К кампусу они подъехали в 10:30 утра. Там уже толпились приехавшие новички и встречающие их старшие студенты. Только они остановились, к ним подбежали несколько ребят и девушек.
— Как тебя зовут? — наперебой спрашивали они и, окружив, повели в его комнату.
Лешка заулыбался, переговариваясь с ними, и сразу позабыл про Лилю с Алешей. Они пошли за ним. Комната на двоих была большая, удобная, с хорошей мебелью, туалетом и душем. Лиля выставила на стол печенье, конфеты и фрукты — угостить его соучеников.
Кругом царила оживленная суета, в коридоре и в комнатах стоял веселый гул молодых голосов. Лиля присматривалась к ребятам некоторое время и гордо сказала Алеше:
— А наш Лешка — один из самых высоких.
После этого они собрались уехать и хотели попрощаться с сыном, но уже больше не могли застать его наедине — он все время был в окружении ребят. Только провожая их до машины, он тоже как будто немного взгрустнул.
Уже садясь в машину, Лиля сунула ему в руку двести долларов.
— На первые расходы.
— Ну, спасибо вам за всё, — сказал на прощание Лешка.
«Всё» — это вся их предыдущая жизнь.
По дороге домой они больше молчали, слушали музыку Чайковского и Шопена, любимую кассету Алеши. Солнце уже садилось, освещая дорогу последними лучами. Уходящий день бросал косые пучки света на те же холмы и леса, которые они проезжали утром. И этот закат был таким же грустным, как и музыка, и их настроение.
Когда они вошли в квартиру, Лиля медленно обошла пустую комнату Лешки.
— Синдром опустевшего гнезда, — сказала она и тихо заплакала.
— Не расстраивайся, Лилечка, это сама жизнь, — шептал Алеша и гладил ее по голове.
47. В городе теней
Рабочая жизнь в американских госпиталях начинается очень рано. Лиля вставала в 4:00 утра, наспех пила кофе и ехала в Бруклин. Дороги ранним утром еще пустынные, и она с удовольствием проезжала роскошный деловой район Манхэттена. Светились тысячи окон небоскребов, она искренне любовалась этими стройными громадами. Их строгая красота захватывала дух, они символизировали величие Америки. Потом Лиля сворачивала на Бруклинский мост и въезжала в центр Бруклина с его широкими улицами. Это тоже был красивый район, но более старой архитектуры, без небоскребов. При приближении к Южному Бруклину картина менялась. Какой контраст! Смотреть на улицы не хотелось, это был город теней прошлого. Если верно, что не место красит человека, а человек место, то про этот район можно было сказать: не место уродует человека, а человек изуродовал место.
Лиле, как младшему резиденту, всегда доставалась самая тяжелая и неприятная работа — принимать новых больных в отделении неотложной помощи, делать анализы, заполнять истории болезней.
В этот день она принимала чернокожего пациента тридцати лет. У него была высокая температура, анализ крови показывал, что это септический эндокардит — опасное заражение крови с воспалением внутренней оболочки сердца. У наркоманов, вводящих наркотики в вену грязной иглой, это случается часто.
Лиля заполняла историю болезни, нужно было задать положенные вопросы.
— Какая у вас работа?
Он с непониманием таращился на нее, беспокойно вертелся, не отвечал.
— Ну, кем вы работаете?
— Док, я не работаю.
— А раньше работали?
— И раньше не работал. Я никогда не работал, док.
Никто из этих людей не работал, ответ был стандартный, Лиля скоро вообще перестала спрашивать про работу.
— Наркотики употребляешь?
— Угу, потребляю. Отпусти меня, док, мне бы уйти.
— Когда подлечим, тогда и отпустим. Какие наркотики?
— Да я все перепробовал. С тринадцати лет, док.
— Кокаин нюхаешь? Героин колешь?
— Док, да все я нюхаю, док, все колю. Три раза в день.
Руки, ноги и шея его были в рубцах после грязных уколов. Крупные вены были зарубцованы. Но наркоманы так изощрились во введении наркотиков, что умели попадать в мелкие вены между пальцами и даже в вены пениса.
— Зачем тебе колоться три раза в день?
— Мне иначе нельзя, док, я живу под большим напряжением (big pressure). Мне надо сто пятьдесят, а то и двести баксов.
— В неделю?
— Каждый день, док. Отпусти меня, я человек (I am human).
Они часто повторяли: «Я человек, я человек…» В США они усвоили основы гуманного, уважительного отношения к людям и требовали к себе того же.
Какой у него источник денег, Лиля не спрашивала — наверняка воровал, а то и грабил. Она поместила его в большую палату на двадцать человек. Теперь ей надо было найти вену, чтобы ввести постоянный катетер. Найти удалось с трудом — в глубине тканей, у шеи справа. Введение иглы происходило под местным обезболиванием, пациент корчился от боли:
— Я человек, док!.. Отпусти меня, док!..
Лиля с трудом нашла незарубцованную вену, вставила катетер в вену и назначила внутривенное введение сильных антибиотиков. Но на этом дело не кончилось. В той же палате лежал наркоман из другой шайки. Через какое-то время они подрались, и второй вырвал у первого катетер из вены. Палатная сестра вызвала Лилю и охранника, здоровенного черного детину. Пришлось Лиле опять вводить катетер. На этот раз было еще трудней — в глубокую вену под правой ключицей. Держать больного помогал пожилой санитар — уборщик. Лиля часто видела его вытирающим полы и обратила внимание, что работает он старательно.
Тот, что выдернул катетер, лежал связанный на соседней кровати и вопил:
— Развяжите!.. Я человек!.. Развяжите!.. Я плачу за лечение, это все на мои деньги!..
Санитар сказал Лиле:
— Доктор, не верьте ему, я его знаю: ничего он не платит, он бездельник и бандит. — Он подошел к кровати и четко произнес парню прямо в лицо: — Кто, ты платишь? Да ты ни дня не работал за всю жизнь! Это я плачу налоги за тебя и за таких, как ты, скотина! Я приехал в Америку двадцать лет назад из Тринидада и на следующий же день пошел работать в этот госпиталь. Я работаю здесь двадцать лет и пятерым детям сумел дать образование. А такие паразиты, как ты, только засоряют Америку. И все за наш счет, за счет тех, кто платит налоги.
Палатная сестра сочувственно кивала головой:
— Правильно он говорит, все они живут в Америке за наш счет, мы за них платим налоги. Их бы в страну не впускать, а им наоборот, создают все условия для безделья, это развращает их, — она даже плюнула в сторону крикуна.
Лиле интересно было слушать, как такие же чернокожие эмигранты, рабочие люди, относились к тем паразитам, которые составляли большинство в их районе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
