когда У Иньлин вдруг воскликнул: «Кто это? Смотрите, в небе!» Когда на землю опустилось несколько сотен человек – незнакомых, в темно-серых с белым ханьфу. Когда вперед вышла женщина – молодая, хрупкая, в воинском одеянии, – когда поприветствовала других глав, когда представилась Цинь Мисюин, когда сказала, что ее клан хочет помочь – безвозмездно, лишь чтобы уверить в своих добрых намерениях. Когда Янь Хайлань согласилась на это от имени всех кланов. Когда они сели обсуждать план дальнейших действий.
Из оцепенения его выдернуло прикосновение к волосам. Шуньфэн вздрогнул, очнулся, только сейчас осознавая, как же он продрог. Ци ворочалась в теле медленно, вяло, зато чужое плечо под его пальцами ощущалось теплым и живым. Он осторожно разжал пальцы. Вэй Юншэн сидел все в той же позе – лишь голова его тяжело упала на грудь, и юный заклинатель не мог понять, уснул ли он, потерял сознание, погрузился ли слишком глубоко в себя…
– А-Фэн.
Голос матери, непривычно мягкий и нежный, заставил Шуньфэна поднять взгляд. Янь Хайлань стояла перед ним; тусклый закатный свет золотил ее темные волосы, сглаживал черты лица, отражался в глазах, делая их одновременно тревожными и грустными.
– Муцинь? – его собственный голос охрип от долгого молчания, связки не слушались.
– А-Фэн, мы нашли способ избавиться от твари. Я поведу отряд. Мы заманим птицу в ущелье, она неизбежно застрянет, и появится шанс ее добить – куда больше тех, что были до этого.
Шуньфэн смотрел на нее, слушая и не понимая. Зато глава Янь понимала его прекрасно. Она улыбнулась – искренне, не одними уголками губ, как это бывало обычно, – и погладила сына по голове. Тот невольно потянулся за прикосновением, ошеломленный, потерянный, но она сделала шаг назад.
– А-Фэн, мне пора идти.
– Муцинь…
– Тварь не будет ждать. Еще немного – и будет поздно.
Она отступила, развернулась и быстро зашагала прочь.
Шуньфэн подавил безотчетное желание схватить ее, не дать ей уйти, сам не зная почему. Потом вдруг в его голове пронеслась какая-то мысль… Он вскочил и, не чуя под собой ног, бросился к краю ущелья.
Заклинатели уже сновали внизу – ловкие тени на мечах, серые птицы. Чудовище, мотая из стороны в сторону огромной головой, металось за ними следом, молотило крыльями по земле, словно не понимало, кого схватить первым. Наконец, достаточно разъярив тварь, они метнулись к узкому концу ущелья. Впереди всех – Янь Хайлань: стройная высокая фигура, громкий командный голос, отточенная решительность в каждом движении.
Вскоре заклинатели скрылись за скалами. Птица ринулась за ними, и, едва она исчезла среди камней, с края обрыва сорвался вниз еще один отряд.
Шуньфэн не мог не спикировать следом. Он не был уверен, что сможет лететь, но летел. Что-то гнало его, что-то…
Ущелье и правда оказалось слишком узким для птицы: она застряла в паре десятков чжанов от входа и яростно билась, сотрясая скальные стены. Несколько заклинателей выскочили оттуда, взвились вверх, потом еще и еще… Птица каждый раз дергалась все сильнее, пыталась повернуть за ними клыкастую голову, но неизменно отвлекалась: Шуньфэн видел среди стен яркие голубовато-белые вспышки. Что-то удерживало ее внимание, перетягивало все на себя.
Не что-то – кто-то. Шуньфэн знал кто.
Это походило бы на привычную божественную охоту, если бы птица ревела или издавала хоть какие-то звуки. Но стояла тишина, нарушаемая лишь беспорядочным, обезумевшим стуком и приказами Янь Хайлань откуда-то спереди, из ущелья. Отряд ждал, и Шуньфэн ждал вместе с ним. Чудовище билось все слабее и слабее, словно и правда теряло силы, и У Иньлин уже готов был подать сигнал к атаке, но тут тварь дернулась особенно резко: на мгновение показалось, что она вот-вот освободит голову, – но тут одна из стен ущелья не выдержала, треснула и с грохотом обрушилась вниз, прибивая чудовище к земле.
– Вперед! – крикнул У Иньлин и первым бросился к гаснущей туше с обнаженным клинком. Ободренные заклинатели хлынули за ним широким потоком, выкрикивая что-то, смелея на глазах, наполняя мечи духовной силой.
Шуньфэна шатало. Они что, не понимают?..
Он соскочил на землю, мгновенно утонув в пепле по щиколотку. Пошел, побежал, полетел вперед, расталкивая людей, не обращая уже внимания на жар и вонь чудовищной туши, на ее предсмертные судороги, на то, как ее корежит и выкручивает. Его задело гигантским затухающим крылом, швырнуло вперед и в сторону, ударило о камни, но он даже не заметил – впереди громоздился завал, из-за него не раздавалось ни звука.
Шуньфэн напряг всю энергию, что еще оставалась в нем, но духовное чувство проходило сквозь пространство, как нож через воду, не встречая ни отклика, ни сопротивления.
За завалом не было никого живого.
Ни-ко-го.
Он рухнул на колени. Вцепился пальцами в ближайший валун, зная, что не сможет сейчас даже сдвинуть его, потянул на себя, ломая ногти и раздирая пальцы в кровь, упал назад, на спину, взметнув тучу пыли.
Небо над ним было темным и пустым. Пепел падал с него, точно снег.
Шуньфэн ударил кулаком по земле и заорал, потом зарыдал, не видя и не слыша уже ничего.
Муцинь. Муцинь.
Мама…
Они победили. Но это не принесло ни радости, ни облегчения.
* * *
Говорят, мало что может сравниться с цветущей зимней сливой, победительно раскрывающей нежные алые цветы навстречу снегу и морозу. Говорят, благородному мужу подобает брать с нее пример и стойко противостоять невзгодам, сохраняя чистоту. Увы, Ючжэню не оставили возможности спокойно любоваться сливой издалека, как и какими-либо иными цветами. Да и вырастут ли они когда-нибудь на этой истерзанной земле? Здесь даже жажду утолить получается с трудом[406]: мелкие родники и ручьи изошли паром от близости чудовища, а отведенная из соседней долины река замутилась пеплом и песком, пока тварь барахталась в ней, придавленная камнями.
Конечно, он понял, что грядут огромные перемены – и грядут стремительно – еще тогда, когда они вернулись из Далян и обнаружили, что старший брат Цинь Мисюин собрал верных ему людей и отправился завоевывать земли Чу Юн во имя восстановления справедливости. Безусловно, Ючжэнь мог его понять, но насилие еще никогда и нигде не могло решить никаких разногласий. Своим поступком Снежный Беркут перечеркнул грамотно и кропотливо выстраиваемый план прежнего главы Цинь, и теперь договор с главами Вэй о добыче печати оказался бессмысленным. Было лишь вопросом времени, когда о вторжении в земли Чу Юн узнают прочие кланы, а за ними и император. С этого мига все попытки уладить дело миром уподобятся попытке поймать в воде отражение луны.
Оправившись от первого потрясения, Цинь Мисюин не стала паниковать и предаваться отчаянию, а дала клану сутки на отдых и сборы.
«Бесполезно срываться с места сейчас, – жестко сказала она, – брат уже далеко отсюда, а мы только потратим силы и время. Лучше подготовиться как следует и попытаться взять его на месте».
На рассвете следующего дня Ючжэнь, уже готовый к путешествию, нашел Цинь Мисюин на берегу озера.
«Грядет осень, а с ней и разлука с этим местом – вместе с ним и с прошлым, – задумчиво сказала она, глядя на озеро. – Здесь прошла вся моя жизнь, но мне не жаль уйти и не оглянуться. Утром ли, когда ветер приносил весну, или вечером, когда роса чиста и кричит журавль, ночью ли под осенней луной или днем под летним солнцем – это озеро дарило нам убежище и пропитание. Знаешь, сяошуцзы, я часто играла на флейте ди у этих берегов, и звуки уносились вслед за ветром, то застывая, то рассеиваясь вдали, и оставались надолго среди камышей, дымкой подернутых волн и луны…[407] Ничто не будет прежним, потому не стоит жалеть и сомневаться».
Все боеспособные члены клана, забрав оставшееся оружие и артефакты, отправились вместе с Цинь Мисюин. В Тайном Приюте остались лишь немощные старики, дети и младшие ученики, еще не получившие мечей, – под предводительством Цинь Шаньина они укрылись в пещерах на горных склонах; если вдруг в долину пожалуют карательные отряды других кланов, отыскать прячущихся будет непросто. Само собой, Ючжэнь сопровождал главу клана, и через сутки вместо холодного чистого неба и острых горных вершин его встречали
