Вот так. Меня даже не спросили. Странно, что вообще объяснили.
С другой стороны, хозяин обо мне заботится. Уже не беременной, но родившей ему долгожданного сына. И внимание обращает не только на него, но и на меня.
Может, я напрасно его обвиняю, может, он и не хотел ничего дурного? Ребёнка ведь по первому требованию принести. Моему требованию. Слишком для торхи. Я же рабыня, или?
Рано об этом говорить, но мне кажется, что-то есть, если он на глазах у супруги успокаивает меня, если посылает в оранжерею за цветами. 'Если' накопилось много, но отдаваться во власть иллюзий я не хотела. Да и не время теперь, мне о малыше нужно думать.
Попросила кормилицу подать подарок норна — нужно же взглянуть, хотя бы из вежливости. Раскрыла бархатный футляр и вскрикнула: там было колье. Колье, за которое можно было купить город. Я мало что понимала в драгоценных камнях, но эти… Изумительной чистоты, сверкающие гранями, зелёные и кристально прозрачные бриллианты, целая россыпь бриллиантов разных размеров. Они же такие редкие! Так что про город я серьёзно. Допустим, не Гридор, но любой провинциальный — вполне.
Судя по всему, вещь старинная, такие обычно по наследству передаются.
И это мне?! Хозяин сошёл с ума! Я не могу этого принять. Куда я его надену, куда спрячу? Это украшение для норины, для виконтессы Тиадей. Пусть подарит супруге, а если не желает, то дочери.
А я… Шоан, никогда не думала, что это скажу, но я не стою столько, сколько эти камни. За меня отдали четыреста пятьдесят цейхов, значит, и подарки должны быть соответствующими.
Сумасшедший, о чём он думал? Я верну колье, по-другому нельзя. Да, оно обеспечило бы меня на всю оставшуюся жизнь, но я не могу присвоить реликвию чужого рода. Это бесчестно, мне совесть не позволит продать её.
Дрожащими руками захлопнула крышку и убрала футляр под подушку. Не нужно было открывать его при кормилице — какой соблазн, даже у честного человека.
Проснулся сын, заплакал. Кормилица на несколько минут забрала его, сменила пелёнки, заодно показав, как надо пеленать, и отдала обратно, чтобы я покормила. Сделала я это неумело, поэтому самой было больно. Или маленький норн так сильно проголодался?
Принесли обед, и сына забрали в детскую. Я была против, но кормилица не реагировала на мои увещевания и истерики, сказав, что принесёт на следующее кормление.
— Ещё успеете намучиться, сами не рады будете, — усмехнулась она.
Женщина оказалась права: без её помощи я не справилась бы, потому что, как выяснилось, мало что могла.
Когда вечером снова зашёл хозяин, я уже более-менее привела себя в порядок: лежала, но умытая, расчёсанная. Но сонная — видимо, в еду что-то подмешали, потому что после обеда я снова заснула.
Сын сосал грудь. Такой серьёзный, увлечённый процессом.
Последнее кормление для меня на сегодня, потом поесть и спать.
Норн скользнул взглядом по нам обоим и присел на стул, терпеливо дожидаясь, пока кормилица унесёт малыша. Я его не стеснялась, — глупо, право, слово! — полностью поглощённая сыном. Казалось, никогда не смогу на него насмотреться.
Наконец ребёнка унесли.
Мне показалось, или хозяин поцеловал его в макушку?
— Ну как, успокоилась? Через два дня нужно будет вверить его покровительству богов и дать имя. Первое я уже выбрал — Аджентин, в честь прадеда, второе предоставляю право придумать тебе. Можешь и кеварийское, неважно.
— Рагнар, — подумав немного, ответила я. — Если это возможно, хозяин.
— Разумеется. Значит, уже заранее решила?
Я кивнула. Во время беременности я действительно придумывала имя будущему ребёнку, хотя догадывалась, что моего мнения не спросят.
— Рагнар, — задумавшись, норн будто попробовал имя на вкус. — Аджентин Рагнар альг Тиадей… По-моему, наоборот звучит лучше. Выбирай.
От удивления я открыла рот, как рыба, а потом пролепетала:
— Но вы же хотели в честь прадеда…
— Могу и передумать. Рагнар — это ведь араргское, а не кеварийское. 'Бесстрашный'. Так кем же он будет: бесстрашным или благородным? — усмехнувшись, он хитро посмотрел на меня. — И, как думаешь, что я выбрал?
— Полагаю, что как коннетабль…
— Умница! — улыбка тронула его губы. — И без тщеславия обойдётся. Подарок понравился, или не открывала?
— Я как раз хотела… вернуть его, хозяин, — порывшись под подушкой, я достала футляр, села и с поклоном протянула ему. Не взял, даже руки не протянул, так что пришлось положить себе на колени. — Я ценю вашу заботу и щедрость, но разумно ли торхе принимать подобные вещи? Если вам угодно увидеть его на моей шее, то для этого вовсе не нужно дарить. Оно слишком дорогое для меня и лучше подошло бы норине Мирабель.
— Ей я такого дарить не намерен, — недовольно сжал губы хозяин. — Бери, ты заслуживаешь его. Твои глаза — как эти бриллианты.
— Они ненастоящие? — с робкой надеждой спросила я.
— Настоящие. Им сто лет.
Я испуганно замотала головой:
— Вы сами пожалеете, хозяин. Это украшение для норины.
— Оно твоё, и это не обсуждается. Не желаешь ни разу надеть — будет лежать и ждать, пока ты передумаешь. Но раз колье не нравится, то деньги возьми. И не воспринимай их как плату за наследника. Мирабель рассказывала, как ты на витрины магазинов смотришь.
Обиделся. Скрывает, но обижен. Что я отказалась принять подарок. И всё равно не забрал, не прикоснулся. Просто сидит и смотрит, холодно, отстранённо.
Как же он изменился! Даже разговаривает со мной иначе, реагирует иначе. И подарки дарит с каждым разом всё дороже. Я бы поняла, если бы похвастаться щедростью перед друзьями хотел, но фамильное колье… Это так серьёзно, такими вещами не разбрасываются. Если только он не хотел мне этим что-то сказать.
Благодарность за сына? Конечно, он для него дороже денег. И, если я хоть что-то понимаю, должна теперь занять то самое привилегированное положение, о котором мне рассказывали ещё после покупки. А это означает больше свободы. И шаг к настоящей свободе. Пусть сын пока немного подрастёт, а я за это время сумею всё подготовить.
А всё же норн ко мне не равнодушен. И не как к вещи.
Выданные мне карманные деньги были баснословными — сорок цейхов! На них можно было купить двоих хыр, причём, хороших, а на сдачу попировать в лучшем ресторане города и приобрести кучу безделушек в парфюмерной лавке.
Ожерелье я всё же померила пару дней спустя: хозяин приказал. Надел сам и поцеловал в шею, некрепко обняв. Оно действительно мне шло, сливалось с глазами. Правда, поверх домашнего платья смотрелось нелепо.
По-прежнему носила серый наряд торхи, но не потому, что такова была воля норна, а потому, что так удобнее было кормить Рагнара.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
