На длинной вытянутой поляне бьется упавшая лошадь, несколько всадников торопливо улепетывали, спешно настегивая коней. Мне послышался стон, подъехал к раненой лошади. Под ней, почти скрытый ее могучим телом, лежит придавленный всей конской тушей человек в очень странной одежде, с непокрытой головой.
Я соскочил на землю, придавленный увидел меня, прохрипел:
– Рыцарь… Хорошо… Запомни, Адальберт украл Кристалл Огня… Вернуть необходимо… Теперь это на тебе…
– Ну да, – сказал я бодро и опустился перед ним на колени. – Сейчас вытащим тебя из-под коня… потом подлечим, если ты ранен…
Он молчал, глаза странно застыли.
– Эй, – сказал я с натужной бодростью, – не спи, замерзнешь.
За спиной послышался топот, я не оглядывался, узнал стук копыт Зигфрида, у него после моего и гунтерового самый быстрый конь, потрогал придавленного за плечо. Пальцы ощутили тугое мясо, кем бы ни был незнакомец, но человек не слабый…
Зигфрид покинул седло, подбежал. Через кусты проламывались новые всадники, соскакивали на землю, быстро стащили с раненого конскую тушу и разорвали на нем одежду. Я охнул, в животе незнакомца огромная рана, кровь залила землю, теперь понятно, почему замолк и почему мои пальцы не ощутили отклика раненой плоти.
– Что-то успел сказать? – спросил Харальд.
– Какой-то Адальберт украл Кристалл Огня, – отмахнулся я. – Эх, надо было мне сразу… Может быть, еще успел бы… Я же не видел раны!
– Не терзайтесь, мой лорд, – сказал Алан торжественно. – Он умер как мужчина: в дороге!.. Это очень важно, чтобы не в постели, когда дряхлый старик, что подняться не может, а ему подсовывают горшки… И, без сомнения, этот человек был знатным рыцарем, хотя ехал без доспехов, взгляните на его одежду, на его исполненное достоинства и величия лицо! Говорите, Адальберт украл Кристалл Огня?
– Да, – ответил я, погибший лежит в свободной позе, на лице умиротворение, словно жуткая боль от смертельной раны отступили перед осознанием, что умер… не зря? Или что-то еще?
Зигфрид посмотрел на меня внимательно:
– И что сказал еще?
Я пожал плечами:
– Да ничего. Только и того, что Адальберт украл Кристалл Огня. И что теперь это дело на мне.
Он присвистнул, наступили тишина. Я огляделся, все смотрят на меня одинаково: сочувствующе, понимающе.
– Что ж, – вздохнул Алан. – Воля умирающего священна. Получается, это благородный человек…. А что благородный, в этом нет никакого сомнения, поглядите на него еще раз… этот благородный человек переложил бремя на ваши плечи, ваша милость.
Я отмахнулся.
– Что значит, переложил? Я не собирался принимать.
– Так вы отказались? – спросил Алан.
– Не успел. Он уже умер.
Он в задумчивости потер щетинистый подбородок, послышался скрип.
– Плохо дело…
– Почему?
– Вы ведь паладин, – сказал он со вздохом. – А паладины всегда держат слово.
– Я не давал ему слова!
– Но и не отказались? Значит, согласились. Теперь вы уже понимаете, что как бы ни искали оправдания… думаю, даже неустрашимые паладины иной раз хотели бы отдохнуть от тяжести своего долга… однако вы приняли последний вздох этого человека, стали наследником его воли, его незаконченного дела. Возможно, подвига! Хорошо бы, конечно, последнее. Он сам не будет знать покоя, пока не закончите то, что он… делал.
Все молчали, сопели сочувствующе, но во взглядах было одинаковое: да, сэр Ричард, мы вам сочувствуем, однако воля умирающего – священна. Теперь вы обязаны, повязаны…
Я сжал зубы, чувствуя глупость и чудовищную нелепость этого мира. Мало того, что на меня уже, оказывается, автоматически возложены какие-то обязанности уже тем, что я принял волшебные мечи… хотя не представляю еще, что за мечи и в чем их волшебство, так еще и этот долг! А я еще, может быть, еще и за те гномьи геммы не рассчитался!
Это мне, человеку очень комфортного мира, где мужчины не хотят принимать никаких обязанностей, даже феминизацию придумали, чтобы одним махом уменьшить их сразу наполовину, но и оставшиеся не хотим нести: увиливаем от уплаты налогов, от службы в армии, женщины у нас должны уметь защищаться сами, даже провожать их вечером нам либо лень, либо страшно…
– Да, – выговорил я с трудом, – да… Он так сказал. Я не отказался. И… не отказываюсь. Но я буду последним идиотом, если вот прямо щас ринусь отнимать у некого Адальберта этот Кристалл Огня. И где этот Адальберт? И куда я должен деть этот Кристалл Огня?
Алан сказал осторожно:
– Думаю, что, когда кристалл будет у вас в руках… вы узнаете.
– Хорошо, – ответил я раздраженно. – Я не отказался и не отказываюсь. Но сперва завершим объезд моих земель, я посмотрю, что нужно для их укрепления, потом у меня суд, затем я отправлюсь на турнир… а тогда посмотрим.
Рыцари переглянулись, но их глазам я понял, что все верно, это у мальчишек ветер в голове, могут сразу уря-уря, а такие солидные сеньоры, как я, хоть и очень молодые, но… солидные, знающие, сперва завершают неотложное, потом – срочное, а уж затем отправляются в долгие странствия, ибо как каждый христианин стремится хоть раз в жизни побывать у Гроба Господня, так и рыцарь всегда и всеми фибрами рвется в самый дальний поход.
Похоронив рыцаря, мы забрали его меч и щит, некоторое время ехали в суровом молчании. Потом ко мне приблизился Харальд, в глазах приличествующая случаю печаль, но лицо начинает расплываться в довольной улыбке.
– Взгляните, ваша милость! Вот это теперь тоже ваша деревня!
Справа от дороги несколько домиков, поля, сады, небольшое стадо коров на зеленом лугу, уйма водоплавающей птицы в озере.
Я отмахнулся, хотя только что хотел проехать по единственной улице, уперши левую руку в бок и горделиво посматривая на кланяющихся простолюдинов.
– Наша цель – оборона. Как я понял, вон за теми огородами уже не наша земля?
– Нет, надо еще до речки, там хороший луг, а вон те холмы уже на земле Герцикэ. Теперь уже он ваш сосед.
– Кто он?
Харальд подумал, сказал осторожно:
– Я знал его хорошо, но после того семь лет пробыл в темнице. Хотя не думаю, что сэр Герцикэ изменился уж очень. Вообще-то он не слишком воинственный. Земли у него бедноваты, зато медные и серебряные рудники, занимается торговлей, поэтому Одноглазому не был соперником, хотя со сменой хозяина, всякое может быть…
Пока он рассказывал, деревушка уплыла за спину. Осталось впечатление, что хотя Одноглазый и обдирал своих как липок, молодых девок забирал в замок на бесчестье и поругание, а парням давал копья и посылал в бой впереди своих отборных солдат, однако село не бедствует: земля богатая, урожаи высокие, в огородах полно корнеплодов, в лесах видимо-невидимо дичи, а в реках и ручьях – рыбы, в каждой семье не меньше десятка детей, а это значит, что людского материала на любые глупости хватает.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
