это знают. Люди в деревнях рождаются и живут в страхе, да и в городах не намного лучше. Встав поутру, никто не может быть уверен, что увидит следующий рассвет. Оборотни рядятся под обычных мужчин и женщин, колдуны и ведьмы запугивают целые провинции, вампиры сеют смерть от Корнуолла до Оркнейских островов. Тебе приходилось видеть трупы людей, в чьих жилах не осталось ни капли крови? А селения, мгновенно вымершие от невиданного и нежданного мора? А чудовищные ураганы, которые играючи выкорчёвывают вековые дубы? Никакими естественными причинами
такого не объяснить. Я это видел, мальчик… и многое другое видел тоже. Никогда не забуду разрытой могилы в Эбораке. Рядом с ней валялось извлечённое из гроба тело – раздетое, истерзанное, с оторванной головой. Месть и назидание другим! Ведь, рассказывали, в смертный час этот человек пытался отбиться от вампира осиновым колом…
Чародей умолкает и проводит рукой по лицу. Наступает долгая пауза, которую один из них прервать не спешит, а другой не решается.
– Адская саранча всё явственнее показывает когти, – наконец говорит Мерлин. – Шаг за шагом она подминает под себя острова́, устанавливая свои порядки и правила, и горе тому, кто вздумает сопротивляться. Хотя о каком сопротивлении может идти речь? Простой человек тут бессилен. Ещё немного, каких-нибудь двадцать-тридцать лет, и чёрный ужас окончательно возобладает. Нечисть необратимо размножится, короли и герцоги станут её вассалами. Она будет беспрепятственно собирать дань кровью и жизнями – это главное, что ей нужно от людей.
Осознав глубину пропасти, я основал Орден белых друидов и объявил нелюдям войну, – провозглашает он, повысив голос. – Король Артур мой замысел втайне поддержал. Увы, ничем, кроме доброго слова и толики средств, помочь он не в состоянии. Против тёмной рати все рыцари Круглого стола не в помощь.
– А церковь? – хмуро спрашивает внимательно слушающий Галахад.
Мерлин качает головой:
– Церковь слишком молода и неопытна, чтобы противостоять натиску дьявольских отродий. Пастыри становятся их жертвами, как и прихожане. В поисках спасения люди бегут в храмы, это правда, но и там не находят защиты. В одну каледонскую часовню ворвались чудовища, растерзали два десятка человек и выгрызли сердце у священника, пытавшегося остановить их молитвой… Когда-нибудь церковь выстрадает слова́ и ритуалы, которые смогут останавливать нелюдей. Когда-нибудь она научится превращать свою святость в оружие. Так будет. Но пока…
– Ну, а твой Орден? Что он может?
– Мы достаточно сильны, чтобы бороться с нечистью, – задумчиво говорит Мерлин. – Тёмной силе мы противопоставляем силу светлую, идущую от природы – от солнца, лесов, холмов, рек. На то мы и друиды. Наши чары убивают нечисть везде, где только она встречается. Кроме того, мне удалось создать несколько амулетов, которые разят нелюдей наповал. Но их слишком много! – почти выкрикивает он вдруг, сжимая кулаки. – А в последние годы появились твари, которым и вовсе нет названия в человеческом языке. Мы не успеваем их уничтожать. И мы тоже несём потери! Что толку выигрывать отдельные битвы, если нет сил, чтобы выиграть войну?
Словно обессилев от неожиданной вспышки, чародей снова садится и залпом пьёт вино. Галахад смотрит на него в замешательстве.
– Вот оно как, – бормочет он. – Конечно, в монастыре мне много рассказывали о происках нечистых, да и в странствиях насмотрелся всякого, но чтобы всё было так плохо….
– Всё гораздо хуже, – горько возражает Мерлин. – Я не рассказал тебе и сотой доли того, что творится вокруг. Орден бьётся с нелюдями один на один, и нам, как воздух, необходим союзник.
– И поэтому ты хочешь, чтобы я передал тебе…
– Ну, конечно! – перебивает Мерлин. – Нашим союзником станет Грааль.
– Но каким образом?
– Испускаемые чашей незримые лучи святости поражают нечисть. Попросту говоря, в этих лучах нелюди горят, как просмолённые факелы. С Граалем мы пройдём всю Британию, от провинции к провинции, от острова к острову, и очистим землю от адских полчищ. У меня есть план действий, который теперь не время и не место излагать, но главное я сказал. И тогда мы выиграем эту войну, мальчик…
Опустив голову, Галахад напряжённо думает. Затем произносит:
– Ну, предположим… Я знаю и люблю тебя много лет и, конечно, доверяю. И ты чуть ли не единственный в мире, кому я мог бы оставить Грааль. Но как ты себе это представляешь? Только не обижайся, но ты же друид, языческий жрец, а чаша – христианская святыня. Она просто не дастся в твои руки. Хуже того: она тебя может поразить…
– Не думаю, – серьёзно говорит Мерлин. – Чаша в каком-то смысле разумна. Не зря ведь у неё появилось имя собственное – Грааль. Она не отвергнет того, кто борется с чёрной силой. Скажу больше: в этой войне Граалю предстоит стать не только оружием, но и знаменем… Впрочем, что рассуждать? Давай сделаем опыт! Если чаша позволит взять себя в руки, значит, я прав, и ты с чистой душой можешь доверить её мне. Если же поразит… ну, так тому и быть. Я готов рискнуть.
– Договорились, – решительно произносит рыцарь.
С этими словами он подходит к шкафу и без видимых усилий сдвигает в сторону. Взгляду открывается небольшая дверь в стене, ключ от которой Галахад снимает с шеи. А за дверью, в глубокой нише, установлен миниатюрный деревянный алтарь. Его венчает металлическая чаша на высокой ножке, инкрустированная самоцветными камнями. Рыцарь крестится и преклоняет колено.
– Здравствуй, Грааль, – шепчет он.
При виде хранителя чаша начинает сиять мягким тёплым светом.
Поднявшись, Галахад пропускает Мерлина. Чародей в свою очередь низко кланяется чаше, без колебаний протягивает руку, бережно снимает с алтаря… И ничего не происходит! Грааль спокойно лежит в ладони мага, только свет его немного тускнеет. Рыцарь следит за происходящим, затаив дыхание.
– Я был прав, – говорит Мерлин, чуть задыхаясь, и только теперь становится ясно, как он волновался. – Чаша признала меня. Что скажешь, Галахад? Ты согласен доверить мне Грааль?
Рыцарь пожимает плечами:
– Если чаша сделала выбор, как я могу возражать, – произносит он, глядя в пол.
– В твоих словах звучит ревность, – негромко замечает Мерлин, качая головой. – Но на что обижаться? Я сказал, что чаша признала меня, однако вернее сказать – признала дело, ради которого я за ней пришёл. И тут уже неважно, язычник я или христианин… Притом она чувствует, что ты уже почти на небесах, Галахад. А её удел стоять на страже мира земного…
Юноша поднимает голову.
– Быть по сему, – говорит он, протягивая старому чародею руку.
Вадим Телепин