скользя по тропе босыми ступнями, держа в руках корзину с травами, а он шел, еще не понимая, не видя, что его путь и в самом деле подходит к концу. Потому, что он нашел то, к чему бежал, к чему стремился, облетая систему за системой, ища хотя бы следы. Их следы, странных, неуловимых Странников. Аюми. Он шел за ней и не понимал того, что было столь очевидным, и что рождало легкую улыбку на ее губах.
Тогда, идя за ней следом, он чувствовал лишь усталость, разочарование, а где-то там, в глубине сердца еще теплилась надежда. Надежда, что, этот дикий, полупервобытный мир, в который его занесло волею судеб, еще не последний из тех, которые ему дано повидать.
Элейдж поднялся из трав, сел, и вновь посмотрел на море, маяк, что сиял на той стороне пролива, там, у входа в морской порт. И подумав о том, что ни одна минута никогда не бывает излишня, встав на ноги, пошел к проливу. Спускаясь к темной, глубокой воде, слушал пение цикад, и шорох трав под ногами.
Вечер был теплым, дневной зной ушел, но осталось тепло камней и тепло воды. Он слегка улыбнулся, подойдя к берегу, снял одежду, скатал в рулон, и вместе с бластером, пристроил в узел на голове. Войдя в воду, тихо, экономя силы, поплыл к противоположному берегу, чувствуя как тепло воды, ее тихий плеск под мерными гребками рук, успокаивает нервы.
Он плыл, ориентируясь на огни набережной, сиявшие в темноте рукотворным созвездием. Течение сносило чуть ниже, но он и не думал с ним бороться, ему противиться. Поток был союзником, он вынес его туда, где к берегу вплотную подходили сады, полные темных, укромных уголочков, и где некому будет обратить внимание на голую фигуру странного пловца, пересекшего пролив.
Одевшись, сенатор, огляделся, несколько минут раздумывая о том, что делать дальше. Здесь, на Ирдале, он знал многих, начиная с координатора, но сейчас, почему-то он отмел мысли о том, что бы встретиться с ним. Была еще Ис-Шабир. Был Кайринта, службе безопасности которого можно было только позавидовать.
Он вновь вспомнил Эдуэ, сухопарого, похожего на гвоздь, длинноносого и слегка нескладного рэанина, осевшего здесь, на Ирдале, в Кайринта, и практически сросшегося с этой планетой. Его труднее было представить на Рэне, в окружении рэан, нежели здесь, на Ирдале. Он умудрялся кружить женщинам головы, не забывая о непосредственной цели своего пребывания. Элейдж подозревал, что «бывший» стратег поддерживает контакт с кем-нибудь из тех, с кем вместе работал ранее. Но это было б только на руку.
Подумав несколько минут, сенатор двинулся в порт, чувствуя, что другого пути нет, и что там возможна засада, но... другого пути и на самом деле не было. Вспомнив Идги, он пожелал ему мысленно удачи, понимая, что теперь тот, наверняка, уже арестован. Он бы не хотел составить ему компанию. Нет. Хотя бы до тех пор, пока не вытащит пилота из той заварушки, в которую он угодил благодаря ему, Элейджу.
«Ну, Локита, – подумал сенатор на ходу, выбираясь к морскому порту, – этого я вам так не оставлю. В какие бы мы игры с вами не играли, прекрасная моя, Леди, но то, что вы со мной проделали, мне не по вкусу, и стоило б отбить у вас охоту шутить подобным образом. Навсегда. Я не люблю неприятности. А, от вас, их исходит излишне много». Он, машинально, вновь перевел оружие в боевой режим, не забыв посмотреть на индикатор заряда. С этим был полный порядок, можно было б продержаться против полчища опаснейших тварей с рассвета и до заката. Или наоборот.
Сенатор вздохнул, чувствуя, что невольно в душе родилась грусть. Это было б смешно, если б не было грустно. Бегать с бластером в руках, по ночному городу одной из планет Лиги. Скажи ему какой-нибудь мудрый предсказатель об этом лет десять назад, и он бы только посмеялся, приняв все за шутку.
"Лига – это Лига, – вспомнил он, – мы ни с кем не воюем, это – анахронизм, воевать. Мы ни на кого не нападаем, Лиге нет в этом нужды, мы прекрасно можем распространяться по Галактике, обходясь без конфликтов. Да, конечно, есть планеты, моральный уровень обитателей которых таков, что дай им соответствующее знание и оружие, и они станут опасны. Но мудрость Вселенной в том и состоит, что с развитием цивилизации уровень агрессии неумолимо снижается. А если не снижается, то такая цивилизация губит сама себя, съедает себя, задыхается от собственной агрессии.
Нет, мы не воюем с такими мирами. Но и не проявляем себя, открыто. Есть такая условность – закрытый контакт. Понимаешь ли, в любом из человеческих сообществ существуют и гении и мерзавцы, и просто умные, думающие люди, которым всего-то и не хватает, как правильно поставленных вопросов, и, может быть, немного правдивой, или под другим углом осознанной информации.
