За себя-то благодарили, но добредали ошалевшие люди, изнемогшие и надорвавшиеся воины, состарившиеся от горя молодухи, поседевшие дети. Приносили известия одно страшнее другого. Можно ли было свыкнуться с мыслью, что привычной и уютной Руси больше нет? Нет ни красавца Владимира, ни родного Переяславля, нет родственников, друзей, знакомых… К счастью, уцелел отец. Он благоразумно разминулся с возвращавшейся татарской ордой, прибыл во Владимир, принял осиротевший престол государя. «И бысть радость велика христианам, и их избави Бог от великая татар». Еще бы не радоваться! С подданными снова был великий князь! Причем как раз такой, какой требовался в критической ситуации — энергичный, решительный, волевой. Народ выползал из укрытий, стекался к нему. Князь здесь, теперь-то он все наладит, устроит.
Он и устраивал. Первым делом, еще с дороги, разослал приказы погребать мертвецов, чтобы не допустить эпидемии. Пресек разбои и мародерство, восстанавливал администрацию, уничтоженную сеть погостов. Начал разбирать споры о наследстве погибших. Перераспределил уделы. Из братьев Ярослава II остались в живых Святослав и Иван, им великий князь дал менее пострадавшие города, Суздаль и Стародуб-Клязьминский. Распределил владения сыновьям, племянникам. Александру, в дополнение к Новгороду, достались родной Переяславль-Залесский, Дмитров и Тверь. Застучали топоры, на руинах и пожарищах возрождались стены, вставали избы.
Очень пригодилось и сильное войско, вернувшееся с князем из Поднепровья. Литовцы катастрофу Руси оценили по-своему. Почему бы не попользоваться тем, что убереглось от татар? Двинулись на Смоленское княжество уже не грабить, а просто прибрать его к рукам. Легко овладели пограничными городками, захватили и сам Смоленск. Но оказалось, что русских воинов списали со счетов слишком рано. Ярослав с сохраненными полками двинулся на помощь смолянам, разметал и вышиб врага с русской территории, отбил Смоленск и посадил в нем править одного из местных князей, Всеволода Мстиславича.
Впрочем, и татары оставались поблизости. Летом 1238 г. Батый нацелил свое войско против половцев. Их объединил вокруг себя старый хан Котян. Но противостоять умелым монгольским полководцам и дисциплинированной армии разношерстные тучи половецких удальцов не могли. Татары неизменно били их раньше, побили и теперь. Победителям достались их табуны, стада, кибитки, жены. 40 тыс. всадников Котян увел в Венгрию, а остальные кланы покорились пришельцам и влились в их орду. Разделившись на несколько корпусов, военачальники Батыя прошлись по Северному Кавказу, заставили ясов, касогов и прочие народы подтвердить принесенные в 1223 г. клятвы о подданстве. Наведались и в Грузию, основательно опустошили ее и вынудили местных правителей платить дань.
А в 1239 г. татары опять появились в Поволжье. Погромили и подчинили мордву, вышли на Оку, разграбили и спалили Муром, Гороховец. На этот раз никто во Владимирском княжестве даже не подумал снаряжать рати, готовиться к бою. Как только люди услышали о татарах, поднялась паника. Люди, наученные горьким опытом, боялись быть застигнутыми в городах, бросали дома, имущество и разбегались кто куда по лесной глухомани.
Но враг больше не пошел на Залесскую землю. Перед следующим этапом Великого западного похода Батый всего лишь «подчищал» тылы. Приводил к общему знаменателю районы, оставшиеся в стороне от прошлых ударов, а заодно собирал запасы продовольствия, сколачивал новые вспомогательные части. Взамен погибших и выбывших из строя туркменов, башкир, болгар, в армию подгребали кавказцев, половцев, мордву, русских пленных. Хотя хватало и таких русских, которые начали добровольно переходить к татарам. Почему бы и нет? Служили же венграм, полякам, немцам. А у хана открывались куда более заманчивые перспективы обогатиться и возвыситься.
В том же 1239 г. орда начала наступление на Южную Русь. Оборона со стороны степи была запущена, после Калки многие крепости так и не восстанавливали. А те, что заново отстроили, заполыхали по всей границе. Переяславль пал так же быстро, как Рязань или Владимир. От него остались чадящие головешки и закопченные руины каменных храмов. Часть жителей перерезали, других угнали с собой обслуживать монгольские обозы и умереть где-нибудь на дорогах.
Чернигов оборонялся долго и доблестно. Князь Мстислав Глебович несколько раз выводил ратников в поле, дерзко и умело контратаковал, отгоняя татар от города. Со стен били камнеметы, и огромные камни без промаха находили жертвы в массах осаждающих. Казалось, что неприятелю вот-вот придется отступить. Но монголам было крайне важно поддержать ореол непобедимости, они бросали войска на новые и новые штурмы, и все-таки дожали, сломили защитников. Мстислав Глебович сумел ускакать, поехал в Венгрию, его город постигла такая же участь, как прочие героические города. Хотя корпус, бравший его, оказался настолько измучен и повыбит, что уже не мог продолжать боевые действия, Батый отвел его на Дон для отдыха и переформирования.
Другой корпус подошел к берегу Днепра напротив Киева. Им командовал Менгу, двоюродный брат Батыя. К великому князю Михаилу Черниговскому хан отправил посольство, даже прислал богатые подарки ему и столичной верхушке. Предлагал сдаться подобру-поздорову, не губить красивый город. Киевляне давно уже забыли и былой гонор, и былую воинскую славу. Вяло переходили под власть то одного, то другого князя, пальцем о палец не ударили для помощи Переяславлю и Чернигову. Но тут неожиданно в последний раз вскипела их столичная гордость. Забушевали на вече, оскорбились. Как посмели монголы обратиться к ним с таким предложением? К ним, матери городов русских?
Великий князь пробовал приструнить горожан, но его не стали слушать. Да и вообще авторитет Михаила упал — Чернигов погиб, реальной силы у него больше не было. Вышедшие из повиновения киевляне растерзали послов. Что ж, Менгу развернулся и ушел. Форсировать Днепр и брать Киев он не собирался. По планам Батыя, в 1239 г. операции ограничивались Левобережьем Днепра. А столичные жители ликовали! Ух какие они смелые! Прикончили нескольких татар, и напугали остальных. Лишь князь Михаил Черниговский понял, что Киев подписал себе приговор. Бросил Киев и подался на запад. Все туда же, в Венгрию. Возможность спасения видели не на Руси, а только оттуда. При дворе Белы IV собралась целая компания родственников — Михаил Черниговский, его сын Ростислав, двоюродный брат Мстислав, их союзник Котян…
Сплотить осколки Руси пробовал другой великий князь, Ярослав II Всеволодович. На случай дальнейшей борьбы в глубинах лесов строились запасные княжеские резиденции, эти мощные городища обнаружены археологами в Щелковском и Ногинском районах Подмосковья. Смоленского князя Ярослав полностью взял под свое покровительство. Заключил союз и с полоцким князем Брячиславом. Скрепили дружбу родством, Владимирский государь женил сына Александра на полоцкой княжне Александре. Свадьбу сыграли в Торопце — во Владимире и Переяславле еще храмы не восстановили после татар, в Смоленске после литовцев.
Но и ждать более спокойных времен не стали. А если не суждено их дождаться? К браку, к продолжению рода, в те времена относились совсем иначе, чем сейчас. Свадьбы считались не веселыми гулянками, а священным ритуалом. Люди не переставали венчаться в годины бедствий, тяжелых испытаний. Это было долгом русского человека, русского князя — погибли соплеменники, значит, нужно пополнение. Погибнет даже все поколение князей — им потребуются преемники. Пример подавал сам Ярослав II. Хоронил родичей, подданных, не знал отдыха в трудах по восстановлению княжества, а его благочестивая супруга приносила мужу новых детей. Теперь и Александру пришел черед произвести потомство, и отец благословил его на брак знаменитой иконой Божьей Матери. Ярослав II носил второе, христианской имя — Федор, и икона получила название Федоровской.
После венчания молодые отправились не к отцу, не к тестю. Александр сразу вернулся в Новгород. Это раньше князья были в избытке, сейчас их не хватало, столь важный город нельзя было оставлять без правителя. Однако в Новгороде князь повторил свадебные торжества. Разумеется, не ради забав и лишних пирушек. Важно было подбодрить людей, показать им — несмотря на все удары, жизнь продолжается. Но Александр хотел и соединить свою семейную жизнь с новгородцами, прочнее сплотить их вокруг себя.
Это было совсем не лишним, и находиться рядом с молодой женой князю довелось не долго. Вслед за бурей с востока на Русь надвигалась еще одна, не менее страшная — с запада. Ведь крестовый поход был уже объявлен. Его организаторы не сидели сложа руки. Реформированный Ливонский орден собирал в Эстонии бронированный кулак. Для подкрепления удара подключился папа Иннокентий IV, настоял, чтобы немцы помирились с датчанами. Орден противился, не желал делиться добычей, но Рим нажал на рыцарей и добился своего, в 1238 г. в Стэнби было подписано соглашение, крестоносцы возвратили датскому королю часть Эстонии, а он выделял Ордену войска. Иннокентий IV подключил к крестовому походу и Швецию. Ее правитель ярл Биргер охотно откликнулся, папские и епископские проповедники, королевские чиновники принялись вербовать шведских воинов, гарантируя им на том свете отпущение всех грехов, а на этом — русские земли и богатства.
